Наследник - Иар Эльтеррус

Пилота-крэнхи принял на борт «Поиск», а землянина, которым оказался, как ни странно, не русский, а раненый израильтянин Алекс Шапиро, естественно, взяла «Тень». Его сразу отправили в медотсек и уложили в реаниматор. А затем около двух часов возились, чтобы вытащить американца Майкла Торренса из спасательной капсулы – Суровцеву ради этого даже пришлось выйти в открытый космос в скафандре. Едва успели – в капсуле уже заканчивались запасы кислорода.

Вскоре в кают-компанию ввели светловолосого парня в форме Объединенного Флота. Он скользнул по собравшимся – а собрался в кают-компании практически весь экипаж, за исключением дежурной смены – хмурым взглядом и пробурчал сквозь зубы приветствие. Что ж, его можно было понять – крейсер, на котором служил коммодор Торренс, был уничтожен залпом с русского корабля.

– Надеюсь, вы не станете делать глупостей? – вежливо спросил Михаил.

– Нет, – коротко ответил американец, садясь на указанное ему место.

Тупило вручил ему стандартный саморазогревающийся обед в термоупаковке, и коммодор быстро, но аккуратно поел. Вытер губы салфеткой и с опаской уставился на русских.

– И что со мной будет? – тихо поинтересовался он.

– Когда вернемся на Землю, вас, скорее всего, отправят домой, – пожал плечами Хмелин. – Надеюсь, этот конфликт не перерастет в полномасштабную войну.

– Я тоже надеюсь… – поежился американец.

– И зачем вам все это понадобилось? – не выдержал Михаил. – Зачем вы напали?

– Нам отдали приказ, – неохотно сказал Торренс. – Сказали только, что вы нашли что-то такое, от чего зависит сама судьба Америки и всего мира, и мы должны это получить первыми.

– Интересно, откуда они узнали, что мы что-то нашли?.. – капитан потер щеку. – Мы же только намек обнаружили, подсказку, где искать! Ну почему нельзя было заняться поиском вместе?..

– Слишком сильна ненависть к вам, русским, у нашей верхушки, – усмехнулся американец. – Уже больше двухсот лет прошло после появления вашей империи, а наши «хозяева жизни» все никак не могут смириться, что есть кто-то смеющий жить своим умом и идти своим путем, не заглядывающий им в рот. Думаете у нас, в Америке, мало людей это понимают? Нет, способные думать самостоятельно есть, хотя их и меньшинство. А уж среди послуживших вместе с русскими и лично знающих их – и подавно. И тут вдруг шанс вырваться вперед. Вот эти господа и ухватились за него.

– Вы не за них? – прищурился Михаил.

– Среди офицеров почти нет тех, кто «за них», – иронично сообщил Торренс. – Но мы давали присягу, не вам объяснять, что это такое.

Он устало потер виски и добавил:

– Вы вряд ли знаете реалии жизни в нашей стране. Ни одного из отслуживших в Объединенном Флоте вместе с русскими человека никогда не пропустят ни на один ответственный пост – нас считают зараженными чуждыми Америке идеями. Вслух ничего не говорят, улыбаются и льстят, но реальная политика именно такова.

– И вы это терпите?.. – удивился Сванидзе.

– Выбора нет, – вздохнул американец. – Да и как изменить ситуацию? С оружием в руках? Но ведь придется стрелять в людей, которых знал с детства, соседей и друзей, не разделяющих твои взгляды. Я, например, к такому не готов. После такого трудно будет считать себя человеком…

– Да, ваша плутократия хорошо умеет промывать людям мозги, – поморщился Михаил. – Читал вашу прессу и смотрел телевидение, не по себе стало. А уж это постоянное муссирование однополых отношений… – он брезгливо поморщился. – Как будто ничего другого нет!

– Большинство мужчин Америки относятся к этим не лучше, чем в России, но в тюрьму за «дискриминацию» не хочется, поэтому приходится помалкивать, – на лице Торренса тоже отразилась брезгливость. – Отец моего друга на три года сел всего лишь за то, что прилюдно высказал все, что думает о двух высокопоставленных геях. Но это частности, пена проводимой нашим правительством политики.

– Или теми, кто стоит за правительством, – добавил капитан.

– Или теми, кто стоит за правительством, – согласился американец. – Им нужно, чтобы люди превращались в животных, потакали своим инстинктам, тогда ими легче управлять, тогда они предсказуемы. А к тем, кто животным быть не желает, относятся очень настороженно. Любое протестное движение постепенно превращают в нечто безопасное для властей и текущей парадигмы развития общества. Всех, интересующихся чем-то помимо материального, превращают в маргиналов, загоняют на дно жизни.

– Но если многие у вас это понимают, то почему вы ничего не меняете? – подался вперед Михаил.

