Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

Экклстоун не поддерживал Мосли открыто. Никому из обращавшихся за советом он не предлагал голосовать против Балестра и даже говорил как-то, что Мосли не сумеет победить. Сам Мосли принимал нейтралитет Экклстоуна спокойно. Он помнил слова Гарольда Уилсона{15}: «Тому, кто не может скакать на двух конях сразу, в цирке делать нечего» — и разделял несколько упрощённый подход Экклстоуна к политике. Берни торговал машинами, а в организационных и исторических аспектах смыслил мало. Влезая в дела ФИА, он руководствовался совершенно иными мотивами. Сам Мосли говорил: «Берни нужны деньги. Иногда кажется, что он ими одержим. А у моей семьи были деньги, но при этом напрочь испорчена репутация. Став президентом, я хотел её восстановить». Экклстоун заявлял с не меньшей прямотой: «Максу было нечего терять, и поначалу он сам не был уверен в победе».

Накануне выборов Экклстоун резко изменил свою позицию. «Брат мой Мосли» — так он приветствовал своего товарища по телефону. Мосли добился серьёзных успехов — он неутомимо обхаживал автоспортивные клубы из Японии, обеих Америк и ещё ряда небольших стран, которым надоела трескучая болтовня Балестра. Он гарантировал им сохранение всех привилегий и обещал выдвинуть свою кандидатуру на повторных выборах через год, тем самым отметая обвинения француза в вероломстве и «кампании по дестабилизации ФИА и прямой лжи, дабы ввести в заблуждение её членов». В конце концов Экклстоун констатировал: «От Балестра одни неприятности, он стал как неуправляемая ракета — вот я в нужный момент и помог Максу».

9 октября 1991 года (на этот день были назначены выборы) Экклстоун ранним утром позвонил Балестру.

— Жан-Мари, ты проиграешь, — сказал он. — Договорись с Максом. Пообещай поделиться властью, если он снимет свою кандидатуру.

Француз усмехнулся:

— Не звони мне так рано с дурными вестями. — Он рассказал про список делегатов, которые лично гарантировали ему свою поддержку. — Я выиграю, — не сомневался Балестр.

Он и представить себе не мог, что делегаты не сдержат слово, прикрываясь заочным голосованием. В конце концов, бюллетени были именные, и каждый, голосовавший против, рисковал не только лишиться всех привилегий, но и потерять право на проведение этапа «Формулы-1» и других гонок. Однако его угрозы не сработали. У Мосли имелся свой список, и имена в нём были всё те же. Двенадцать лет правления завершились для Балестра поражением со счётом двадцать девять – сорок три.

Экклстоун порадовался, что его самый верный союзник займёт второй по значимости пост в мире автоспорта. Однако нужно было соблюсти интересы и второго верного союзника. Балестр всё ещё занимал какую-то непонятную должность в запутанной иерархии ФИА, поэтому на следующий год, сохранив пост президента на повторных выборах, Мосли последовал совету Экклстоуна и сделал француза «главой сената». Теперь он не имел никакой реальной власти, но по-прежнему обладал финансовыми привилегиями. Важно отметить, что в тот же самый сенат вошёл и Экклстоун, при этом оставив за собой пост вице-президента ФИА, что было явным конфликтом интересов.

Вместе Мосли и Экклстоун установили полный контроль над ФИА, «Формулой-1» и автоспортом вообще. Повстанцы захватили власть. Экклстоун считал, что успех изменил его соратника: «Он обрёл уверенность в себе и в любимом деле». Мосли как лицензированный адвокат, изучавший в Оксфорде физику, вполне мог разобраться во всех технических тонкостях. На новом посту он уже слегка опасался Экклстоуна: «С Берни ни в чём нельзя быть уверенным. Я не хотел рисковать». Переводчик им был не нужен, все вопросы они обсуждали без околичностей и вскоре стали совершенно неразлучны.

Спутниковое телевидение изменило лицо «Формулы-1». На гонках, где царили отвага и героизм, стали появляться знаменитости: короли, президенты, актёры, топ-модели и поп-звёзды, придавая состязаниям оттенок гламура. Скорость, блеск и атмосфера смертельной опасности пьянили привлечённых эксклюзивными условиями высокопоставленных персон. Экклстоун регулярно встречался с главами государств — как тех, где уже проходили этапы чемпионата, так и только желавших заполучить Гран-при. «Формула-1» понемногу превращалась в феерию мирового масштаба. Экклстоун заявлял: «Нечего водить ко мне в паддок кого попало» — и придавал доступу туда оттенок эксклюзивности. Говорили, что телетрансляции гонок собирают до 500 миллионов зрителей (явное преувеличение), и интерес спонсоров нарастал. В «Формулу-1» вернулась «Хонда», рассчитывая таким образом увеличить продажи своих новых моделей в Америке. Остальные производители активно искали альянса с ведущими командами.

