Сошедшие с небес - Нил Гейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я расстегнула на нем рубашку и сделала ему знак податься вперед, чтобы я могла стянуть ее. И тут я увидела на его спине шрамы. Две черные линии изгибались вдоль его лопаток, словно врезанные в плоть скобки. Они не были результатом несчастного случая; скорее, тут речь шла о давнем хирургическом вмешательстве, иссечении большого срока давности.
И я все поняла. Он был рожден — или, точнее, «сотворен» — крылатым. Его крылья, как живые, вставали перед моим внутренним взором: величественные и сильные, больше лебединых, и целиком покрытые блестящими темными перьями, то ли красновато-коричневыми, то ли черными. Хотя, возможно, крылья не успели полностью развиться; возможно, их удалили вскоре после рождения. Как бы там ни было, для него это наверняка стало травмой. Я видела, что он боится, как бы я, узнав о нем правду, не рассердилась на него. И, хотя это казалось мне невозможным, я поняла, что такое не раз случалось с ним раньше.
Осторожно, с бесконечной нежностью, я заключила его в объятия.
— Добро пожаловать домой, — прошептала я, в том числе себе.
Джей Лейк
ПИР АНГЕЛОВ
Святой Петр назначил Фридриха Ницше коронером на небесах. Хотя в Раю нет времени, и все в нем сразу и одновременно, и бесконечно, но поскольку Ницше человек, то его восприятие, хочешь не хочешь, последовательно. Должность коронера в Раю — курам на смех, поскольку в Раю нет смерти.
— Я убежден, — жаловался Ницше Оригену Александрийскому за упаковкой «Штроса», — что эта должность — мое наказание. — Они сидели за столиком для пикника на небольшом, совершенно отдельном облаке.
Рука маленького египтянина сжалась, смяв алюминиевую банку пива.
— Это ад, — прошептал он. Говорили они на американском английском, равно чужом им обоим. А также раздражающим своей разговорной неточностью. — Враг создал эту вечность специально для таких, как мы.
— Могло быть и хуже. — Ницше поглядел с облака вниз, на автобус, полный радостных харизматиков, направляющихся на трехдневную экскурсию в Брэнсон, штат Миссури. — Мы могли оказаться среди них.
— Хотя в Раю все дни одинаковы, все же я провел здесь уже слишком много времени. — Ориген вытянул из пачки новую банку. — Хотя есть вещи и похуже. Старина Гермес Трисмегист все перепутал. Как внизу, так и наверху.
Ницше содрогнулся, представив себе рай инквизиторов или Джона Кальвина. Ориген повидал их оба. Для него Эйми Семпл Макферсон, и то плохо.
Тут возник Святой Петр, пузатый и раздраженный. Туника на нем перекосилась, нимб, кажется, треснул.
— У нас проблема.
— Это же Рай, — ответил Ницше. — Здесь нет проблем.
Ориген выразительно рыгнул, дрожжевой запах полупереваренного пива потревожил обычно напоенную сосновым ароматом райскую свежесть.
Петр нахмурился, явно подбирая слова.
— Эта проблема существовала всегда, но теперь я хочу обратиться к ней особо.
— Од-од-одновременность, — сказал Ориген, который совсем недавно поговорил с Эйнштейном. — Нет такой вещи в природе.
Ницше метнул на Оригена злобный взгляд.
— Так что у нас за беда?
— По коронерской части, — ответил Петр.
— В Раю? А я-то думал, вы позабавиться на мой счет решили.
— Ну, так считай, что я забавляюсь, — мрачно сказал Петр. — Ты нам нужен сейчас.
— В Раю что сейчас, что потом, — проворчал Ницше, вылезая из-за столика. — Куда идти-то?
— На другой конец времени, — сказал Петр.
— Круто, — крикнул Ориген. И перекувырнулся через столик вслед за святым Петром и Ницше. — Я всегда хотел увидеть процесс Творения.
Они стояли ни на чем чуть выше уровня взрыхленной долины, уходящей во тьму. Кое-где сквозь почву пробивались ростки; худые и длинные, они напоминали мечи. Единственным источником света был распространявший сияние святой Петр. Где-то неподалеку у невидимого берега плескалась вода. Пахло здесь совсем не так, как в Раю: плесенью, ржавчиной и мокрым камнем.
— Я впечатлен, — заметил Ницше. — Где это мы? В погребе?
— Скорее в районе фундамента, — ответил Петр.
Оба глянули на Оригена, который напряженно всматривался во тьму.
Петр взмахнул своим посохом, и все трое, по-прежнему стоя ни на чем, поплыли над местностью. Ницше нашел пейзаж куда более угнетающим, чем обычные заоблачные виды Рая.
— Облака, — сказал Петр, — лишь маскируют неприглядную реальность.
Ницше уставился на него.
Петр пожал плечами.
— Здесь, у самого истока, мысли становятся словами.
— Береги душу, — тихо сказал Ориген. Голос у него был совершенно трезвый.
