Посольский город - Чайна Мьевиль

Не знай я, что Скайл — никудышный программист, я бы подумала, что это его рук дело.

Теперь я ходила в «Галстук» исключительно в целях социальной диагностики. Многие из бывших завсегдатаев перестали там появляться: пророческие заявления Валдика оттолкнули их, и они основали свой салон сравнений-отказников. Их место заняли другие. Я ходила слушать Валдика, повинуясь тому, что сама называла порнографией обречённого начинания, и, может быть, надеясь услышать что-нибудь такое, что позволит властям вмешаться. Он воспевал послов (в его терминологии, иерофантов-посредников); выражал благодарность за то, что он сравнение, правда, часть языка во плоти.

Сурль/Теш-Эчер с Испанской Танцовщицей и другими были на последнем собрании Валдика, куда ходила и я. Последователей у него стало больше, и я решила, что, наверное, его техника совершенствуется и он лжёт всё лучше и лучше. Они смотрели друг на друга. Валдик злился. Чувствовал ли Хозяин его враждебность, мне было непонятно. Пришёл Хассер — единственный, кто сохранил друзей в обоих лагерях расколовшихся сравнений. Он узнал меня, его лицо выразило чувство, для которого у меня нет названия; оно напоминало мне моё собственное. Неловкость, вот самое точное определение, которое я могу подобрать.

— Тебя это не волнует? — спросила я у Эрсуль.

— Я же тебе говорила, — сказала она. — У меня иммунитет.

— Нет, я не об этом… я о твоём мнении. Ты когда-нибудь об этом думаешь? Я имею в виду, то, что некоторые Хозяева учатся говорить… в обход правды, тебя это как-нибудь волнует? — Она ничего не ответила, поэтому я добавила: — Учатся лгать.

Мы сидели в баре на одной из торговых улиц Послограда. Эрсуль, довольно известная в определённых кругах, привлекала взгляды слегка забогатевших юнцов. Наша тихая беседа проходила под музыку и звон бокалов. Эрсуль не отвечала.

— Что-то меняется. Может, к добру, а может, и нет, — сказала, наконец, я.

Она обратила ко мне свою проекцию лица, которое, случайно или в соответствии с запрограммированной в неё неоднозначностью реакции на возбудители, хранило непроницаемое выражение. Она молчала. От этого таинственного молчания мне стало не по себе, и я завела речь о чём-то другом, на что она отвечала как всегда, со всей утрированной доверительностью нашей дружбы.

Для меня никогда не имело особого значения то, что я сравнение: проповеди Валдика были мне безразличны. Всё дело в Скайле, говорила я себе: но нет, хотя я переживала за него, это было не всё. Но в чём ещё тут было дело, я так и не поняла.

— Так что вы предпринимаете? — спросила я у КелВин. Как я понимала, теперь встревожились даже послы. У новой философии вряд ли могло быть больше трёх-четырёх десятков серьёзных последователей, но любое проявление страсти пугало послоградцев. Хозяева наверняка что-то учуяли: в пределах эолийского дыхания наших кварталов мне попадалось больше ариекаев, чем когда бы то ни было.

— Мы ведём переговоры с Хозяевами, — сказали КелВин. — Мы думаем устроить…

— … праздник.

— Здесь, в Послограде.

— Чтобы подчеркнуть, что здесь они у себя дома, в некотором смысле.

— Понятно, — медленно сказала я. Сроду не слышала ни об одном ариекайском празднике в Послограде. — Но разве он не должен… Что вы думаете делать с Валдиком?

Один из КелВин глядел прямо на меня, другой отводил взгляд. Я злилась, но не знала на кого. Скайл скрывался где-то в компании радикальных сравнений или служителей и даже не отвечал на мои сигналы, и это никого, похоже, не волновало. А я металась между кликами и секретами. И не могла понять, то ли я такая проницательная, то ли сумасшедшая.

— Это всё штиль, Авви, — сказала мне позже Эрсуль. — Вот что происходит. Ты так говоришь, как будто настал конец света. Думаю… — Она сделала паузу. — Ты расстроена из-за Скайла. Ты его любишь, а он от тебя сбежал. — Она запнулась точно так, как это сделал бы задумавшийся человек.

Представители ариекаев прибывали в летательных аппаратах, чтобы планировать этот гибридный фестиваль. Я часто бывала в посольстве, флокировала, и там познакомилась со всеми. У одного высокого крепкого ариекая на веерном плавнике было пятно, напоминавшую птицу в кроне дерева, и я назвала его Грушей.

— Это как раз то, что нам нужно, — сказали КелВин. — Мы слишком напряжены.

