Слышишь пение? - Джин Литтл

— Обязательно, обещаю, — крикнула она вдогонку, когда Руди уже уходил.

Лето было полно радостей и обычных забот. Но однажды в августе, жарким полднем, когда Анна стояла на пороге, доедая рожок с мороженым, пришла телеграмма.

Девочка из любопытства пошла за мальчиком-почтальоном, который положил велосипед и направился к двери дома. Из любопытства. Не из страха. С Руди же все в порядке, он на крейсере «Корнваллес», они еще не отправились к месту военных действий.

Гретхен расписалась за телеграмму и задумчиво вертела ее в руках. Адресована папе.

— Давай сбегаю в магазин, отнесу, — предложила Анна.

Скучный день, делать нечего, библиотека все равно закрыта. Телеграмма — хоть какое-то развлечение. Она предвкушала новости. Наверно, что-то произошло! Девочка торопилась по залитому солнцем тротуару. Может, тетя Таня? Нет, вряд ли. Слишком давно не было вестей.

А вдруг? Предположим… Она почти припустилась бегом. Должно быть, что-то случилось! Люди просто так телеграмм не посылают. Вдруг тетя Таня убежала из тюрьмы, тогда обязательно послала бы телеграмму — нет ничего быстрее!

Анна ворвалась в магазин с криком:

— Папа, телеграмма!

Папа спокойно подошел и взял из ее рук желтый листок бумаги. Анна уже открыла рот сказать: "Там, наверно, новости…" Нет, подожду, пусть папа сам прочтет.

Молчанье длилось бесконечно.

Папа смял листок бумаги, положил в карман. Повернулся к жене и, не обращая внимания ни на Анну, ни на покупателей, произнес:

— Это Руди, несчастный случай. Он в госпитале в Галифаксе.

— Что случилось? — мама почти кричала, негромко, но с такой болью в голосе. — Что произошло?

— Клара… — начал папа, снял очки, протер их, снова надел. — Клара, — повторил он, будто забыл все другие слова.

— Эрнст, скажи мне!

Анна никогда не слышала, чтобы мамин голос резал воздух словно хлыст. Папа мотнул головой, взглянул на жену, стоящую за прилавком. И ответил ясным и четким, но тоже совсем незнакомым голосом — он врезался в память девочки на всю жизнь:

— Они пишут, он ослеп.

Глава 24

Папа поехал забирать Руди домой во второй половине сентября. А в тот день, когда пришла телеграмма, доктор Шумахер звонил и звонил, пока не добрался, наконец, до лечащего врача Руди. Только после этого они с папой пошл и домой.

— Доктор Брикер говорит, Руди хорошо поправляется, всем доволен, держится неплохо, — сообщил Франц. — Перевозить его еще нельзя. И он пока не хочет, чтобы приезжал кто-нибудь из домашних. Врач объяснил, у Руди шок от пережитого, но он не распускает себя. Похоже, мальчик произвел на врача прекрасное впечатление.

— Как все произошло? — спросила мама. — Когда он выздоровеет? Он ведь поправится, да?

— Доктор сказал, несчастный случай. Жидкость для очистки орудий попала в лицо. Оба глаза сильно обожжены. Когда ожоги пройдут, останутся шрамы. А зрение вряд ли восстановится, у врача надежды нет. Мне ужасно жалко, Клара.

— Жидкость для очистки… — протянула мама, — но как…?

— Никто не виноват, просто несчастный случай, так считает доктор Брикер. Никаких подробностей я не выяснял. Знай мы их или нет, этим горю не поможешь.

Анна вслушивалась в слова, но поверить в них никак не могла. Глаза Руди, такие голубые. Она со страхом ждала — сейчас мама начнет плакать, но та не проронила ни слезинки.

"Мама тоже не в силах поверить", — пришло в голову Анне.

Вечером, лежа в постели и ворочаясь с боку на бок без сна, девочка вдруг вспомнила, как подумала когда-то — если совсем ослепнуть, будет легче. И сразу же увидела… Что это было? Да, солнце, зажегшее оранжевым огнем волосы Мэгги. Она поняла тогда, что зрение — настоящее чудо. Тут, она, наконец, зарыдала — брат ослеп!

Последующие дни были забиты делами, времени на грустные мысли не оставалось. В первый день учебного года Анна отправилась в школу почти без страха. Конечно, новым учителям придется объяснять про сложности со зрением, но к этому она уже привыкла, научилась воспринимать свои трудности гораздо легче, чем раньше. В ней даже обнаружились скрытые таланты. Например, оказалась, она прекрасно подает мяч в волейболе. Уже заранее известно — они с Мэгги будут в одном классе, девочки еще в конце прошлого года договорились с директором. После битвы с мистером Ллойдом Анна больше не страшилась секретарей.

