Слышишь пение? - Джин Литтл

Анна беспокоилась, вдруг ненароком засну, но тревога не оставляла, было не до сна. Она прислушивалась к шумам в доме. Где-то булькает вода в кране, папа и мама разговаривают в гостиной внизу, щелчок выключателя — кто-то погасил свет, кончились новости по радио, звучит знакомая мелодия "Боже, храни короля", вот скрипнула чья-то кровать, вот папа захрапел. Долго-долго ни звука, и вдруг, тут как тут, шаги Руди, взад-вперед, словно запертый в клетке зверь.

Девочка зажгла малюсенький фонарик, одолженный доктором Шумахером, бесшумно вылезла из кровати, на цыпочках прокралась к комнате брата, беззвучно открыла дверь, скользнула внутрь, осветила фонограф, машину для прослушивания "говорящих книг", и потянулась к кнопке. Подождала, пока Руди окажется в другом конце комнаты. Он что-то бормотал, ни слова не разберешь. Анна нажала на кнопку, брат, занятый разговором с самим собой, не услышал, а она-то больше всего боялась этого маленького щелчка! Даже не верится, что все так просто.

Чуть дыша, стараясь, чтобы руки не дрожали, опустила иглу фонографа на пластинку.

— Чарльз Диккенс, "Повесть о двух городах", — произнес мужской голос, и Анна, хоть и знала все наперед, не удержалась — испуганно вздрогнула. — Читает Стэнли Уиллман.

Анна прилежно упражнялась с миссис Шумахер и сумела сразу передвинуть иглу туда, где кончалось объяснение о том, что говорящие книги предназначены только для слепых людей, и начиналась сама история. Отзвучало последнее слово предисловия, и низкий, глубокий голос произнес — выразительно, с любовью, именно так, как надо:

Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры…[35]

— Что такое? Выключите! Остановите немедленно! Кто здесь? — крик Руди прервал чтение.

Анна еще удивлялась, как долго он молчит. Она выключила фонограф.

— Я, Анна, и первая пластинка "говорящей книги". Я выбрала Диккенса — не сомневалась, тебе будет приятно, хотя ты и читал его раньше. Подумала…

— Анна, пожалуйста, я тебе уже говорил, оставь меня в покое!

— Одну минутку, — голос задрожал, но нужно довести дело до конца. — Пожалуйста, потерпи, послушай хоть минуточку. Я тебе прочту…

Руди не ответил, но Анна знала — брат ее сейчас просто ненавидит. Стена стала еще крепче.

Она принялась читать, медленно, ужасно медленно, хоть и отметила все пробелы между словами в первом абзаце — приклеила крохотные кусочки бумаги. Она следила по точкам и начала там, где закончил чтец:

…дни… без… ве… рия… по… ра… све… та… по…ра… тьмы…

— Анна, — позвал брат.

— Да?

— Почему ты читаешь так медленно?

— Для меня — быстро. Я пока вызубрила только основной алфавит, а там еще куча сокращений. Я одну строку почти наизусть выучила, а то бы получилось совсем медленно, — не стоит сразу все объяснять, пусть дальше сам спросит.

— Анна, — снова позвал Руди.

— Да? — сердце девочки забилось быстрее — голос брата оживился. Не то, чтобы потеплел или отозвался на ее усилия, но, по крайней мере, в нем послышалось свойственное Руди любопытство.

— Ты сказала — читаешь?

— Да, по Брайлю.[36]

— А куда ты смотришь?

— Никуда. Мне же ничего не видно, я не зажигала света.

Оба долго молчали. Потом Анна заговорила — тихим, размеренным, но на самом деле почти сердитым тоном:

— Руди, прекрати упрямиться. Совсем на тебя не похоже. Если я научилась читать по Брайлю за несколько уроков с миссис Шумахер, то у тебя это получится запросто. И вместо того, чтобы шагать из угла в угол в темноте, будешь слушать книги.

— Значит, ты меня и в другие ночи слышала, — тихо, горько пробормотал брат.

— Да, я тебя все время слышу. Но это к делу не относится. Ты ускользаешь куда-то внутрь, в темноту. Мама всех уверяет, что тебе лучше. Ты даже папу почти обманул…

— Но не умненькую маленькую Анну… — насмешливо протянул он.

— Нет, меня не обманешь. Я знаю, как это бывает.

— Уж ты-то знаешь! — съязвил Руди.

Вот здорово, голос совсем другой, живой, готовый к борьбе. Давным-давно она не слышала такого звонкого голоса. Настало время пустить в ход главное оружие, которое она придержала напоследок..

— До девяти лет я тоже мало что могла разглядеть, а ты, ты дразнил меня неуклюжей Анной, издевался надо мной, называл дурой! Помнишь? Я боялась тебя больше всего на свете!

