Ночь с Каменным Гостем - Антон Леонтьев

Осип, которого легко ранило, был откомандирован в столицу, хотя он рвался обратно на фронт. Я знала, что матушка, посетив логово Григория Распутина и оставив ему сверток с десятью тысячами рублей, сделала так, чтобы Осип оставался как можно дольше в Петрограде. Родители не хотели потерять и второго сына.

Узнай об этом Осип, фрондер и критик режима, сиюминутно разорвал бы отношения с родителями. Однако он ни о чем не подозревал, проводя большую часть времени с молодой супругой. В декабре 1916 года по столице поползли слухи о том, что Распутин бесследно исчез, а Николя утверждал, что знает из достоверных источников: святого старца убили. Осип заявился к нам во дворец на Мойке и приказал принести ему из подвала несколько бутылок коллекционного шампанского.

– Разве имеется повод для празднования? – осведомился батюшка, на что Осип, пребывавший в эйфории, ответил:

– Гришка издох!

Матушка позволила себе заметить:

– И почему об этом человеке говорят так много плохого?

Осип, разливая шампанское по бокалам, ответил:

– О, теперь о нем вообще ничего говорить не будут и забудут как о страшном сне! Он отправился в ад, и туда ему самая дорога!

– Так уже было, и не раз, – заметил папенька. – Распутин упивался вдрызг, пропадал в кафешантанах или с цыганами, а наши венценосцы рыдали, считая, что его убили враги. Вероятнее всего, это ситуация, как в рассказе Чехова «Шведская спичка»: паршивца Гришку все ищут, сбиваясь с ног, а сей пророк пропадает с девицами в бане или лежит на чьей-то даче в стельку пьяный. Когда очухается, телеграфирует царице: «Маминька, было просветление мне! Молюся за вас. Грыша», и паника прекратится.

Осушив залпом бокал, Осип таинственно ответил:

– Сейчас все по-другому.

Родители вопросительно посмотрели на брата, и тот пояснил:

– Я видел его труп!

Матушка ахнула, папенька побледнел. Осип заявил:

– К великому сожалению, я пропустил удачный момент, и ему размозжили башку при помощи каучуковой гири без моего участия.

– Его прибили гирей? – спросил не без иронии papa. – Каков конец великого целителя!

– Гришку и травили, и стреляли, и гирей били, а под конец сбросили в прорубь, – ответил Осип. – Сколько бы бесов ему ни помогало, выжить он не мог.

Брат не ошибся – тело Распутина, завернутое в шубу, обнаружили примерзшим в полынье, куда его выбросили заговорщики. Гнев императрицы, потерявшей Гришку, был страшен, однако она ничего не могла предпринять против убийц «святого», хотя и требовала их немедленной и жестокой казни. Император, находившийся в Ставке, отдал приказ, и некоторых заговорщиков, принадлежащих к высшему кругу, сослали в родовые имения. Эта мера распространилась и на Осипа, и тщетно мои родители добивались приема у Александры – она заявила, что не желает видеть родителей убийцы.

Матушка, выведенная из себя неподобающим поведением императрицы, заявила во всеуслышанье, что ее сын не принимал участия в ликвидации Гришки:

– И я скорблю по этому поводу! Если бы он был среди тех мужественных людей, которые избавили Россию от страшного призрака, я непременно гордилась бы им!

Слова эти немедленно донесли до императрицы, и нам было запрещено появляться при дворе. Maman, узнав об этом, фыркнула и прокомментировала:

– Велика ли честь посещать умалишенных, чья бездарная абсолютистская политика привела страну на край пропасти.

События, которые последовали за этим, обрушились на нас, как снежная лавина. Император, а затем его младший брат отреклись от престола, Россия стала республикой. Мои родители, в последние годы не питавшие особо нежных чувств к Романовым, были шокированы – они представить себе не могли, что тысячелетний порядок вдруг изменится, причем навсегда.

Осип отправился на фронт (после смерти Распутина сгинуло и его влияние), полный решимости сражаться до победного конца. Николя рассуждал о том, что сбылись его самые смелые мечты:

– Теперь мы станем буржуазной республикой, такой же, как Франция или Американские Штаты. Не исключено, что монархия через некоторое время будет восстановлена – но в сильно урезанной, конституционной форме. А новому строю понадобятся новые силы!

– Ты все еще мечтаешь стать министром или диктатором, – пошутила я, на что братец ответил мне:

– Вот именно!