Телекомпании ликовали. Становясь спонсором команды, крупная корпорация непременно приобретала рекламу во время трансляции, что покрывало затраты вещательных компаний. Довольные ростом поступлений от спонсоров, боссы команд и не подозревали, насколько больше зарабатывает Экклстоун.

Счастье длилось ровно один сезон. В июле 1993-го на Принсес-Гейт воцарилось замешательство, говорили даже о кризисе. Каждую трансляцию смотрели в среднем 200 миллионов человек, но беда пришла, откуда не ждали: телевидение дало возможность рассматривать гонки с невообразимой доселе тщательностью. Пол кабинета Экклстоуна был завален планами гоночных трасс. Постоянно звонили телефоны. Безукоризненной чистотой теперь и не пахло. Усталый Экклстоун бесконечно улаживал различные конфликты. Из последних восьми гонок по результатам пяти были поданы протесты — новые технологии сеяли рознь. Экклстоун настаивал: «Формула-1» должна оставаться состязанием между пилотами, — а производители хотели оснастить болиды компьютерами, которые будут помогать гонщику. Комментаторы твердили, что «королевские автогонки» погрязли в технических деталях, утратили искру.

У «Феррари» дела шли плохо. После смерти Энцо Феррари команда ничего не могла противопоставить достижениям «Макларена» и «Уильямса» с их аэродинамикой, композитными материалами, аэродинамической трубой и электронной подвеской. Жесточайший кризис в истории автопромышленности поставил команду на грань гибели. Пиччинини временно уступил своё место молодому и неопытному Луке Монтеземоло, который пытался вернуть «Феррари» утраченные позиции, что было крайне важно для всей «Формулы-1». Экклстоун считал идеальным кандидатом на пост главы «Феррари» француза Жана Тодта, руководившего раллийной командой «Пежо». Для формулического братства это назначение стало бы весьма неожиданным — у Тодта была репутация человека прямого, он либо говорил, что думает, либо молчал. Однако Экклстоун поддерживал француза вовсе не из-за его правдивости. Он помнил, как в 1986 году Тодт и «Пежо» подали на Балестра в суд и выиграли дело. Президент ФИА подал апелляцию и тоже выиграл. Чтобы разрешить противоречия, Экклстоун тогда пригласил обоих на встречу в «Отель-де-Крийон», побеседовал с ними и оставил наедине договариваться друг с другом. С тех самых пор он следил за неуклонным восхождением Тодта. Теперь, в 1992 году, он позвонил французу и предложил слетать в Болонью к Монтеземоло, который очень ценил мнение Экклстоуна и был благодарен тому за совет. Тодт перешёл в «Феррари», отдавая себе отчёт, что команду предстоит перестраивать и догнать англичан из «Уильямса» получится не раньше, чем через пять лет. Француз понимал, как льстит его назначение Экклстоуну — тому нравилось считать себя движущей силой всех событий в «Формуле-1». Позднее Экклстоун отчего-то приписывал себе главную роль в этом переходе. Так или иначе, в условиях всеобщей озлобленности кто-то должен был не допустить развала «королевских автогонок», раздираемых спорами о новых технологиях.

Всё началось с любимого многими чемпиона Найджела Мэнселла. В 1992 году Мэнселл доминировал в чемпионате: он выиграл девять из шестнадцати этапов и набрал в два раза больше очков, чем его ближайший преследователь. Своим успехом британец был во многом обязан новой электрической системе управления подвеской. К следующему сезону Рону Деннису пришлось скопировать эту разработку. Мосли же хотел её запретить. Вспоминая былые времена, когда Уильямс с Деннисом, как и все прочие, готовили болиды к гонкам в проливной дождь и искали в грязи болты и гайки, президент ФИА жаловался, что компьютеры и большие деньги убивают автоспорт. Недовольство диктаторскими замашками Мосли, который стоял на пути превращения «Формулы-1» в состязание конструкторов, потонуло во всеобщем изумлении разрывом Мэнселла с «Уильямсом». Чемпиона не устроил новый контракт, а по истечении назначенного срока Фрэнк Уильямс предложил ему ещё меньше.

Обиженный Мэнселл не понимал, чем рискует, и заявил о своём уходе из «Формулы-1». Экклстоун поддержал Уильямса.

— Пилотам и так сильно переплачивают, — сказал он. — Один уйдёт — найдётся другой.