Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отмахиваясь от постоянных придирок Экклстоуна, Мюррей конструировал новую машину, с которой можно будет забыть о прошлых неудачах. Однажды Чепмен заявил, что «Брэбхэм», мол, «длинноват», а Экклстоун в ответ взял да и укоротил машину на целый фут, не посоветовавшись с уехавшим в отпуск Мюрреем. С тех пор между ним и главным конструктором уже не было прежнего взаимопонимания. По мнению Экклстоуна, Мюррей утратил уверенность в себе. В мае 1986 года Мюррей, всё ещё сомневаясь в своём новом детище, отправился тестировать машину на марсельский автодром «Поль Рикар». Де Анджелис управлял болидом в непривычном положении — полулёжа, и тут, на скорости 180 миль в час, в одном из виражей отлетело антикрыло. Машина разбилась, и пилот мгновенно умер. Экклстоун был потрясён.
«Сейчас я понимаю, что вина лежит целиком на мне, — признался потом Мюррей. — Машина была ещё очень-очень сырой». Он был подавлен и сильно разочарован. Экклстоун лишился не только отличного пилота, но и поддержки BMW. «Мне всё осточертело, — говорил Мюррей, — и я видел, что ему тоже всё осточертело».
«Он потерял хватку», — заявил Экклстоун, привыкший работать с победителями, тогда как все находки Мюррея последнее время оказывались пустышками. Четырнадцать лет совместной работы подошли к концу.
«Я сказал, что хочу уйти, — рассказывал Мюррей, — и он ответил: „Хорошо“».
Споры о компенсации при увольнении Экклстоун выигрывал всегда — даже в совсем уж неоднозначных случаях. Наивный Мюррей так и не удосужился подписать контракт — обо всём договаривались устно. По его словам, Экклстоун заявил: «Ты владеешь половиной компании, поэтому денег тебе не полагается». Сам Берни утверждает, что обещал Мюррею «долю», но её размер не обсуждался. Не сходились они и в цене «Брэбхэма». Экклстоун, разумеется, старался её преуменьшить. Его было не переспорить, и Мюррей, потеряв терпение, согласился на сумму 30 тысяч фунтов, хотя рассчитывал на большее. Добившись успеха, Экклстоун моментально забывал все подробности. В его понимании, двое взрослых людей пришли к соглашению, и теперь нечего копошиться в деталях. Более того, он ещё и изображал благородство: позволил Мюррею забрать «брэбхэм», на котором Пике стал чемпионом мира в 1982 году.
— Я поступил честно, — отвечал Экклстоун на жалобы Мюррея. — За всю жизнь мне не в чём себя упрекнуть, я никогда никого не обманывал. Если мы с кем-то договорились, то мне незачем фиксировать это на бумаге. Любой подтвердит, что я всегда держу слово.
Мюррей тут же перешёл в «Макларен», который за два сезона, с 1987 по 1989 год, выиграл двадцать восемь гонок.
Оставшись без Мюррея, сильного пилота и хорошей машины, Экклстоун распрощался с иллюзиями. Чтобы блюсти интересы гонщиков, конструкторов и спонсоров, требовалось тратить время и деньги. «Пилот угробит очередной двигатель, — жаловался он, — шестьдесят штук псу под хвост». Гоночная романтика его больше не увлекала. Чепмен умер, Тедди Майера сменил Рон Деннис, которого Экклстоун терпеть не мог, а Фрэнк Уильямс только что угодил во Франции в аварию и оказался полностью парализован. Скучал он и по незаурядным пилотам вроде Йохена Риндта и Карлоса Пасе. Кое-кто из новых «бойцов» ему тоже нравился: например, Айртон Сенна и Найджел Мэнселл, однако им не хватало романтического ореола предшественников.
— Быть может, всё дело в деньгах, — размышлял он. — Может, тут есть и моя вина. У них нет права на ошибку. Грань между жизнью и смертью слишком тонка.
Без его неустанного круглосуточного внимания «Брэбхэм» покатился по наклонной. В сезоне 1987 года команда едва не осталась последней и потеряла всех спонсоров. Берни стоял на перепутье. Он был гонщиком, был боссом команды и лидером ФОКА, и теперь его авторитет в гоночном мире не ставился под сомнение. Заниматься коммерческими вопросами «Формулы-1» стало гораздо выгоднее, чем возиться с «Брэбхэмом». Он решил продать команду. В 1988 году её купила компания «Альфа-ромео», которой он сдавал помещение на юге Лондона. Почти сразу «Брэбхэм» был перепродан бизнесмену Йоахиму Люти, вскоре угодившему в швейцарскую тюрьму за мошенничество. В Чессингтоне по-прежнему занимались телетрансляциями «Формулы-1», а офис Экклстоуна переехал к нему домой на Принсес-Гейт.
Продажа «Брэбхэма» пришлась на тот момент, когда в «Формулу-1» решил вернуться Макс Мосли. К 1986 году он устал бороться с унаследованной от отца дурной репутацией, оставил все политические амбиции, связанные с Консервативной партией, и стал искать, чем бы заняться. Для новых планов Экклстоуна это оказалось очень кстати. Время было самое подходящее. Как бывший адвокат с оксфордским образованием, Мосли хорошо разбирался в организации дел и жаждал политической власти, Экклстоун же был непревзойдённым мастером финансовых сделок. Они сошлись на том, что, объединившись, смогут изменить «Формулу-1».