– Я уже говорил, – вздохнул Торренс, – кровь проливать не хочется, да и организации у нас никакой – за этим внимательно следят. Но недовольство в армии и на флоте постепенно растет. И я не знаю, что вырастет в итоге. Например, выполнять текущий приказ об атаке русских кораблей многих удалось заставить только под угрозой расстрела. И если наше правительство надумает всерьез воевать с Россией, то флот может взбунтоваться – почти никто из офицеров не имеет желания убивать других землян во имя интересов денежных мешков, особенно после того, как столько времени вместе с русскими стояли спиной к спине против общего врага.

Он ненадолго замолчал, затем попросил:

– Не могли бы вы выделить мне какую-нибудь койку? Страшно устал, спать хочется – не могу.

– Идемте, – встал Суровцев.

Они вышли – американца решили временно поселить на место дежурного пилота. Естественно, под присмотром искина – в случае любых враждебных действий тот подаст сигнал экипажу. Слова словами, но что на самом деле думает этот Торренс – знает только он сам.

– Да уж, демократия и либерализм… – гадливо скривился Михаил. – Красивые, на первый взгляд правильные идеи, но во что их превратили в реальности?.. Жуть же!

– А ведь даже у нас находятся дураки, верящие в эту муть, – вздохнул Айзат. – Как они вопят о «общечеловеческих ценностях»! Да кто им сказал, что ценности либералов – общечеловеческие?!

– Со столь обожаемого ими запада сказали, а они сдуру поверили, – проворчал вернувшийся в кают-компанию Суровцев, открывая альбом и начиная что-то рисовать карандашом.

– Слышали, кстати, как с ними в последние тридцать лет борятся? – спросил Михаил.

– Нет, – «безумец» заинтересовался и поднял голову.

– Высылают пожить на запад с правом возвращения. Пару-тройку лет они там живут, а потом бегут обратно в Россию, после чего молчат в тряпочку, а то и осаживают тех, кто еще не побывал в их вожделенном раю.

– Отличная придумка! – восхитился Суровцев. – Так им, придуркам, и надо!

– Ну их всех, – проворчал Хмелин. – Лучше давайте определимся с дальнейшими действиями.

– Пока отдыхаем, а через девять часов – следующий переход по сети, – пожал плечами Михаил. – В точке назначения снова ждем двенадцать часов.

– А что такое эта самая сеть? – поинтересовался бывший полковник.

– Если бы я знал… – развел руками капитан. – Исходя из того, что я узнал на Н237 – это сеть эгрегориальных связей между населенными мирами. Но как эгрегоры могут помочь перемещаться?.. Понятия не имею!

– Но помогли, – философски заметил Хряченко. – Мы же здесь. Кстати, а почему я смог взять управление кораблем не сразу?

– Как сказала Л300, только у меня достаточный уровень некой сетевой толерантности, – пояснил Михаил. – Тем, у кого она меньше требуемого, я могу только делегировать некоторые права управления кораблем другим. И то потому, что по выражению системы, вы прирожденные пилоты, но при этом не инициированные. Или не обученные правильно, я не совсем понял.

– Да уж, дело ясное, что дело темное… – повел плечами Тупило. – Капитан, ну а когда найдем, что ищем? Тогда что?

– Вот когда найдем, тогда и посмотрим, – отмахнулся Михаил. – Думаю, на Землю надо будет прорываться, нашим данные доставить и американцам с европейцами в руки не попасться.

– Капитан прав, – оборвал дальнейшие распросы Хмелин. – Пока рано судить, вот найдем что-нибудь, тогда посмотрим. Лады, кто куда, а я спать.

Вскоре почти весь экипаж разбрелся по каютам. Михаил сидел дольше всех, продолжая вспоминать и анализировать увиденное на Н237. Иногда он задавал кое-какие вопросы Л300, но система не всегда отвечала, отговариваясь тем, что занята преобразованием корабля. В конце концов капитан не заметил, как сам заснул прямо на диване.

Глава 9

Мир замер в шоке. Начиналось что-то странное и страшное, но при этом ни один эксперт, ни один политолог или ученый не понимал, что именно. Поначалу после получения известий о схватке между русским, американским и европейским флотами мир впал в оцепенение. Причем, виновными называли то имперцев, то либералов, но голословным утверждениям мало кто верил. А уж когда дошли сведения о реальной подоплеке конфликта, то началось вообще нечто непредставимое. Причем, замолчать, что именно американцы с европейцами первыми попытались захватить русский фрегат, поскольку он нес важные для всей земной цивилизации сведения, не удалось даже на западе. Кто-то неизвестный произвел массированный информационный вброс, игнорировать который редакторы печатных и сетевых изданий не смогли, невзирая на все приказы сверху.