Смерть с отсрочкой - Крис Хаслэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидней вырвался из объятий и остановился, заставив Кобба повернуться к нему лицом.
— Тогда зачем вы мне рассказали? — спросил он.
— Затем, чтобы ты прикрывал меня со спины, — объяснил Кобб. — Если Орлов узнает о моей прогулке с Рансато, он меня прикончит. Даже если заподозрит, что я знаю о краже, со мной кончено к чертовой матери. Господи боже, на месте Орлова я обязательно кокнул бы старика Кобба, просто чтоб все было чисто и аккуратно. — Он бросил горестный взгляд через плечо на Клее, который орал на рекрутов по-испански с сильным немецким акцентом. — Возможно, убийцы уже здесь.
— Вы имеете в виду Клее и Кройца?
Кобб провел кончиком языка по зубам и, как змея, принюхался к воздуху.
— Почему именно их? Ты им не доверяешь?
Сидней вздрогнул от прокатившегося по лагерю глухого взрыва гранаты.
— Ведь они немцы, правда?
— Больше ничего против них не имеешь?
Сидней покачал головой.
— Сути не понимаешь, малыш, — вздохнул Кобб. — Проблема не в фашистах. Меня наши люди пугают.
— Я только говорю, есть в них что-то такое…
— Да? — Кобб окинул взглядом лагерь. — Возможно, ты наполовину прав. Разреши мне тебя просветить. Кройц — долбаный герой пролетарской революции, и, если б она увенчалась успехом — а мы с тобой знаем, что не увенчается, — именем сукина сына назвали бы улицу. Хладнокровный гад напрочь лишен чувства юмора, но я бы доверил ему свою жизнь — вот что главное. В Клее не так уверен и буду благодарен, если ты за ним присмотришь. Нервничаю из-за этого хрена.
Глаза Кобба сверкали, а Сидней уже знал, что это означает. Видел такой блеск в глазах Джо, и в глазах дезертира в придорожной будке в Могенте, и за стеклами очков Аранхука. Кобб боялся. Сидней наблюдал, как он жует мокрый кончик сигары, описывая носком ботинка в пыли бессмысленную петлю.
Кобб заговорил медленно, как бы с самим собой: слова с опозданием ковыляли за мыслями.
— Знаешь, малыш… на войне ходят слухи. Я слышал, будто весь испанский золотой резерв отправляют в Москву на хранение. Еще слышал, что в России-матушке дядя Джо истребляет людей. Массу людей: генералов и маршалов, крупных руководителей и министров, всех, кому как бы нельзя доверять. Ребята из Министерства иностранных дел пока целы, но я слышал, что Орлов внесен в кремлевские списки на уничтожение и недолго проживет на свете. Он уже переправил жену и ребенка во Францию, и я бы на его месте в подходящий момент последовал за ними. Догадываюсь, что золото предназначено для спасения наших лидеров и со временем станет пенсионным фондом, поэтому он любой ценой постарается его вернуть. Одно точно, малыш, — кивнул Кобб Сиднею, — я проклят, ты проклят и проклято все это дело. Я бы на твоем месте даже не думал о возвращении в Альбасете. Орлов велит своим ребятам вернуть нас в Валенсию, после чего начнутся забавные игры. Думаешь, операция с Рансато, Кано и Аранхуком имела хоть какой-нибудь политический смысл? Черта с два. Орлов хочет вернуть свое золото, а мы вскоре станем предателями, и за нами погонится пара автомобилей, битком набитых киллерами. — Кобб выплюнул окурок сигары, наставил на Сиднея крепкий толстый палец. — Надо составить план, и я вижу три варианта, малыш. Первый: будь что будет. Второй: отправляемся во Францию, переходим границу, как беженцы. — Он остановился, развернул Сиднея лицом к себе. Вспышки страха в глазах сменились вспышками безумия. — Третий: находим украденное ублюдками золото и забираем. Из смерти, бегства и богатства выбираю третье. А ты, малыш?
Сидней поймал вошь в волосах, раздавил ногтем большого пальца. Американец перечислил три варианта, но либо врет, либо неверно оценивает ситуацию. Нет никаких вариантов. Тайная полиция Орлова существует как раз для отлова предателей и дезертиров, а поскольку Сидней вскоре попадет в обе категории, попытка бегства ничего ему в будущем не сулит. Он не собирается покорно ждать ареста, допросов и казни. Над головой в безоблачном небе вился змеей соблазнительно свободный биплан «чато».
— Ну и какой у нас вариант? — спросил он.
— Хороший мальчик, — усмехнулся Кобб. — Был когда-нибудь в Теруэле?
Согласно немногочисленным газетным снимкам, собранным угрюмым Гассе, разведчиком ремонтно-полевой бригады, искать надо было встревоженного с виду андалусца с цыганской гривой и впалыми щеками. Звали его Ангел Виллафранка, и он был владельцем авторитетной компании.
— Андреас Нин, — пробормотал Гассе, постукивая тупым концом карандаша по групповой фотографии. — Глава марксистского крыла. Виллафранка крайний правый.
— По крайней мере, на снимке, — вставил Кобб.
Гассе указал на другое фото:
— А это наш клиент среди анархистов-синдикалистов. В кожаной куртке покойный сеньор Дуррути.
