Талтос - Энн Райс

В прошлом году, после открытия Тессы, на скалистой вершине Гластонберийского холма Стюарт сказал им:

— Именно в вас двоих я нашел то, что всегда искал в ученом, в ученике или в послушнике. Вы первые, кому мне действительно хочется передать все то, что знаю.

И для Марклина это выглядело как наивысшая честь — как нечто куда более важное, чем любые награды, полученные им в Итоне, Оксфорде или где-либо еще в обширном мире, куда позже заводили его исследования.

Это было даже более торжественным моментом, чем прием в орден. И теперь, оглядываясь назад, Марклин понимал, что такое его восприятие значило многое для него лишь потому, что оно значило абсолютно все для Стюарта, который всю свою жизнь провел в Таламаске и вскоре должен был умереть, как он часто повторял, в ее стенах.

Стюарту было уже восемьдесят семь, и, пожалуй, он был старейшим из активных членов Таламаски, если активностью Таламаски можно было назвать обучение языкам, хотя именно они стали настоящей страстью Стюарта после его выхода на пенсию. Его разговоры о смерти не были ни романтическими, ни мелодраматическими. И ничто не меняло его спокойного отношения к тому, что ждало его впереди.

— Если человек моего возраста, сохранивший ясность ума, не смотрит храбро в лицо смерти, если он не любопытен и не жаждет знать, что происходит вокруг, он зря прожил жизнь. Он просто чертов дурак.

Но даже открытие Тессы не породило у Стюарта отчаянного желания продлить оставшееся ему время. Его преданность Тессе, его вера в нее не включали в себя ничего столь жалкого. Марклин страшился смерти Стюарта куда сильнее, чем сам Стюарт. Но теперь Марклин знал, что перестарался, зашел слишком далеко и теперь должен улестить Стюарта и вернуть все назад. Потерять Стюарта в результате его смерти было неизбежно, потерять Стюарта до того было немыслимо.

— Вы стоите на священной земле Гластонбери, — говорил им Стюарт в тот день, когда все началось. — Кто похоронен под этими камнями? Сам король Артур или какие-то безымянные кельты, оставившие нам свои монеты, свое оружие, лодки, на которых они пересекали моря, добираясь до Авалона? Мы никогда этого не узнаем. Но есть тайны, которые мы можем познать, и они столь беспрецедентны, что стоят нашей преданности ордену, они стоят любой жертвы, какую мы должны принести. А если это не так, то мы просто лжецы.

И то, что теперь Стюарт угрожал оставить Марклина и Томми, отвернулся от них в гневе и отвращении, было тем, с чем Марклин должен был как-то справиться. Не было никакой необходимости открывать Стюарту все подробности их плана. Лишь теперь Марклин осознал, что напрасно отказался взять на себя всю ответственность, — это и породило раскол. У Стюарта была Тесса… Стюарт четко выразил свои желания. Но Стюарту совершенно незачем было знать, что произошло на самом деле. Это была ошибка, и Марклину оставалось винить во всем только собственную незрелость и то, что он так сильно любил Стюарта, что чувствовал потребность рассказать ему обо всем.

Он должен был вернуть Стюарта. Стюарт согласился прийти сегодня. Можно было не сомневаться в том, что он уже был здесь, зашел в собор, как делал всегда, перед тем как подняться на холм Вериолл и повести за собой учеников. Марклин знал, что Стюарт любил его. И разрыв между ними можно было залатать, воззвав к Стюарту из глубины души, с истинным жаром и поэтичностью.

В том, что его собственная жизнь будет долгой, что это лишь самое первое из его будущих темных приключений, Марклин ничуть не сомневался. И оно должно было стать ключом к сундуку с сокровищами, картой сокрытых кладов, формулой магического зелья. Марклин был полностью в этом уверен. А если бы этот первый план провалился, это могло стать моральной катастрофой. Конечно, Марклин все равно бы пошел дальше, но его юность была цепью постоянных успехов, и этот замысел тоже должен был стать успешным, чтобы его восхождение не утратило инерции.

«Я должен победить, я всегда должен побеждать. Я никогда не должен браться за то, чего не смогу завершить с полным успехом». Это всегда было личным обетом Марклина. И он никогда его не нарушал.

Что касалось Томми, то он был верен тем клятвам, которые они произнесли все вместе, втроем, предан самой идее и лично Тессе. Насчет Томми можно было не тревожиться. Глубоко погруженный в свои компьютерные изыскания, в драгоценную хронологию и диаграммы, Томми мог не бояться вызвать к себе неприязнь по той самой причине, что делала его таким ценным: он не представлял себе плана в целом и не задавал вопросов о его правильности и обоснованности.

