Дремучие двери. Том I - Юлия Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Когда из своей Гаваны отплыл я вда-аль…» Популярная тогда песенка. Серенькое непогожее небо с клочками несущихся вместе с ней туч. Туда, где скатываются к полю последние домишки, где свободно гуляет ветер по свежевскопанным огородам, по ещё мутному от талых вод пруду с чёрным силуэтом ивы и прочерченной вдали кромкой леса.
Навстречу плывёт барышня — Люська под руку со Славкой Киселёвым с Полевой, у которого отец работает в ресторане «Метрополь». Ветер смерчем взмывает над Славкиным лбом набриолиненный чуб, похрустывает курточка из искусственной кожи, поскрипывают мокасины на толстенной микропорке. Брюки дудочкой. Славка Киселёв — стиляга. Он танцует «стилем», и все шмотки у него «стильные». Потом стиляг заменят хиппи и у них будет всё «хипповое». Потом — «прикольное» и «крутое».
Люська невероятно намазана и невероятно красива. Она в прозрачном плаще в горошек, тонко перехваченном в талии, и в белых чешских ботиках. В продмаге за ними драка была. Вокруг головы — огненно-рыжий нимб волос.
Люська для Яны — стиляга, Яна для Люськи — идейная. Шесть лет, обмениваясь небрежным кивком, проходили каждая своей дорогой.
Но сегодня…
Узкая асфальтовая тропинка несёт их навстречу друг другу.
— Приветик, — говорит Люська, — Как жизнь?
— А меня в «Пламя» берут, — не выдерживает Яна, — в штат.
— Поздравляю, — рассеянно кивает Люська, кося ласковым своим кошачьим взглядом на Славку. Хлопья туши трепещут на ресницах. — А мы — в кино. На «Мост Ватерлоо».
— Эй, корреспондент, я с тобой дружу, — заигрывает Славка, но Люська ревниво тащит его прочь.
— Пока, мы опаздываем.
Яна летит дальше. По шаткому дощатому тротуару, мимо ещё голой клумбы с сухими стеблями прошлогодних астр, мимо скамьи под берёзами с судачащими женщинами, мимо играющей в расшибалочку ребятни.
Когда они вернулись из эвакуации, эти женщины были в её нынешнем возрасте. А их играющие в расшибалочку дети — как тогда Яна.
Коричневая дверь с ромбами. Дремучие двери… Иоанна замедляет шаги, пытается сопротивляться, но дверь неотвратимо притягивает, засасывает, как в чёрную дыру, за которой — погибель, тьма вечная.
— Лезь по чердачной лестнице, — слышит она неведомо откуда ангельский голосок АХа и, цепляясь за его золотой лучик-канат, преодолевая гибельное чёрное тяготение, добирается до торца дома, где ведёт на чердак ржавая пожарная лестница. Взбирается по ней, дрожа и задыхаясь, отбиваясь от липнущих к телу хлопьев ледяной тьмы…
Наконец, ей удаётся, подтянувшись, добраться до площадки, но тут из чердачной дверцы просовывается ручища с зелёным, бутылочного стекла, перстнем, хватает за шиворот и свирепая физиономия вернувшейся с вязального кружка контролёрши Клавы нависает над ней, как гильотина.
— Я тебе покажу кино на протырочку!
Яна болтается в ее ручище, как котёнок за шкирку. Вокруг — лишь призрачная рассветная мгла Преддверия и шаткая чердачная площадка.
Но вдруг на вбитом в вечность гвозде проступила перед ними фотография отрока с гладко зачёсанными на косой пробор волосами, детским полуоткрытым ртом и по контрасту пронзительно-жёстким взглядом куда-то мимо, вдаль, в одному ему видимую цель.
ПРЕДДВЕРИЕ
Охнув, тётя Клава мгновенно вытянулась стрункой, отпустив Яну, и восторженно гаркнула, как на параде:
— Здравия желаю, товарищ Сталин!..
Не дождавшись ответа, щёлкнула ботами «прощай молодость»: — Служу Советскому Союзу! — И ретировалась за чердачной дверцей.
Только вечность и шаткая чердачная площадка.
Отрок неотрывно смотрел на Яну или сквозь Яну и молчал.
— Что ты хочешь сказать? — прошептала Иоанна, обращаясь к Coco, а не к вождю всех времён и народов. — Быстрей, никто не узнает…
Тишина. Всем своим существом ощутила она всю трагичность этого бессильного молчания, запечатанного сургучом вечности. Или «экзистенционального времени», как сказал бы АХ.
Он, этот АХ, в белой панамке и тёмных очках, поманил её из чердачной дверцы, и она оказалась в просмотровом зале перед сшитым из простыней экраном. Только не в проходе меж креслами, куда она бы уже и не поместилась, а в самом кресле. Даже АГ с холодной вежливостью ей кивнул.