— Устроим парад, ярмарку и игры для терранцев…

— … и праздник лжи для Хозяев.

— А как же Валдик? — снова спросила я. — И Скайл?

— Валдик ничтожество.

— Скайла мы не видели уже пару недель.

— Так где же он?

— Не волнуйся.

— Всё будет в порядке.

— Честно говоря, этот праздник должен решить сразу все проблемы.

На мой взгляд, это было абсурдно. Но со мной никто не соглашался. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой.

Праздник должен был состояться на площади вблизи южной границы Послограда. Его уже обозвали Праздником Вольности: имелась в виду вольность как свобода и как неправда. При чём тут была свобода, я так и не поняла. Но рекламы, пропагандирующие и объясняющие это идиотское название, были уже запущены.

Валдик жил на востоке Послограда. Его дверь выходила на веранду, откуда открывался вид на тихий канал и сад, полный цветов, птиц — настоящих и изменённых — и всякой местной живности.

— Ависа, — сказал он медленно, открыв мне дверь. Если он удивился, то хорошо это скрыл.

— Валдик, — сказала я. — Ты можешь мне помочь? Мне надо найти Скайла.

Его облегчение было очевидным.

— У тебя всё в порядке? — сказал он.

— Да, — сказала я. — Нет. Я просто… давно его не видела… — Мои колебания были неподдельными, хотя на самом деле я пришла к нему вовсе не из-за Скайла, а для того, чтобы оценить самого Валдика и его теологию. Он провёл меня внутрь, и я увидела все признаки его новой веры. Повсюду валялись бумаги, была разбросана всякая белиберда, ощущался неуместный сектантский аскетизм.

— Я тоже, — сказал он. — Мне жаль. Я не знаю. Думаю, он всё ещё с КелВин и другими.

— Они уже несколько недель его не видели, — ответила я.

— Да нет, они были с ним пару дней назад. — Я не знала, что сказать. — Он был в «Галстуке», а они зашли за ним, — добавил Валдик.

— Когда? — спросила я. — Кто?

— КелВин и кое-кто из служащих.

— КелВин? — переспросила я. — Ты уверен?

— Да. — Валдик сказал это не как пророк. Пришлось уходить: в тот момент я была не в силах сосредоточиться на его верованиях.

Когда, наконец, КелВин снова сказали мне, что у них есть время встретиться, я постаралась, чтобы им было со мной хорошо. Мы вместе поели. Они только и говорили, что о Праздники Вольности. День, ночь и ещё половина дня. Из санитарно-бытовой комнаты КелВин вернулись, уравнявшись. Проявившиеся различия были скопированы или исчезли. Я ничего не сказала.

Я наблюдала, как они спят, как на их коже проступают складки от белья, отмечала бессознательные движения их рук. Я подкарауливала, когда один из них наполовину проснётся. Тогда я попытаюсь лаской выудить у него что-нибудь: и сверю с тем, что сказал Кел или Вин. Странно было замышлять то, что никогда раньше не могло даже прийти мне в голову.

Наконец я решила, что тот, который слева, шептал моё имя со знакомой нежностью, улыбался по-настоящему тепло. Очень трудно было судить по этим ночным моментам. Но я всё же решила, что тот, который слева, Кел или Вин, любил меня больше, чем другой. Приложив пальцы к его губам, я разбудила его без звука. Он открыл глаза.

— Кел, — прошептала я. — Или Вин. Скажи мне. Я знаю, он не скажет. — Я показала на спящего другого. — Я знаю, что вы видели Скайла. Знаю. Где он? Что происходит?

Я поняла, что ошиблась. Поняла, как только отняла пальцы от его губ.

— Ты, — сказал он тихо, но так отчётливо, что я сразу услышала ярость. Чтобы я стала выведывать их секреты, да ещё таким еретическим способом. Выражение неуместной доверительности застыло на моём лице. — Как ты посмела…

Я выругалась. Он сел. Его двойник пошевелился.

— Ты чертовски нахальна, Ависа, — сказал тот, кого я разбудила. — Как ты смеешь. Ты приходишь сюда, ты ведёшь себя с нами так… чтобы… ради этого?..

Рядом с нами садился только что проснувшийся близнец. Я поглядела на него, и мне стало стыдно. Как же я могла так обознаться? Ведь вот же оно, то, что я, как мне казалось, нашла в его брате.

— Ты думала, что он — это я?.. — сказал он. Я видела его боль и другие чувства.

— Как ты могла? — сказал он.

— … поступить так? — добавил его двойник.

Тот, который злился, встал, сбросив простыни на пол.

— Уходи, — сказал он. — Убирайся. Тебе чертовски… повезло, что мы не предадим этот случай огласке.