И в своей сущности Томми никогда не менялся.

Томми был сейчас тем же мальчиком, какого Марклин полюбил еще в детстве: коллекционер, собиратель, сам себе архив, оценщик данных и исследователь. Насколько Марклину было известно, Томми никогда не существовал отдельно от него. Они впервые увидели друг друга в американской школе-интернате, когда им было по двенадцать лет. Комната Томми была битком набита окаменелостями, картами, костями животных, компьютерным оборудованием самых невероятных видов и огромной коллекцией научно-фантастических романов в мягких обложках.

Марклин частенько думал о том, что он, должно быть, казался Томми одним из героев этих фантастических сочинений (сам Марклин фантастику терпеть не мог) и что Томми, встретив Марклина, превратился из аутсайдера в одного из главных действующих лиц фантастической драмы. Преданность Томми никогда, ни на одно мгновение, не ставилась под сомнение. И все годы Томми всегда был рядом, всегда под рукой, всегда к услугам Марклина, когда тот рвался к свободе. Марклин придумывал задания для друга просто для того, чтобы немного отдохнуть от него. И Томми никогда не бывал несчастен.

Марклин начал замерзать, но не обращал на это внимания.

Гластонбери всегда был для Марклина не чем иным, как священным местом, хотя он и не верил ни в какие легенды, связанные с этими холмами.

Каждый раз, когда он поднимался на Вериолл, он с глубоким убеждением монаха рисовал в своем воображении благородного Иосифа Аримафейского, втыкающего свой посох в этом месте. И для него не имело значения, что нынешний терновник вырос из побега древнего дерева, давно исчезнувшего, как не имели значения и многие другие подробности. На этом месте он ощущал возбуждение, соответствовавшее его цели, некое религиозное возрождение, придававшее ему сил и отсылавшее его обратно в мир еще более безжалостным, чем когда-либо.

Безжалостность. Вот что сейчас было необходимо. Но Стюарт не способен это увидеть.

Да, все пошло ужасающе неправильно, тут нет сомнений. Были принесены в жертву люди, чья невиновность и сущность требовали большей справедливости. Но в этом был виноват не только Марклин. А извлеченный из всего урок говорил, что в конечном итоге все это не имело значения.

Марклин подумал, что пришла пора ему поучать своего учителя: «За много миль от Обители, на этом открытом месте, наша встреча вполне объясняется нашими собственными многолетними обычаями. Мы снова отправимся туда вместе. Ничто еще не потеряно. Стюарту необходимо дать моральное оправдание выгоды, полученной от случившегося».

Явился Томми.

Томми всегда был вторым. Марклин наблюдал за тем, как древний двухместный автомобиль Томми ползет по Хай-стрит. Наблюдал за тем, как тот нашел место для парковки, за тем, как Томми захлопнул дверцу, не сумев, как всегда, запереть ее, и начал подниматься на холм.

А что, если Стюарт так и не появится? Что, если его и нет поблизости? Что, если он действительно отказался от своих учеников? Нет, это невозможно.

Стюарт ждал возле источника. Он выпил из него воды, когда пришел, и выпьет еще потом, перед уходом. Его паломничество сюда было таким же постоянным, как паломничество древних друидов или христианских монахов. Стюарт двигался от святилища к святилищу, потом к следующему…

Такие привычки учителя всегда пробуждали в Марклине нежность, как и слова Стюарта. Стюарт «посвящал» их в темную суть проникновения в «мистику и мифы, ради того чтобы коснуться ужаса и красоты самой сердцевины».

Это выглядело вполне приемлемой поэзией как раньше, так и теперь. Только Стюарту нужно было напомнить об этом, нужно было убедить его с помощью метафор и возвышенных чувств.

Томми уже почти дошел до дерева. Последние шаги он делал осторожно, потому что на скользкой грязи легко было потерять равновесие и упасть. Марклин однажды упал, много лет назад, когда они только начали свои паломничества. Пришлось провести вечер в гостинице «Джордж и Пилигримы» в ожидании того, когда его одежду хорошенько отчистят.

И совсем неплохо, что такое случилось: вечер был замечательный. Стюарт остался с ним. И они проговорили допоздна, хотя Марклин и был вынужден сидеть в маленькой симпатичной спальне во взятых взаймы халате и тапочках, и оба они страстно и тщетно желали взобраться в полночь на вершину холма и пообщаться с духом спящего короля.