— Не стоит опираться на команды, — говорил Мосли. — Не забывай, как Кен Тиррел не поддержал бойкот Имолы.
Тем не менее случившаяся в разгар борьбы за контроль над «Формулой-1» неявка в Имолу подтвердила прочность позиций Экклстоуна и уязвимость владельцев автодромов. Мосли предлагал забыть о командах и устранить Балестра. Они стали думать, как захватить власть в ФИА. Нужно было сыграть на слабостях француза.
— Максу нечем заняться, — как-то сказал Балестру Экклстоун, — а у тебя одни клоуны работают. Возьми его к себе.
Француз почуял неладное. Если Экклстоун выступает за всеобщее благо, значит, оно совпадает с его интересами. В конце концов Балестр согласился принять их в своём доме на юге Франции. За ужином хозяин показался им обоим совершенно смехотворным персонажем. Его напыщенность и самомнение исключали даже малейший намёк на какую-то разумность. Если его гости любили автоспорт, то Балестр напоминал шефа полиции, которого заботят лишь власть и связанные с ней привилегии. Оба понимали, что нужно потешить его тщеславие — и тогда француз с большей охотой прислушается к доводам Экклстоуна и введёт Мосли в состав ФИА. В конце концов Балестр, подперев ладонью подбородок, проворчал:
— Я совершаю ошибку, — и согласился.
— Макса нужно назначить главой комиссии автопроизводителей ФИА, — тут же предложил Экклстоун, едва сдерживая улыбку.
— Хорошо.
Балестр не стал спорить. Он знал, что члены ФИА будут возражать, но демократией можно и пренебречь, даже если против Мосли выскажется подавляющее большинство. Француз просто назначил его, а недовольных успокоил в частном порядке.
Вкрадчивый Мосли быстро втёрся в доверие к президенту. Балестр изливал ему душу, жалуясь, что Экклстоуна невозможно контролировать. Он опасался выхода «Формулы-1» из подчинения ФИА.
— Что мне делать? — спрашивал президент.
— Я подумаю, — отвечал Мосли, — и отыщу решение.
Посоветовавшись с Экклстоуном, Мосли предложил Балестру традиционный для английской правящей верхушки способ нейтрализации противника. Пусть Экклстоун возглавит рекламное подразделение ФИА.
— Bonne idee{13}! — воскликнул Балестр, и не подозревая, что ему подсовывают троянского коня.
Вскоре в ФИА очутились и ещё два бывших сотрудника «Брэбхэма»: Чарли Уайтинг и Херби Блаш. Экклстоун с Мосли осмелели и заявились на гонку в Сильверстоун на вертолёте, разметав при посадке палатки и учинив жуткий хаос. Теперь они короли. На жалобы никто и внимания не обратил.
Балестр назначил Экклстоуна ответственным за рекламу всех видов автоспорта, однако того интересовала лишь «Формула-1». У него была ясная цель: превратить этот спорт энтузиастов в выгодное предприятие. Несмотря на все разговоры про «шоу» и прочие словечки из индустрии развлечений, несмотря на эффектные панорамы барселонской набережной и Монако с его яхтами, которым полагалось натолкнуть телезрителя на мысль туда съездить, реальность ничуть не изменилась. Многие автодромы обеспечивали гостям первоклассное зрелище, однако на телеэкране всё выглядело куда скромнее. Некоторые организаторы игнорировали требования Экклстоуна. Владельцам трасс во Франции, Бельгии и Великобритании было предписано устранить недостатки. Отказались только англичане. Экклстоун настаивал, чтобы «Британский королевский автоклуб» сделал окончательный выбор между Брандс-Хэтч и Сильверстоуном и избавился от грязи. В БКА Экклстоуна не любили и подчиняться не стали. Ни БКА, ни члены ФОКА, ни устроители гонок не разделяли идей Экклстоуна — во многом потому, что сам он толком ничего не объяснял.
По контракту с ЕВС в сезон должно было проходить шестнадцать гонок. Организаторы этапов в Австрии, Аргентине, Бразилии и США жаловались на финансовые проблемы, которые ставят проведение Гран-при под угрозу. Экклстоун предлагал инвестировать свои средства в обмен на долю прибыли. Поскольку никогда не угадаешь, соберётся на трибунах тысяча зрителей или сто тысяч, он требовал передать «Оллспорту» все права на размещение рекламы, а также продажу зрителям товаров и услуг. Руководство «Нюрбургринга» это не устроило, и тогда Экклстоун перенёс Гран-при в Хоккенхайм. С владельцами бельгийской трассы в Спа он договорился, что те бесплатно получат этап «Формулы-1» ещё на десять лет в обмен на всю выручку с продажи билетов, пунктов общественного питания и даже туалетов. Финансово неблагополучным автодромам он оказывал помощь на совершенно разных условиях. Телеаудитория непрерывно росла, и предложения организовать этап «Формулы-1» поступали со всего мира. Убыточные этапы в Голландии и Австрии он терпел недолго. Разрыв соглашения следовал без всяких церемоний. Экклстоун не любил долгих разговоров.