— Не бойся, он у меня в долгу, — шепнул АХ, — я ему «кодак» дал — у них в ведомстве перерасход пленки с этой перестройкой — один компромат идет. Вся вечность «делами» забита…
— Только пусть соблюдает регламент, — проворчал AT, — чтоб никакого дестабилизирующего давления на следствие…
— Это он про крестное знамение, — пояснил АХ. — Боится, как огня.
И снова трещит проектор, крутится документальное кино из жизни Иосифа.
— Свидетельствует немецкий писатель Эмиль Людвиг. Он приводит слова Иосифа: «Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения».
«Джугашвили, оказалось, имеет абонементный лист из «Дешёвой библиотеки», книгами из которой он пользуется. Сегодня я конфисковал у него соч. В. Гюго «Труженики моря», где нашёл и названный лист»./Пом. инсп. С. Мураховский. Инспектор семинарии Иеромонах Гермоген/.
«Наказать продолжительным карцером — мною был уже предупреждён по поводу посторонней книги — «93 г» В. Гюго».
Характеристика одного из героев «Девяносто Третьего года» В. Гюго — бывшего священника Симурдэна, ушедшего в революцию:
«Он был праведник и сам считал себя непогрешимым. Никто ни разу не видел, чтобы взор его увлажнили слезы. Вершина добродетели, недоступная и леденящая. Он был справедлив и страшен в своей справедливости. Для священника в революции нет середины. Превратности революции могут привлечь к себе священника лишь из самых низких либо из самых высоких побуждений: он или гнусен или велик. Симурдэн был велик, но это величие замкнулось в себе, ютилось в недосягаемых кручах, в негостеприимно мертвенных сферах: величие, окруженное безднами. Иные горные вершины бывают так зловеще чисты».
Из приветственной статьи Иосифа, посвященной вождю немецкой социал-демократии Бебелю:
«Кто не знает Бебеля, маститого вождя германских рабочих, когда-то «простого» токаря, а теперь знаменитого политического деятеля, перед критикой которого, как перед ударами молота, не раз отступали «коронованные особы», патентованные учёные, слову которого, как слову пророка, внимает многомиллионный пролетариат Германии?» — Прежде чем двигаться дальше, напомню, что защита будет отстаивать одну основную мысль, заявил AX, — Создание Иосифом АНТИВАМПИРИИ. Для нас важен Иосиф не как марксист, большевик, русский националист или государственник. То есть это, конечно, существенно, но не как самоцель, что было бы идолопоклонством, а как средство построить Антивампирию. Угодное Небу государство, которое бы помогало Замыслу. Напомню, что по ЗАМЫСЛУ ТВОРЦА:
1. Человечество — единый организм, в котором в процессе истории зреет Богочеловечество, Новый Адам, как прекрасная бабочка в коконе, призванная к жизни в Царстве.
2. Каждый орган человечества /нация/ или отдельная клетка /личность/ имеет свой собственный Замысел, Предназначение, и в определённое время в определённом месте вызывается Творцом из небытия, чтобы осуществить эту Сверхзадачу. Начинающуюся на земле и, в случае успеха, продолжающуюся в Царствии. Потому и сказано: «Царствие Божие внутри нас».
3. Чтобы осуществить личную и соборную богочеловеческую Сверхзадачу, каждый должен получать необходимо-достаточное ото всех и Целого и, в свою очередь, беззаветно и самоотверженно служить Целому. Результат — возрастание и здоровье Целого — закон любого живого организма.
Чтобы сразу отмести ставшие уже банальными обвинения в «муравейнике» поясняю, что для муравья благо муравейника — самоцель, замкнутая на конечном земном существовании. Хорошо муравейнику — хорошо муравью. Кстати, мы даже принцип муравейника нарушаем!
Для человека, созданного «по Образу и Подобию», успешное функционирование Целого на земле — лишь средство осуществить Замысел, лежащий за пределами земного бытия. Результат — умножение «жатвы Господней». В личном плане — стать всхожим зерном, а не сорняком, обреченным на сожжение.
Человечество в результате грехопадения заражено самостью — отпадением от Бога, самоутверждением за счет Целого и других. Назовём эту эгоистическую самость ВАМПИРИЗМОМ — стремлением отдельных клеток или органов богочеловеческого Целого получать излишки за счет жизнеобеспечения других. Результат — всеобщая вражда, раздрай, зависть, конкуренция. То есть глобальное нарушение Замысла и заболевание организма.
Само это заболевание входит в Замысел, дающий каждому свободу определиться — будешь ли ты пригоден занять предназначенное тебе Творцом место в едином, спаянном любовью Доме Отца, выздоровеешь ли за свою земную жизнь или так и останешься вампиром в душе и Царствие отторгнет тебя как отмершую ткань? Каждый сам волен избрать свою судьбу в вечности, но задача избравших Небо — противостоять «лежащему во зле» миру. Мы — воины, сеятели, призванные умножить «жатву Господню».