— Но я же не знал, — неожиданная атака застала брата врасплох.

— Ладно, все давным-давно прошло, уже не болит. И я не знала, что все дело в зрении. Думала, ты прав, а я глупая, неуклюжая и никуда не гожусь. Я тебе поверила и спряталась в свою скорлупу, глубоко-глубоко, там тебе меня не достать. Прямо как ты сейчас.

— Где он, твой фонограф? — резко оборвал Руди.

Анна поняла — пора остановиться.

— Сейчас включу свет, мне так легче, и подведу тебя поближе. А то пришлось крохотным фонариком светить, зато ты меня не обнаружил. И вышел сюрприз!

— Твое счастье, что у меня не случилось сердечного приступа, — огрызнулся брат, пока она тянула его за руку к фонографу с "говорящей книгой". Показать ему, как все работает — пара пустяков. — Потрогай, пластинка крутится гораздо медленней, чем обычно, а вот тут остальные записи, вся книга целиком.

Руди подержал стопку пластинок и аккуратно положил обратно.

— Буду учить тебя брайлевскому алфавиту, с этого все начинают, каждый день после школы, если обещаешь помочь мне с математикой. Договорились?

В ожидании ответа девочка затаила дыхание. Не слишком ли она торопится?

И вдруг Руди рассмеялся, надтреснутым коротким смешком, куда больше похожим на рыдание, чем на смех. Но Анна знала — брат смеется.

— Марш в постель, Дурында, неуклюжая Анна! Завтра само себя покажет. И свет потуши, когда выйдешь.

Она встала и, не сказав больше ни слова, вышла в коридор, в горле — ком. Добежала до своего закутка, бросилась на кровать, прислушалась.

Что теперь — снова шаги из угла в угол?!

Добилась ли она хоть чего-то?

Руди даже не пообещал…

— Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — произнес голос.

И продолжил:

— …пора света, пора тьмы, весна надежд…

Анна обхватила подушку, и тут к ней пришли долгожданные слезы радости.

Глава 23

Им целую неделю удавалось хранить тайну. Сначала было нетрудно. Каждый день, вернувшись из школы, Анна делала вид, что полностью поглощена чтением. И исчезала наверху, пока не придет пора накрывать на стол к ужину. Она изо всех сил старалась не нарушать правил, вдруг оставят в школе после уроков, даже совсем перестала шептаться с подружками. Девочка пыталась намекнуть, чем она занята, но при этом не проговориться, что происходит на самом деле. Когда узнают, — простят, надеялась Анна. Наверняка Мэгги простит. Так здорово все получается, сейчас просто не до подружек! Остальные трое Зольтенов — брат и сестры — допоздна в школе в разных кружках и секциях, мама и папа, конечно, весь день в магазине.

"Потом, когда Руди попривыкнет, мы все расскажем, ну, почти все. Кое-что навсегда останется нашей тайной".

В тот первый день, когда Анна прибежала из школы и влетела в комнату брата, она страшно боялась — вдруг снова ничего не захочет, снова спрячется в свою скорлупу, да еще и рассердится. Но стоило ей войти, как Руди обрушил на нее поток слов:

— Я полдня проспал — всю ночь книгу слушал. Но я уже совсем проснулся, Анна. Пойми, я вернулся, вернулся оттуда, куда, как ты сказала, сбежал. Не знаю, все равно не знаю, есть ли у меня будущее, но сколько всего надо сделать прямо сейчас!

— Настоящее — единственное, чем мы обладаем, — торжественно возвестила младшая сестра голосом полным мудрости. Потом расхохоталась и призналась, что эти слова когда-то произнес папа, а она услышала и запомнила.

— Дело в том, понимаешь… невыносимо самое начало… спрашивать какого-то незнакомца: "Это буква А? «Д-о-м» пишется вот так?" Все мне говорят: слепому человеку приходится учиться миллиону разных вещей, — попробовал объяснить брат, не заметив или не давая понять, что заметил, как употребил слово «слепой». Он никогда его раньше вслух не произносил, никогда!

— Кому такое понравится… — начала Анна.

— Да уж… Кому охота из себя дурака разыгрывать. Но я вспомнил, как ты однажды спросила: "Почему при вычитании отрицательного числа надо менять минус на плюс и складывать?" Пустяковая задачка, все твои подружки давно знают ответ. Я в университете учу математику, по сравнению с которой твой вопрос не сложнее первых букв алфавита. А тебе к тому же годами твердили — ты просто глупый цыпленок. И все же ты решилась и попросила: "Я не знаю, научи меня".

Анна призадумалась и вспомнила, что все было немного иначе. Она же задала свой вопрос, услышав его рыдания, ничего другого ей тогда в голову не пришло. Не такая уж она смелая на поверку. Но сейчас не время спорить.