Впереди забрезжил свет, ложная заря, которая по мере их приближения превратилась в созвездие светляков.
— Вот это и есть проблема. — Голос Петра прозвучал каменно угрюмо. — Наша вечная проблема.
Светляки стали кострами, костры слились в небо, полное огня, а полное огня небо оказалось сонмом ангелов, которые в нагом великолепии, при мечах, крылах, языках пламени и полной славе трудились промеж ребер шириной в реку.
Ангелы пировали на теле Бога.
Словно черви, пожирающие Левиафана.
— Его кости — это кости мира, — сказал Ориген спокойно. — Его плоть — плоть мира. Я был прав. Это Враг создал Землю, чтобы терзать нас.
— Небо неподвластно времени, — объявил Петр. — Мир сотворен и творится заново, не переставая. Во веки веков.
— Так что же нам делать? — спросил Ницше. — Что это, начало или конец?
Петр повернулся к Ницше, положил дрожащую руку ему на плечо.
— Сделай так, чтобы на этот раз все стало по-другому. У тебя есть свобода воли. Он сотворил тебя таким. Разорви круг и создай для нас лучший мир.
— Но у меня нет здесь власти.
— Ты — коронер Небес.
— Бог умер, — прошептал Ницше.
— Да здравствует Господь, — эхом отозвался Петр.
— Земля была пуста и безвидна, — сказал Ориген.
И хотя прошла бездна времени, прежде чем они заметили разницу, но горы поднялись из Его костей, а ужасные ангелы породили змей, которые когда-нибудь станут учителями людей в их невинности.
Ричард Кристиан Матесон
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Ричард Кристиан Матесон пишет кино- и телесценарии, занимается продюсированием и сам снимает фильмы. Он работал с Брайаном Сингером, Стивеном Спилбергом, Роджером Корманом и многими другими; в его продюсерско-сценарном активе три мини-сериала, восемь художественных фильмов, тридцать пилотных серий, а также сотни комических или драматических эпизодов для сериалов на Эйч-би-о, ТНТ, Эн-би-си, Си-би-эс, Эй-би-си, Шоутайм Нетворкс, Фокс Нетворкс и СайФай.
Кроме того, он написал два сборника рассказов и роман. Матесон — студийный музыкант, который учился с Джинджером Бейкером из Крим и играл на ударных со Смизеринс и Рок Боттом Римейндерс. Он был исследователем паранормальных явлений в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Он владелец собственной продюсерской фирмы в Лос-Анджелесе и соучредитель Матесон Компани, которой он распоряжается вместе с отцом, прославленным писателем-фантастом Ричардом Матесоном.
Говоря о следующем рассказе, автор предельно лаконичен:
— Северные склоны Аляски — это забвение. Те, кто рискует пускаться там в путь, всегда в шаге от смерти, и мне хотелось хотя бы отчасти передать анонимность и призрачную притягательность тех мест. Это и привело меня к идее дороги, которая пересекает безлюдный край; двухполосное шоссе в арктической пустыне, скрывающей уродливые секреты и одиночество. Человек может сойти там с ума.
Потерять ориентир здесь легче легкого. Снег везде, и все шероховатости мира сглаживаются и исчезают. Иногда во сне я вижу, как бурю толстый голубоватый лед. Я высверливаю в нем большую полынью и некоторое время стою над ней, а потом прыгаю вниз. Я соскальзываю в древнее море, и течение потихоньку уносит меня прочь от проруби, подо льдом, остужая мои изболевшиеся мысли. Я смотрю сквозь лед наверх, на мир, в котором у меня не было места, который всегда отталкивал меня. Затем я закрываю глаза и засыпаю. Наконец я дома.
Ангелы появляются ночью, беспокойные и далекие от Рая.
Нам нравится выходить, когда солнце умирает, тогда нас легче принять за людей. Ночь прячет наши тайны и скрывает наши цели. Никто не знает, где мы живем — в воздухе, в космосе или на других планетах, как думают некоторые, но, где бы и сколько бы нас ни было, все мы созданы для того, чтобы нести Его волю людям. Мы любим холод и не подлежим смерти, а также любым формам уничтожения, порицания или изгнания. Как и положено солдатам Господа, мы поддерживаем порядок в нечистом, безбожном мире, вот и я делаю, что должен, чтобы служить Ему. Любой ценой.
Сейчас я в семидесяти милях от Фэрбенкса, там, где кончается асфальт, и шоссе Аляска переходит в шоссе Далтон; гипнотическую гравийную колею длиной в 414 миль, которая тянется через снега до самого Дедхорса, что на окраинах нефтепромыслов Северного Склона, возле Прудхо Бей. Двухполосное шоссе, по которому я еду, с двух сторон сдавливают синеватый лед и сухой снег, бесконечными квадратными милями синюшнои плоти они уходят к трудноопределимому горизонту, где упираются в белоголовые пики гор, застывшие над простором и холодом, как замерзшие волны.