Театр китового уса - Джоанна Куинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведущая в комнату мадемуазель Обер дверь в дальнем конце чердака заперта, а пространство за ней напряженно от тишины, как будто кто-то стоит без движения и внимательно слушает. Тарас шумно дергает за ручку, затем переходит к соседней двери поменьше, за которой кладовка с низким потолком, в которой хранятся ящики, чемоданы и модель индийского дворца из слоновой кости.
Один из ящиков лежит на боку, выплеснув трости для ходьбы, ятаганы и копья. Картины и гобелены беспорядочно сложены у стен вместе с треснутыми стеклянными кейсами с чучелами тетеревов и перепелов, тогда как рамы с головами антилоп лежат на полу, бездумно пялясь вверх. Позади чучело слоненка на колесиках шатко прислонено к викторианской детской люльке, а в затянутом паутиной углу за люлькой башня из книг, украшенная яблочным огрызком, записной книжкой и чем-то похожим на нарисованную от руки карту, придавленную каменной бирюзовой фигуркой.
– Что все это такое? – спрашивает Тарас.
– Я не часто сюда заглядываю, – говорит Розалинда, поднося к лицу носовой платок. – Кажется, эти вещи собирал отец моего мужа, Роберт Сигрейв – великий путешественник.
– Собирал? – говорит Тарас. – Будто они как багаж ждали, когда он заберет их домой. Полагаю, они никому не принадлежали, пока дедушка их не нашел.
– Не уверена, что понимаю вас, – говорит Розалинда. – Многие из этих предметов – антиквариат. Они не просто валялись где-то.
Тарас забирается в каморку, опрокидывая голову антилопы по пути к бирюзовой статуэтке за колыбелькой. Места, чтобы развернуться, ему не хватает, и с фигуркой в руках он выходит спиной вперед, как огромный автобус, дающий задний ход.
– Это – это творение – египетская богиня, нуждающаяся в поклонении. Кто поклоняется ей здесь?
– Это богиня? – говорит Кристабель.
– Нам нужно ее вернуть? – говорит Дигби.
– Она ценная? – спрашивает Розалинда. – Мы могли бы более ценные предметы переместить вниз.
– Теперь, когда у нее есть цена, вы ее желаете, – говорит Тарас.
– Я ничего не знаю о ее цене, – Розалинда смеется – сухой, натужный звук.
– Если она вам так нравится, мистер Ковальски, почему бы не сделать предложение? – говорит Перри. – Вы же продаете свои картины.
– Деньги – величайший разрушитель искусства, – говорит Тарас.
– Разве? – говорит Розалинда. – Многие известные мне художники считают деньги большим подарком.
– Подарок, что становится лишь тяжелее и тяжелее, – говорит Тарас, нежно стирая пыль с бирюзовой скульптуры – сидячей фигуры с головой льва.
– Уверена, у каждой семьи на чердаке есть коробки. Семейные сокровища, спрятанные на черный день, – дрожащим от волнения голосом говорит Розалинда.
– Разве в Англии большую часть года небо не черное? – отвечает Тарас.
– Все это очень интересно, – говорит Розалинда, – но мне необходимо переговорить с Бетти насчет гребешков. Если позволите, дети будут очень рады показать вам дом, уверена. – Ее аккуратные шаги удаляются по деревянному полу. Толпа на чердаке расступается, чтобы дать ей дорогу, затем собирается снова.
– Прошу прощения, мистер Тарас, – говорит учитель Дигби, – вы, кажется, сказали, что этот предмет – богиня?
– Египтяне называли ее Сехмет, – говорит Тарас. – Богиня огня и войны. Она защищала фараонов в битве и по пути в загробный мир.
Миртл вглядывается в Сехмет.
– У меня есть похожий objet[19] из Нидерландской Новой Гвинеи. Примитивное искусство увлекательно.
– Я не знала, что это богиня, – говорит Кристабель.
Тарас поворачивается к ней.
– Но тебя к ней тянуло, нет? Ты хранила ее рядом. Там ведь твое хранилище, не так ли?
– Что ты там делала, Криста? – говорит Ов.
– Ничего. Я захожу туда, когда захочется, – говорит Кристабель.
Тарас кивает.
– Подсознание ведет нас к мистическим символам, и мы должны переводить их. У детей сильная связь с этим инстинктом. Что еще ты делаешь здесь, Кристабелла?
– Ничего. Я рисую карты. Пишу пьесы. Истории.
– И как давно ты занята этой работой? – спрашивает Тарас.
Кристабель хмурится.
– Это не уроки.
– Ты начала работу художника. Так это и происходит. Чердаки. Тайные уголки, – говорит Тарас. – Это работа твоей души.
– Я не художник, – говорит Кристабель.
– Ты в себе сомневаешься? – говорит Тарас.
– Нет, – отвечает она.
– Хорошо. – Тарас стряхивает пыль с богини, затем передает ее Кристабель. – Храни ее. Она тебя призвала. – Затем он поднимается в полный рост и объявляет, будто о принесенных из дальнего королевства вестях: – Я голоден.
Набившиеся на чердак люди топчутся, а потом начинают тянуться к лестнице – кроме Ов, втискивающейся в кладовку, – когда Тарас оборачивается к Кристабель.
– Чей ты ребенок, хранительница кита? Не Розалинды. В это я не поверю. И определенно не этого рыжеволосого мужчины с женственным ртом.
– Мистер Уиллоуби Сигрейв, – вставляет Перри. – Хозяин этого дома.
– Мои родители мертвы, – отвечает Кристабель.
– Я не видел никого похожего на тебя на портретах, – говорит Тарас. – Кроме разве что того, с носорогом.
– Дедушка Роберт, – говорит Кристабель. – У меня его охотничий нож.
– Но в нем нет твоей свирепости. Возможно, только у женщины может быть такая свирепость. Где портреты твоей матери?
– Их нет, – говорит Кристабель.
Перри ловко встревает:
– Возможно, я могу помочь. Полагаю, портреты Аннабель, покойной матери Кристабель, были возвращены в ее родовое имение после смерти.
– Где ее родовое имение? – спрашивает Тарас.
– Его больше не существует, – говорит Перри. – У матери Кристабель было два брата – оба убиты на войне, и очаровательная младшая сестра, последовавшая за мужем в Индию, поэтому имение Эгнью досталось дальнему родственнику из Суффолка, если мне не изменяет память. Я слышал, он продал дом и его содержимое, чтобы покрыть налоги на наследство. Печальная история, но не уникальная.
– И ничего не осталось дочери мертвой дочери, – говорит Тарас.
Кристабель кидает на Перри пронзительный взгляд.
– Это мое родовое именье, – говорит она. – Чилкомб.
– Конечно, – говорит Перри, а затем хлопает в ладоши: одинокий ровный звук англичанина, восстанавливающего порядок. – Не знаю насчет остальных, но я бы пропустил стаканчик. Позволите? – Он предлагает руку Миртл.
– Здесь наверху жара как в аду, – говорит поэтесса, и компания удаляется, оставив детей на чердаке.
Ов, вспотевшая и покрытая паутиной, снова возникает из кладовки с плюшевым слоненком. Дигби помогает ей вытащить его на свободу, а затем поворачивается к Кристабель:
– Мистер Тарас сказал, что твоя богиня присматривает за людьми в посмертии? Возможно, ее достали из гробницы.
– Возможно, Дигс. Она вполне может быть и проклята, – говорит Кристабель.
Ов поднимает глаза от слоненка, чью голову ласково гладит.
– Я чувствую мистическую привязанность к этому слону. Разве у него не милая мордочка? Я назову
