Дворянские поросята - Сергей Хитун

Монгол-проводник показывал, как управлять верблюдом. Очень нежно дергая поводок книзу и повторяя "Чох-чох", он заставлял верблюда опуститься, сначала подогнув колени передних ног, после чего складываются его длинные задние ноги. Новичок-всадник усаживался между горбов, что являлось сигналом верблюду вставать. Поднимается верблюд в порядке обратном тому, как он опускается: задние ноги как бы отпрыгивают от земли. Новичок, получив резкий подброс под "мадам Сижу", закапывает редьку, т. е. летит через голову животного прямо в песок.

Монголы-проводники были очень снисходительны к нашим невольным ошибкам в управлении верблюдами. Они требовали только строго соблюдать правило: никогда не привязывать узлом поводок вашего верблюда к седлу впереди идущего. Конец повода должен быть только закинут или зацеплен, но отнюдь не завязан, потому что если верблюд, испугавшись чего-нибудь, бросится в сторону, то привязанный наглухо к переднему верблюду повод вырвет палочку и часть ноздри животного. Тогда верблюд перестанет быть звеном каравана и его придется отправить в табун - на поправку.

Из Сибири, через Урянхайский край, бежали в Монголию и присоединились к нам трое молодых парней и фабрикант. Последний, чтобы избежать ареста большевиками, скрылся из дому, не успев переодеться. Так в парадном сюртуке он и восседал на своем великане-дромадере.

Из-за длинной ли бороды или из-за атласных лацканов сюртука, но гиды-монголы выделяли его своим вниманием среди всех нас, не исключая пяти женщин, наших спутниц. Мальчик и девочка ехали в корзинках, привешенных к бокам верблюда, а их мать, вдова-казачка, посредине на горбе верблюда.

Загорелые, здоровые, беззаботные и веселые, мы покачивались на своих, ставших ручными, верблюдах, двигаясь через степи и луга Монголии, направляясь к сердцу Азии - Урге.

Молодые офицеры, в большинстве хорошие гимнасты, не преминули показать свою ловкость перед дамами и пожилыми членами каравана, изобретя что-то вроде джигитовки на верблюдах. Простой способ укладывания верблюда с просительным "Чох-чох-чох" был не по душе удальцам. Поэтому они придумали следующее: "джигит" притягивает морду животного к земле и правой ногой наступает на поводок у самой морды. Затем быстро заносит левую ногу и садится на шею верблюда. Поводок освобождается, верблюд метнувшейся вверх шеей забрасывает молодца на свои горбы.

Один из молодых парней научил монгола-проводника русским словам: "Поедем, красотка, кататься". Монгол, не зная значения этих слов, повторял: "Пояем расотка катана" к концу каждого дня, как бы желая нам спокойной ночи. После оба проводника начинали распевать свои молитвы. Мы же, окруженные лежащими, мирно жующими жвачку верблюдами, сидели у костров, пели песни под гитару или делились планами о будущей мирной, удобной жизни где-то вне России. Было уделено место и поэзии. Кто-то сочинил под Пушкина:

Мы, как цыгане, малою толпой

По Монголии кочуем,

Сегодня и всегда, в своих изодранных палатках,

Мы на берегу реки ночуем...

Нескладно, но точно.

В сентябре мы были в ста верстах от Урги. Дни стали короче и холоднее. Запасы муки почти иссякли. Но конец пути был недалек.

Какой-то путешествующий монгольский князь подъехал к нашему привалу; он нам рассказал, что только что был в Урге, где несколько дней тому назад было крупное сражение между солдатами китайского гарнизона и какими-то русскими, пришедшими с севера. Русские потерпели поражение и отступили в горы. В результате местные русские колонисты подверглись преследованию. Князь видел, как русских, скованных цепью, шея к шее, вели в тюрьму...

Он добавил, что белое восстание в России и в Сибири было подавлено красными и что адмирал Колчак расстрелян в Иркутске.

Все эти сведения мало нас тревожили. Мы не чувствовали себя ответственными за действия тех пришедших с севера воинственных русских. Мы ведь сможем доказать, что наш длинный путь вел на восток с запада, а не с севера.

В двух верстах от Урги наш караван был окружен эскадроном китайской кавалерии, который внезапно появился из рощи на берегу реки Тола.

Обыскивая нас, солдаты отняли у нас все наши оставшиеся деньги.

Я видел, как дернулась кверху голова хорунжего И. от сильного удара в рот, нанесенного китайским солдатом, когда русский отказался отдать свое обручальное кольцо.

Можно было подумать, что мы находились в руках хунхузов в военной форме, но оказалось, что это был отряд Ургинского гарнизона.