На улицах царили беспорядки, разруха и голод, мы с родителями уехали в Валуево, Николя же остался в Петрограде. Он заявил, что не может покинуть столицу в столь судьбоносные времена, и только мне было известно, что он не желал расстаться со своим очередным любовником.

В Валуево жизнь шла прежним неспешным чередом. В течение жаркого лета и теплой осени нас достигали новости из Петрограда – через несколько месяцев должны были состояться выборы в первый российский республиканский парламент. И вдруг в конце октября в Валуево пожаловал Николя.

– Еще одна революция, – сказал братец. – Правда, на этот раз большевистская. Уверен, что эти так называемые большевики не продержатся и двух недель.

Николя ошибся – новый режим оказался на удивление жизнеспособным. Простой люд, плененный красивыми обещаниями всеобщего равенства, экспроприации экспроприаторов (под последнее понятие попадали в том числе и мы) и немедленным окончанием войны, пламенно поддержал большевиков.

Папенька никак не мог понять, что это значит – упразднение частной собственности. Николя, курсировавший между столицей и Валуевом, популярно объяснил:

– В Петрограде начинается волна репрессий, новой власти требуются деньги, которые она забирает у нас, представителей ненавистного класса бывших узурпаторов. Посему солдатня ходит по особнякам и конфискует у владельцев все, что ей приглянется. Подобная участь ждет и нас!

Он не ошибся – сначала преданные слуги бросили нас и, унеся золотые сервизы, скрылись в неизвестном направлении. Во дворце остался только подслеповатый верный Филимон, бывший дворецкий моего деда. Николя, приехавший из столицы, потребовал от отца немедленно собрать все ценные вещи. Ночью они зарыли в оранжерее ларцы с драгоценностями. На следующий день к нам пожаловала компания из нескольких солдат, возглавляемых бурно жестикулирующим субъектом в кожаной куртке и кепке.

– Ну что, граждане князья, – ничуть не смущаясь нелепого обращения, заявил бывший конюх, прохаживаясь по столовой, куда нашу семью согнали его подручные. Новенькие сапоги комиссара цокали, куртка скрипела, а рука покоилась на «маузере», висевшем у пояса. – Ваше время прошло, – рассуждал он. – Вы эксплуатировали нас и теперь понесете за это заслуженное наказание!

Мы лишились почти всех драгоценных безделушек, которые не спрятали, и наличности, солдаты перебили фарфоровые статуэтки и сервизы и удалились. На прощание комиссар Семен, дыша мне в лицо чесноком и перегаром, заявил:

– И не думайте, что это наш последний визит! Всем известно, что вы – самые богатые в стране! Где-то у вас припрятано золото и бриллианты! И я обязательно найду их!

Той ночью никто не спал – оставшись в разграбленном дворце, мы готовились к побегу. Разбитый китайский и мейсенский фарфор скрипел под ногами, родители решали, что же предпринять.

– Мы больше не можем оставаться здесь, – убеждал маменьку отец. – Промедление подобно смерти, Зинаида!

Maman не могла смириться с мыслью, что ей придется бросить фамильное гнездо. Внезапно раздался громкий стук в дверь – часы показывали половину второго. Быстро задув свечи, Николя в страхе сказал:

– Это они вернулись!

Отец щелкнул старинным пистолетом, ранее украшавшим стену в его кабинете, и решительно заявил:

– Я не позволю им поживиться нашим имуществом!

Грохот не смолкал. Папенька распахнул дверь и, наставив пистолет, был уже готов выстрелить, когда услышал знакомый голос:

– Это же я, Осип!

Старший брат вернулся с фронта – большевики прекратили военные действия, собираясь подписать с Германией сепаратный мирный договор. Осип велел нам как можно быстрее покинуть Валуево.

– Пока еще имеется возможность выехать из Петрограда, – сказал он. – Вы должны ею воспользоваться!

Большую часть драгоценностей было решено оставить закопанными в оранжерее, матушка и я прихватили по небольшой шкатулке, в которых покоились наиболее ценные предметы из семейной сокровищницы, в том числе самая большая в мире черная жемчужина и алмаз, чьи грани были покрыты цитатами из Корана – он принадлежал когда-то Александру Македонскому и Тамерлану и уже больше пяти веков находился во владении моего рода.

– Мы отправимся в Крым, – заявил отец, – будем жить в одном из наших дворцов и дождемся свержения большевиков.

– Вы поедете в Крым, – поправил отца Осип. – Я останусь в Петрограде. Я же русский офицер и не могу сидеть сложа руки, бездеятельно наблюдая за тем, как страну насилует новый режим.

Маменька была безутешна, она не хотела уезжать без Осипа.