Кобб собрал на брифинг Сименона, Клее, Кройца и Сиднея. Гассе присутствовал в качестве консультанта.
Клее потел и смотрел подозрительно, сверкая лысой головой под люстрой Кобба.
— Что он такого сделал? — спросил он.
— Это о-о-очень плохой человек, — протянул Кобб. — Взломщик банков, обучавшийся ремеслу в конце двадцатых на юге, а потом перебравшийся в Барку, когда в Андалусии стало слишком уж жарко. Террористом был в добрые старые времена.
— Вполне мог бы влиться в наши ряды, — усмехнулся Сименон.
— Мог, — кивнул Кобб, — но не влился. Служит наемником марксистов и анархистов. Предположительно выдает тех и других, кладя в карман разницу, только кто мы такие, чтобы осуждать? Разумеется, за исключением малыша Сида.
Гассе пристально оглядел Сиднея поверх очков.
— А ты что, идейный?
Сидней пожал плечами, снова почувствовав себя маленьким и незначительным.
— Просто приехал бить немцев, — пробормотал он. Заявление казалось умным, хотя выражение лиц Клее и Кройца свидетельствовало об обратном.
— Он фашистов имеет в виду, — пояснил улыбнувшийся Кобб.
Клее пронзил Сиднея кинжальным взглядом, ткнул в него черенком курительной трубки.
— Мальчик наверняка скажет сам за себя.
Кобб вздохнул, привалился к стене, что неопытный человек принял бы за компромисс и даже за покорность. Вытащил из нагрудного кармана окурок сигары, повертел большим и указательным пальцами.
— Наверняка, — кивнул он. — Еще желаете потолковать или перейдем к обсуждению господина Виллафранки?
Возникшая на миг напряженность в пышно обставленном кабинете слегка разрядилась, но в воздухе еще потрескивало статическое электричество недоговоренности.
— Значит, грабитель, анархист, приятель Дуррути, — суммировал Сименон. — Что из этого?
— Не наше дело, — ответил Кобб. — Нам приказано его спасти и доставить в Валенсию.
— Звучит просто, правда? — заметил Гассе.
— Он в каком-то чертовом Толедо или еще где-то? — предположил Кройц.
— Близко, — усмехнулся Кобб. — В Теруэле. И если мы его срочно не вытащим, Виллафранку перевезут в Севилью, где найдут труп. Его взяли неделю назад, глубоко закопавшегося у соседа на заднем дворе, и обвинили… — Он замолчал, ущипнул переносицу рассеянным жестом учителя. — В чем его обвинили, Гассе?
Тощий француз принялся перекладывать на столе газетные вырезки.
— Кража со взломом, убийство, грабеж, тройное убийство, тройной грабеж, бегство из-под стражи, покушение на убийство, ограбление, воровство, мошенничество и так далее.
— Обратите внимание, никаких политических обвинений, — указал Кобб, — и военнопленным он не считается. С точки зрения соседей, сеньор Виллафранка обыкновенный вор с необыкновенным списком обвинений. Они все кипятком писали, когда он в тридцать четвертом году обчистил виллу полковника Ягуэ. Там произошел инцидент с находившейся в доме дамой, и полковник ждет не дождется, когда негодяя удавят гарротой.
— Если мы не спасем негодяя, — вставил Сименон.
— Может быть, он предпочтет удавку, — предположил Кобб.
Клее с силой затянулся зловонной трубкой и зыркнул на Сиднея.
— Так где он сейчас?
— В крепости в Теруэле.
— Кто поручает нам это дело?
Кобб не спешил с ответом. Сначала сбросил остывший пепел с сигары, потом поиграл золотой зажигалкой над несгоревшим табаком. Поднес к губам окурок, с силой затянулся до светившегося оранжевого кончика, с мрачным удовлетворением выдохнул, словно вкус окурка превосходил ожидания. Наконец поднял глаза, глядя прямо на Клее.
— Я, — сказал он. — А кто поручил дело мне, господин Клее, вас не касается.
Гассе застыл, держа в дрожавших пальцах пожелтевшие газетные вырезки. Сименон горестно поднял брови, как школьница, оказавшаяся невольной свидетельницей скандала, и откинулся на портрет герцога Гиза, завещанный Коббу мелким арагонским аристократом. Кройц шумно выдохнул носом, раздув ноздри, как испуганный конь. Сидней разглядывал богатый персидский ковер, наблюдая на манер авиатора, исследующего заросшие кустарником африканские степи, за крошечными столбиками дыма, которые поднимались с вытканного пейзажа, пока в ворсе гасли янтарные искры из трубки Клее. Клее уставился на Кобба с пульсировавшей на шее веной, его рука тяжело, угрожающе лежала на поясе. Кобб, глубоко сунув руки в карманы кожаного плаща, встретился с ним взглядом с наполовину довольной, наполовину предупреждающей улыбкой. Сидней знал, что правая рука американца сжимает «дерринджер», купленный в 1919 году в Чикаго одним журналистом из Барселоны, ныне покойным. Двуствольный пистолет с двумя спусковыми крючками незаметно укладывался во внутренний карман пальто джентльмена. Выпущенные им две пули 32-го калибра не обязательно убили бы Клее, но обязательно ранили бы, заодно погубив плащ. Сидней отодвинулся, и немец улыбнулся, громко рассмеялся, как бы вспомнив давно забытую шутку.