Юлий Цезарь - Гульельмо Ферреро

Но по какой дороге идти? Кассий советовал отправиться по той, по которой пришли, но Красc, или обманутый знатным каррцем Андромахом, или не желая рисковать на равнине своими солдатами, решил идти по горной дороге через Армению. Римская армия направилась к горам, идя почти всегда ночью, выбирая самые трудные дороги и самые болотистые места, куда парфянский вождь не мог двинуть свою кавалерию. Еще одно последнее усилие — и римская армия была бы спасена. Но вместе с утомлением возрастала нервозность солдат и раздражительность офицеров. Между вождями более не было согласия. Красc потерял свою твердость в решениях и свое влияние на офицеров. Однажды произошло бурное объяснение с Кассием, который не переставал все критиковать, и в гневе Красc сказал ему, что если он не хочет следовать за ним, то может взять эскорт и удалиться, куда ему угодно. Кассий тотчас же принял это предложение. С 500 всадников он возвратился в Карры, откуда по прежней дороге направился к Евфрату.[294]

Так раскололась армия. Несмотря ни на что, Красc продолжал свой путь. Вождь парфян видел, что он готов ускользнуть от него, потому что горы были близки. Тогда, не желая возвращаться ко двору без окончательного успеха,[295] он прибегнул к последнему вероломству. Утром он отправил послов в римский лагерь сказать, что желает вступить в переговоры с Крассом относительно заключения мира. Опасаясь засады, Красc, видевший, что теперь отступление обеспечено, ответил отказом; но когда утомленная армия узнала, что она может надеяться на спокойное отступление, она не захотела ничего слушать и угрожала возмутиться, если Красc откажется вступить в переговоры. В этот ужасный час ни его имя, ни его возраст, ни его почти священное звание «император», ни огромные оставленные им в Италии сокровища не послужили ничему. Красc, несмотря на свои недостатки, был человеком энергичным: его не поколебала угроза возможной смерти перед горами Армении, далеко от своего семейства, своего дома и Рима; он вел себя подобно приговоренному к смерти преступнику, которому остается всего несколько минут на приготовление к казни. Он созвал офицеров, сказал им, что идет на свидание, что знает об угрожающей ему засаде, но предпочитает быть убитым парфянами, чем своими солдатами. Он отправился с конвоем и был убит 9 июня.[296]

Красc был очень одаренным человеком, очень умным, очень деятельным, хотя маловеликодушным и слишком эгоистом. Он вел эту войну с большой ловкостью, но поспешность, слишком большая вера в себя, некоторая небрежность в приготовлениях, военный беспорядок, наконец, стечение несчастных случайностей уготовили ему участь, которой Цезарь только чудом избежал в войне против гельветов. Умирая таким образом, он искупал свои многочисленные ошибки и тщеславие всей Италии. Его голова была отрезана и послана ко двору парфянского царя; его тело осталось непогребенным; армия, оставшаяся без вождя, рассеялась; много солдат было убито; лишь остатки великой армии, перешедшей через Евфрат, добрались до Сирии.[297]

Известие об этом поражении пришло в Рим в июле,[298] когда после семимесячной анархии готовились провести выборы на государственные должности этого года. Беспорядок увеличивался самим обсуждением вопроса о его прекращении. Одни хотели восстановить должность tribuni militum consulari potestate древнего Рима, другие предлагали назначить диктатором Помпея. Это предложение казалось наилучшим, но в последний момент Помпей отказался, страшась общественного мнения, ненавидевшего это имя со времен Суллы. Он согласился только ввести в Рим солдат своей армии. При помощи этих солдат interrex мог провести комиции. Выбраны в консулы были Марк Валерий Мессалла и Гней Домиций Кальвин.[299] Легко представить, какое волнение в Италии вызвало известие о смерти Красса, пришедшее сейчас же по окончании бесконечного предвыборного скандала. Значит, правы были консерваторы, противившиеся всеобщему стремлению к экспедиции.

В Галлии в это время война продолжалась с лучшими результатами, но все с более и более варварскими приемами. Лабиен победил треверов. Цезарь вторично перешел Рейн и сделал набег на страну свевов, чтобы устрашить Ариовиста и воспрепятствовать ему отомстить за себя при помощи галлов. Возвратившись в Галлию, он вынужден был снова сражаться с эбуронами, которые маленькими отрядами старались захватывать врасплох и убивать отдельных солдат или мелкие части войска. Цезарь хотел на этот раз окончательно уничтожить их и приказал опубликовать во всех галльских городах эдикт, позволяющий всякому желающему грабить и убивать на территории эбуронов. Со всех концов Галлии сбежались кучки разбойников, образовавшиеся из тех отчаянных лиц и разбойников — perditi homines atque latrones, которыми была так богата Галлия. Со своей стороны Цезарь, оставив в Адуатуке (совр. Tongres, к северу от Льежа) багаж армии под охраной одного легиона, бросил на страну девять легионов, разделив их на три колонны, одной из которых командовал он сам, другой — Требоний, а третьей — Лабиен. Несколько месяцев жгли деревни, отбирали скот, охотились за людьми. Но насилие, подобно огню, часто заходит так далеко, как не хотел бы тот, кто его зажег. Банда в две тысячи сугамбрских грабителей по приглашению Цезаря пришла для грабежа страны эбуронов. Узнав, что в Адуатуке находился римский лагерь с богатым обозом десяти легионов и со складами следовавших за армией купцов, эта банда попыталась захватить его и едва не имела успеха. Однако Амбиориг, травимый подобно дикому зверю и преследуемый от убежища к убежищу, все еще не был пойман. С приближением зимы Цезарь удалился. Он созвал собрание галлов, обвинил в мятеже сенонов и карнутов, осудил на смерть Аккона, а на изгнание и конфискацию их имуществ — многих знатных, скомпрометированных в мятеже и бежавших за Рейн. Их имущество было разделено между знатными, оставшимися верными, и между высшими чинами войска.[300] Потом Цезарь сделал приготовления для возвращения в Италию.

Умиротворение Галлии, таким образом, быстро выродилось в истребительную войну. Кровавый военный режим последовал за примирительной дипломатией первых лет. Такова история всех завоеваний, но на этот раз раздражение завоевателя было так сильно, что постоянные мятежи подвергали сомнению все его дело шести лет и сильно компрометировали его кредит в Риме. Потомство рассматривало завоевание Галлии как великую славу Цезаря, но современники к концу 53-го года видели в нем иное. Поражение армии Красса уничтожило энтузиазм масс к политике крупных захватов и поколебало доверие к людям, являвшимся ее представителями. Красc, который после своей смерти не внушал более никому страха, естественно, обвинялся более, чем Цезарь, живой и могущественный. Его обвиняли в том, что он вел экспедицию, как невежда, совершил самые грубые ошибки и все погубил своим упрямством и жаждой денег. Но и против Цезаря выдвигались обвинения. Когда Лукулл и Помпей присоединили Понт и Сирию, все было кончено в короткое время. В Галлии, напротив, каждый год надо было начинать все сначала. Не было ли это, по крайней мере отчасти, виной Цезаря?