Оказалось, вся банда снова в одном классе, а классная руководительница у них — мисс Сурклиф. Этой осенью Анна вместе со всеми стала ходить на школьные футбольные матчи. Не беда, что она не все видит, зато ужасно приятно носить школьные цвета, маленькую бело-зеленую розетку с длинными лентами, приколотую к куртке булавкой. Она уже знала наизусть все речевки, которыми болельщицы подбадривают игроков. Если дружишь с Сюзи, волей-неволей все выучишь. Сюзи выкрикивает их в любую свободную минуту. Анне все страшно нравилось, хотя, конечно, в игре многое от нее ускользало. Подражая остальным, она вопила и свистела, прыгая на сиденье, а после окончания матча Мэгги старательно вспоминала и пересказывала ей все подробности.

Но стоило девочке подумать о Руди, ей становилось ужасно стыдно — как она вообще смеет веселиться! Но в то же время Анна не сомневалась, сидеть в одиночестве с трагическим видом еще хуже, так делу не поможешь. Мама вела себя гораздо спокойнее, от еды, как прежде, не отказывалась, она тоже знала — чтобы не сойти с ума, сохранить семью и провести ее через этот кошмар, надо держаться, жить обычной жизнью, насколько получается. Анна теперь куда лучше понимала мать.

Письмо от Руди было написано под диктовку и прибыло раньше него самого — по строчке на каждого члена семьи. Все вздохнули с облегчением, письмо такое нормальное. Но не Анна — она с удивлением выслушала слова, обращенные к ней: "Привет, Анна, не теряй улыбки". Какая ерунда, брат никогда раньше не говорил ей ни про какие улыбки, почему же не написать что-то более осмысленное?

В письме была только одна просьба: можно ли каким-то образом пожить в комнате одному?

"Я знаю, это нелегко, но если бы Анна переехала к девочкам, я бы смог поселиться в ее уголке".

Семья решила — пусть Фриц спит на кушетке в гостиной, мальчик не возражал. Анна вздохнула с облегчением. Сестры, наверно, тоже. В их комнатушке просто нет места для троих, уж очень они разные. За прошедшие годы Гретхен и Фрида научились жить друг с дружкой в мире, но появление третьей грозило разрушить хрупкое равновесие.

Потом папа отправился за Руди. Весь дом затих в ожидании. Мама готовила сыну любимые лакомства. Все нервничали. Боялись сказать лишнее слово, никто не знал, чего ждать.

К такому не подготовишься — просто невозможно. И вот они вернулись, папа, ужасно постаревший, и Руди, в черных очках, с тростью, улыбающийся, разговорчивый, совсем обычный.

— Он вроде в полном порядке, — шепнула Гретхен Анне, когда папа повел сына наверх, — но…

"Какое там в полном порядке", — подумала Анна, но вслух ничего не сказала. Дело не просто в том, что он ослеп. Брат будто закрылся в своей раковине. Словно все его чувства тоже ослепли.

За неделю в доме установился новый режим. Руди ел один, у себя в комнате. По вечерам спускался вниз, сидел со всеми в гостиной, слушал с папой новости, хвалил мамины пироги. Настаивал, чтобы никто не оставался с ним дома, он прекрасно справляется сам, нужно только немного отдохнуть. Никогда не говорил о слепоте. Когда требовалась чья-то помощь, просил без обиняков, но из голоса исчезала наигранная веселость, и все понимали, как ему тяжело.

— А нам что делать? — как-то вечером, когда Руди уже поднялся к себе, задала Фрида мучивший всех вопрос.

— Дайте ему время, — устало ответил папа. — Так доктор Брикер мне объяснил. Он сказал — ранены не только глаза, но и душа. Врач посоветовал дать ему возможность пережить то, что произошло.

— Ничего другого и не поделаешь, — вмешалась мама, лицо ее было залито слезами. — На вид он такой веселый. Ест хорошо. Надеюсь… уверена, мальчик поправится.

Но Анна знала — нет, не поправится. По ночам, когда все спали, она слышала — брат, не зажигая света, вышагивает по комнате из угла в угол. Девочка понимала, что свет ему не нужен, только так почему-то еще страшнее. Потом до нее доносились рыдания. Ей представлялось его лицо, однажды она видела его плачущим. В тот день, когда пришли известия о тете Тане. Тогда она сумела ему помочь. Может, и сейчас попробовать?

Анна лежала тихо, чутко прислушиваясь.

Что ему сказать?

Брат думает, его никто не слышит. Он бы никогда не позволил другим видеть его слезы.

И девочка осталась в постели.

Назавтра она попыталась пристать к брату с задачкой по геометрии.

— Я тебе больше не помощник, Анна, — возразил он. — Поговори с мистером Мак-Нейром.