Далеко ли до Чукотки? - Ирина Евгеньевна Ракша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рев машины прервал его мысли. С гулом нагнал голубой бензовоз, порожняком грохочущий вниз по тракту. Приветственно погудел ему дважды и так быстро понесся дальше, что обрадованный Сергуня не успел разглядеть даже номера, не успел отгадать, чья машина. «Ну и лихачит!» — подумал он ласково о шофере. Но, не зная, кто это, представил их сразу всех вместе за столом в «экспедиции» — и Генку Смородина, и алтайца, и Ивана Свинцова.
Он шагал вдоль деревни по темной, занавозившейся дороге. Гудели над головой провода, гудел ветер, окна глядели на реку темно и понуро. Но за ликом каждого дома старику виделись лица деревенских, и он весело вообразил, как вечером, когда зажгутся огни, весть о его удаче понесется из дома в дом. Прибежит, ахая, словно квочка, Зинаида, всплеснет над шкуркой руками, головой закачает: «Вот уж и правда невидаль! Ну это надо же! Надо же! Сколь рыжих видела. Но чтоб такая в наших местах…» Следом придет вразвалочку ее муж Алексей, постоит молча и независимо — видали, мол, мы такое, а у самого глаза загорятся, каждое слово будет ловить — не упустит. Заскочит вечером из сельсовета и Клавдия Мартьянова. Пораженно вскинет собольи брови, обнимет его, сидящего у стола, за плечи: «Ну вот всем ты у нас заслуженный, Сергей Иванович, всем. Тебя на доску Почета надо!» А уж про «экспедицию» и говорить нечего — там будет шороху. В «экспедицию» он сам лису понесет, пусть полюбуются парни. Пусть поглядит Борька Котарев, на что еще он, старый старик, способен.
Только вот чтò он будет делать со шкуркой, Сергуня еще не знал. Почему-то не представлял себе этот дивный мех на Лучихе, на широких ее плечах. И даже мысль такая показалась ему нелепой. И уж тем более не представлял он шкурку на прилавке Варакина, в заготпункте. Может, тихо, не объявляя, отнести ее вечером в родной дом, к учительнице, и покласть перед ней, голубушкой, без стеснения? Вот, мол, милая Вера Федоровна, тебе подарок, носи да помни. Она такой, поди, отродясь не нашивала. Кто ж ей подарит? Ясно, подарков таких дарить ей некому.
На площади неподалеку от чайной народ ждал автобуса. Стояли, покуривали, пряча от ветра огоньки сигарет в рукава. Кто-то из мужиков издали узнал Сергуню по треухой лохматой шапке, окликнул, завидно идущего из тайги с ружьецом за спиной. И старик с охотой пошел на зов, к людям. К тому же увидел у чайной МАЗ, который очень заинтересовал его, с голубой безносой кабиной и длинным прицепом с железобетонными плитами. Мелькнуло радостное: «Может, Иван Свинцов?» И удивился сам себе: вот оно, сердце-то, по ком ёкнуло, по ком исподволь тосковало.
Еще издали какой-то гражданин загудел громко:
— Ну, здравствуй, родня!.. Штой-то давненько не виделись…
Подходя, Сергуня не сразу узнал в нем шурина Лешку из Верхнего Мямлина. Это ему он продал когда-то корову большую Майку. На дурничку продал. За полцены. А узнать шурина было трудно. Он навел тело и одет был солидно, как уполномоченный: дорогое пальто с каракулевым воротником и такая же шапка с кожаным верхом. Уж и Леха — не Леха. Видать, в жизни его что-то круто сменилось. Раньше слесарем был в мастерских, порой пил-запивал, колобродил и ходил в чем ни попадя. Хотя баба его, медсестра, всегда дошлая была. А теперь его не узнать. Стоит, крепко расставив ноги, покуривает степенно, и в улыбочке видится что-то властное. На виду у любопытствующего народа они, как родне и положено, крепко поручкались, даже приобнялись. Лешка весело лыбился, оглядывал старика:
— Совсем загордился ты штой-то. Как по новой женился, так глаз не кажешь? Жена, говорят, ядреная. Аль боишься, что отобью? — Он хохотнул довольно, похлопал старика по плечу: — Чего ж без добычи? Иль вся уже перевелась? Или ноги далеко не ходют?
Но Сергуня не стал ему сразу же отвечать ни про ноги, ни про добычу. Не стал ничего выкладывать. Сперва хотел для затравочки потолковать о том о сем. Спросить шурина про дом, про жену, про корову Майку, которую так любила Полина. Однако на уме у Лехи было свое, и он, как-то сразу сменившись в лице, сообщил солидно, глядя вдаль, поверх голов:
— В милиции теперь служу, в районной. Не слыхал разве? Погоны дали.
— Да ну? Не слыхал, — признался Сергуня. — Значит, ты теперь власть. Ну и как?
— Что как? Не попадайся. Вот как. — Леха смотрел тяжелым взглядом: — Не погляжу, что родня. Шучу. — И вздохнул: — Совсем штой-то народишко разболтался. В руки брать надо. — И громче уже, чтоб вокруг было слышно: — Вот в Бийск еду. За мотоциклом, — обвел мужиков серыми глазками, — «иж» хочу взять. По нашим местам «иж», думаю, лучше «Урала».
Какой-то дядёк живо откликнулся:
— «Иж» бери. Чего толковать тут. «Иж» — ясное дело. — Он стоял с двуручной пилою под мышкой, замотанной в мешковину. — У «ижа» ить трансмиссия куды-ы тебе…
Мужики, топтавшиеся вокруг, оживились, задвигались, интерес проявили. Один краснолицый в овчинном тулупе, вроде бы талицкий, басисто завел:
— А чо трансмиссия? Тут движок главное. Сё-таки, понимать надо, четыре цилиндра. И передача, опять же.
Мужик с пилою обиделся:
— А чо цилиндры?! Цили-и-ндры… — горячо тряхнул своею пилой, отчего та прогнулась и задрожала, словно живая, запела даже под мешковиной. — Тебе небось одного хватает, — вокруг хохотнули. — А тут основа — трансмиссия. И опять же, возьми расход топлива…
— При чем топливо? — сердился в тулупе. — Сравни. Двадцать пять лошадей под тобой али все тридцать две?!
Мужики собирались кучней:
— А чо, ему на ём пахать, что ли?
— Вон Гущин из Онгудая купил, так сразу сцепление полетело…
Спорили азартно, с удовольствием, сразу