Взяв нас под стражу, солдаты просто погнали нас к городу. Верблюды с нашими скромными пожитками были конфискованы и остались позади. Наш верный друг - монгол-проводник "напутствовал" нас в последний раз своим: "Пояем расотка катаца". Это прозвучало насмешливо и трагично...

Мы шли посредине улицы, подгоняемые криками китайских солдат, которые победоносно гарцевали по сторонам.

Пестрая толпа китайцев, монголов и тибетцев стояла молча, глядя на нас, пожалуй больше с удивлением, нежели со злобой: очевидно наша группа с женщинами и двумя детьми не производила на них впечатления опасных разбойников. И вдруг несколько китайцев, точно ужаленные, почти завизжали, указывая... на меня и на мои китайские полуботинки. Толпа заволновалась, зашумела и, мне показалось, шатнулась в моем направлении.

Ясно донеслись слова: "хунхуза, хунхуза". Я стиснул зубы и весь похолодел в ожидании самосуда. Но это было уже у ворот тюрьмы.

Во внутреннем дворе тюрьмы, за деревянным частоколом футов двадцати высотой, китайский чиновник каждому из нас задал те же вопросы: "Как зовес-си (имя)? Куда ходишь? Дяньги есси?".

Разделив на две группы, нас повели в тюрьму.

В том же дворе мы все обратили внимание на несколько длинных, деревянных ящиков, похожих на удлиненные собачьи будки, наглухо закрытые, за исключением круглых отверстий; из одного из них высунулась по шею взлохмаченная голова монголки и спокойно провожала нас глазами.

Нас, двадцать два человека, замкнули в пустой камере размером 10 на 12 футов; мы опустились на холодный пол, потрясенные и изнеможенные. Но все-таки, несмотря на крайнюю усталость, холод, голод и возмущение, мы себя уверяли, что "все выяснится", "не может быть иначе", "мы ни в чем не виновны", "нужно дать знать об этом кому-то".

Вдруг легкий стук в стену из соседней камеры заставил всех нас сразу вскочить. Мы услышали слегка приглушенные русские слова:

- Меня зовут Федор...

Затаив дыхание, мы вслушивались. То было довольно длинное повествование.

- ..Я был в числе шестнадцати человек, посланных Сибирским правительством, точнее - Центро-Союзом в Монголию для закупки скота.

Мы пустились в путешествие на верблюдах, большая часть которых была навьючена серебром и мануфактурой для уплаты за скот.

Мы направились к Урге. В нескольких верстах от города нам повстречался русский колонист, который рассказал нам, что какой-то русский генерал со своей "дикой дивизией" наступал на столицу Монголии - Ургу. Его план был - захватить город и основать "Среднеазиатскую империю" и повести наступление против большевиков в Сибири... Китайские власти в Урге очень встревожились, гарнизонные солдаты окружили город окопами и проволочными заграждениями и много русских жителей были брошены в тюрьму только потому, что они были одной национальности с честолюбивым генералом.

Но мы продолжали наш путь нисколько не беспокоясь. Наша группа была мирной делегацией, явившейся в эту сторону по приглашению монгольских торговых фирм для товарообмена. Уж мы-то ни в коем случае не могли быть ответственны за планы и действия наступающей на город "дикой дивизии".

При въезде в город нас остановил китайский конный патруль и сразу же, без всяких вопросов, не заглянув в наши письменные полномочия, отнял у нас не только все мешки с серебром, но и наши личные вещи.

Нас вели глухими улицами через город, чтобы не привлечь внимания населения. В версте от китайского поселка Маймачен, нас всех замкнули в каменном бараке.

К концу дня нам удалось подкупить стражу и послать одну из наших спутниц, Фаню, в город купить какой-нибудь еды, а главным образом связаться с русским консулом. Поздно ночью, когда мы спали, целая банда вооруженных китайцев, освещая себе дорогу керосиновыми лампами и свечами, ворвалась к нам в барак. С дикими, непонятными для нас возгласами, они согнали нас в один угол и стали связывать нам руки веревками. Вытолкнув нас в темный двор они сразу же стали расстреливать в упор. Я слышал (голос Федора дрожал) трескотню выстрелов, крики ужаса, стоны раненых".

Федор замолчал, молчали и мы... Молчали, поняв, что наши надежды на свободу погибли.

- Во время расстрела, - снова начал Федор, - я метнулся в темноту и побежал к кустам на берегу реки, где, освободив руки от веревки, бросился в ледяную воду, переплыл реку и снова бежал к горе, покрытой лесом. Я полз на четвереньках через густые заросли, карабкался все выше на крутую гору, пока не выбился из сил и лег. И тут я слышал, как ясно доносились пушечные выстрелы с восточной стороны Урги. Я понял, что русский генерал повел наступление на город. Может быть канонада и заставила китайцев прекратить погоню за мной.