Ночь с Каменным Гостем - Антон Леонтьев

– Вы поедете в Крым, – поправил отца Осип. – Я останусь в Петрограде. Я же русский офицер и не могу сидеть сложа руки, бездеятельно наблюдая за тем, как страну насилует новый режим.

Маменька была безутешна, она не хотела уезжать без Осипа.

– С вами поедет Ольга, – сказал Осип, имея в виду свою молодую жену – родители практически не общались с невесткой, и отношения между ними были весьма прохладные. – Она ожидает ребенка…

Под утро на автомобиле мы добрались до ближайшей станции. Оделись попроще, чтобы не выделяться в толпе крестьян и мещан. Папенька прихватил несколько бесценных картин, которые вынул из рам и поместил в футляр из-под контрабаса. В Валуево остался верный Филимон, заявивший, что где родился, там же и умрет. В те дни мы все были уверены, что проведем несколько месяцев в Крыму, наслаждаясь летом у моря, и к началу осени вернемся обратно.

– Силы Антанты начали наступление на клику большевиков, – успокоил нас Осип. – Англия и Франция обладают самой современной амуницией, в их армиях служат великолепные военные стратеги. Разве могут с ними сравниться солдаты, крестьяне и рабочие, которые не имеют понятия о правилах ведения сражений? Они будут разгромлены в два счета – у них же нет авиации и танков!

Николя, который явился к самому отходу поезда (он пропадал у своего друга), был настроен гораздо более скептично:

– История любит повторения – когда-то австрийские войска были уверены, что разобьют наголову армию революционной Франции, но появился Наполеон.

– О, у большевиков Наполеона не будет! – ответил Осип. – Мы увидимся самое большее через полгода!

Все были уверены, что так и произойдет. Мы отправились по железной дороге в Крым, где поселились в одном из фамильных дворцов. Казалось, что эхо двух революций не докатилось до побережья Черного моря – там все было, как и раньше: неторопливая жизнь, прогулки по набережной, сытные обеды, верные слуги. Но новости, которые достигали до этого оазиса благополучия, пугали: несмотря на первичные успехи интервенции, большевики завоевывали все больше и больше симпатий среди россиян, да и их силы, частью которых руководили перешедшие на сторону коммунистов бывшие царские офицеры, успешно били хваленых французов и британцев.

Papa и maman переживали за Осипа, который сражался в рядах Белой армии. В октябре 1918 года родители стали дедом и бабкой – Ольга, жена моего старшего брата, произвела на свет мальчика, которого нарекли Александром. Шептались, что царскую семью постигла ужасная участь: верные прежнему режиму силы захватили Екатеринбург и открыли кровавую тайну большевиков – император и императрица вместе со всей семьей и челядью были убиты прошедшим летом.

Маменька, которая питала глубокую антипатию к царице, слегла с мигренью. Она все надеялась, что слухи не подтвердятся, но каждый день мы получали все новые и новые свидетельства людей, бежавших из Сибири в Крым, что надежды нет.

Родители навещали вдовствующую императрицу Марию Федоровну, которая тоже скрывалась в Крыму. В апреле 1919 года стала ясно, что войска Красной армии вот-вот победоносно вступят на полуостров.

Выход был один – эмиграция. Маменька не могла себе представить ничего подобного, да и отец не желал покидать Россию. Более всего их волновала судьба Осипа, от которого не было вестей. Николя, как доверительно сообщил он сам, переживал упоительный роман с сыном золотопромышленника, тоже осевшим в Крыму.

– Кажется, мы в очередной раз просчитались, – дымя едкой сигаретой, рассуждал Николя. – Россия потеряна, поэтому нам не имеет смысла задерживаться здесь. Нас ждет Европа! Я поступлю в Оксфорд или Кембридж…

Меня поразило полнейшее равнодушие и откровенный цинизм, с которым брат рассуждал о судьбе России.

– Не стоит утешать себя мыслью, что власть большевиков рухнет через месяц-другой, – заявлял он. – Столь массовое безумие, положившее начало новому культу, отчасти напоминает появление на свет христианства – кто бы мог подумать, что последователи крошечной гонимой секты не только восторжествуют над гордыми римскими цезарями, но и заставят их отказаться от прежней веры и поклоняться Христу! Так и с коммунистами: наша глупая страна – идеальное место для вселенского эксперимента. Большевики упразднили веру в Бога, а его место заняло призрачное «светлое будущее», в религиозной трактовке – рай. А раз новый культ сменил старый, то нет причин верить в его скорое низвержение. Так что давайте покинем эту унылую страну и отправимся в старую добрую Европу – там еще умеют веселиться и получать от жизни максимум удовольствия!

Слова Николя, именовавшего себя «поросенком Эпикурова стада», наталкивались на полное непонимание со стороны родителей, но я не могла не признать, что мой братец в большинстве случаев оказывается прав. Наконец настал день, когда откладывать принятие решения было нельзя – или мы остаемся, или на английском броненосце, посланном Лондоном ради вдовствующей императрицы и сестер покойного царя, покинем Россию.

Отец убедил maman, что Осип присоединится к нам позже, и мы ступили на борт броненосца. Я видела русский берег в дымке, и меня терзало страшное предчувствие, что вижу его в последний раз. Николя, куривший рядом, молчал, за что я была премного благодарна своему всезнающему братцу.

Прибыв в Англию, мы первым делом навестили один из банков, в котором хранились наши деньги – раньше хватило бы разве что на булавки для моей матушки. Теперь же нам предстояло жить на эти средства до возвращения в Россию.

Николя получил место в Оксфорде, мы с родителями остались в небольшом лондонском особняке.

Ни мой братец, ни мои родители не умели обращаться с деньгами – еще бы, ведь раньше любая их прихоть удовлетворялась тут же и никто не спрашивал о цене. Николя оказался мотом и транжирой, он обладал удивительной способностью спускать деньги в два счета. Мы сняли огромный особняк в георгианском стиле, возобновилась череда приемов, балов и праздников.

Содержимое шкатулок убывало с необычайной скоростью. Отец заявлял, что у нас имеется еще несколько полотен старых мастеров, которые он вывез из Валуева.

– Но что делать, когда наши резервы закончатся? – спрашивала я, на что получала неизменный ответ: – Осталось подождать немного, и большевики потерпят поражение. Мы вернемся обратно!

Папенька ежедневно выискивал в газетах сообщения о крахе советского режима, и каждый раз, оных не обнаруживая, ничтоже сумняшеся сдвигал срок падения коммунистов на месяц или два. Я посетила Николя, который роскошествовал в Оксфорде – общество молодых английских аристократов было ему по вкусу, и он уже думать забыл о России.

Эмигранты, наводнившие Европу, приносили тревожные сведения. Один из них, посетив родителей, сообщил, что Осип был жестоко убит большевиками в Перми – ему, как и прочим попавшим в плен белым офицерам, прострелили руки и ноги, а затем сбросили в шахту, которую закидали гранатами. Но даже после этого оттуда доносились стоны, которые стихли только через несколько дней.

Маменька не хотела этому верить, но я чувствовала, что мой старший брат погиб. Тщетно дожидаясь возвращения блудного сына, родители предавались безумным тратам – деньги, драгоценности, векселя валялись в особняке, и каждый, кто хотел (а таковых было много и среди толп прихлебателей, просивших в долг и тут же получавших в два раза больше – как подарок, и среди вороватой прислуги), пополнял свой карман.

Матушка конфликтовала с Ольгой, вдовой Осипа, отобрала у нее единственного внука, которого боготворила, и, узнав о намерениях бывшей невестки снова выйти замуж, запретила ей появляться у нас в особняке.

Начался утомительный судебный процесс по праву опеки над Сашей, который к полной неожиданности моих родителей, свято веривших в то, что именно им, а вовсе не преступной и безнравственной матери будут вверены заботы по воспитанию мальчика, закончился их полным поражением. Ольга, вышедшая тем временем замуж за шотландского баронета, забрала у нас Сашу. Помимо этого, нам пришлось оплачивать свору дорогостоящих адвокатов и нести судебные издержки.

Это событие, а также неопровержимые свидетельства бывших товарищей по военной кампании, подтвердивших мученическую смерть Осипа, спровоцировали у маменьки легкий апоплексический удар, который на некоторое время приковал ее к постели и лишил дара речи. На лечение потребовалось много денег, которых у нас не было. Папенька продал на аукционе картины, что принесло ощутимую сумму, но я знала: больше у нас ничего нет.

Из огромного особняка в аристократическом районе Белгравия мы переехали в небольшой домик вне пределов Лондона. Свежий воздух и простая пища пошли на пользу маменьке, и она выздоровела, хотя и не полностью – иногда maman заговаривалась или не могла вспомнить того, что сказала или сделала минуту назад.