Путь слез - Дэвид Бейкер

– А сейчас, чада, настало время для нового плана. – От парочки высказанных недовольств он отделался шутками. – с согласия Вила я предлагаю всем нам пойти парами и просить у каждого торговца и у тех, кто откроет нам двери.

Фриде стало не по себе, и она беспокойно перебила священника.

– Отец Петер, несколько дней тому назад нас с братом и сестрой едва не выпороли за подобное, и…

– Ja, ja, я знаю, дорогая моя. Но ничего иного нам не остается, а увидев столько просящих рук, охранники просто не смогут сообразить, за кем пускаться в погоню!

Фриду его слова не убедили.

– Ну и на сей раз, малышка, вы будете под моим строжайшим присмотром, – добавил Петер. – Я прокляну всякого, кто посмеет причинить вам худое! Теперь внимательно послушайте меня. Будьте скромны, оказывайте надлежащее почтение. Низко клоните головы и никому не смотрите прямо в глаза. Теперь вперед и скорее возвращайтесь ко мне.

Не издав ни единого недовольного слова, верные дети послушно разделились по парам и разбрелись по базару. Петер следил за ними, как старая наседка, которая высматривает цыплят, отбившихся из-под материнского крыла, и молился о Божьей защите для них. Его особенно беспокоили Вил и Томас, и он нисколько не обрадовался, когда эти двое ушли вместе. Последующие полчаса он зорко следил за ними, а когда мальчики подошли к дворянину и его жене, сердце его неистово заколотилось.

Состоятельная чета горделиво и уверенно шла наперерез мальчикам, и, под стать их манере, крестоносцы также приосанились. Госпожа была облачена в длинное черное платье из тончайшего шелка. Поверх платья был надет вышитый камзол и красная сатиновая накидка, капюшон которой красиво обрамлял ее светлые волосы. Серебряное ожерелье подчеркивало молочно-белую шею, а манжеты на рукавах застегивались на огромные жемчужины.

Господин красовался в сатиновых гамашах и блестящих сапогах, которые доходили ему чуть ли не до самого колена. Длинный вышитый плащ был застегнут на новомодные пуговицы из меди, а длинные черные волосы покрывала роскошная бархатная шляпа, искусно дополненная пурпурным павлиньим пером.

Блеск доселе невиданных пуговиц привлек внимание Вила. Он прочистил горло и поприветствовал чету, неохотно склонившись в почтении перед их высоким статусом.

– Моя госпожа, мой господин, – неловко произнес он. – Умоляю, окажите милость вашему покорному слуге. Не уделите ли вы ему несколько пенни, чтобы он купил немного хлеба для своей малой сестры?

На женском лице промелькнула тень сострадания, и взгляд, брошенный в сторону мужа, казалось, выразил искреннее желание помочь. Но лорд лишь уперся кулаками в бока, откинул голову и разразился смехом, отталкивая Вила и Томаса с дороги.

– Пошли прочь, щенки.

Петер торопливо поспешил к мальчикам, надеясь застать на месте и господ. Но не успел он приблизиться к супружеской паре, как Вил вдруг прорычал им вслед.

– Caput tuum in ano est.

Он подмигнул подошедшему Петеру, который застыл от неожиданности. Но дворянин вдруг повернулся на каблуках и, размахивая кулаками, стремительно бросился в их сторону. Троица благоразумно выбрала отступление и растворилась в толпе, так что брезжащему слюной лорду пришлось вернуться к озадаченной жене.

Вил робко посмотрел на взмокшего Петера, который тут же посвятил его в тонкости словесной тактики.

– Впредь будь осмотрителен в выборе мишени! – выбранил его старый священник. – Хитрость латыни в том, что она работает тогда, когда ее не понимают! Давай соберем остальных.

Крестоносцы, ворча, вернулись к Петеру и медленно обступили его. Никому не повезло сегодня: не удалось выпросить ни гроша, ни одна душа не пожелала подать милостыни. Петер вздохнул, хотя и внутренне успокоился, что удалось избежать враждебно настроенных властей. Разозлившись, Вил настаивал, чтобы они снова попытали счастья, но уже подальше от ворот.

Дети послушно поплелись вслед предводителю за угол, где они узрели очередное удивительное изобилие товаров. Петер изучал новое поле деятельности и попросил крестоносцев, как и прежде, держаться парами. Но его обостренные чувства внушали ему тревогу, и, услышав, как заскулил Соломон, он еще сильнее забеспокоился. Он обратился к Вилу.

– Отрок, – почтительно сказал он, – прости мое постоянное вмешательство, но я прошу позволить мне встать в середине площади, вон там, на той бочке. Оттуда я буду пристально наблюдать за вами. Ежели кто-то почувствует опасность, зовите Соломона, а я уж поспешу следом за ним.

Вил согласно кивнул.

Старик нахмурился и снова погрузился в размышления.

– Вот еще что. Все послушайте меня. Частенько поглядывайте на меня и на эту бочку. Если увидите, что я делаю так, – он распростер руки и закружился на месте, – сразу идите ко мне. Без колебаний и без вопросов, просто идите ко мне все, верьте мне и не сомневайтесь. Вы должны верить мне. Поняли?

Дети закивали.

– Все хорошо поняли? – добавил Вил. – Хорошо? Отлично! Тогда пошли.

Тревожно вздохнув, Петер направился к своей бочке и осторожно взобрался на нее. Отсюда, с этого шаткого сторожевого поста, Петер нес бдительную вахту, словно верный Защитник Христианства, непрестанно вознося молитвы, дабы ангельский легион спустился с облаков и оградил Невинных своими надежными могучими крыльями.

Два часа кряду дети просили подаяния впустую. День клонился к вечеру, и от закатного солнца по всей площади стали вытягиваться длинные тени. Добрая половина купцов уже уложила свой товар. Для крестоносцев ночь грозилась быть голодной и полной разочарования. Детям нелегко было противостоять искушению и не украсть брюкву, оставленную без присмотра, или оброненную грушу, но они проявляли верность и стойкость.

Бедный Петер устал, от долгого стояния на посту у него заныли ноги. Он, было, собрался присесть и немного отдохнуть, как вдруг заметил нескольких солдат, которые шли к базарной площади. Их определенную шаткость походки Петер ни с чем бы ни спутал: они были пьяны. По молодости он и сам, к своему стыду» был хорошо знаком с утроенной силой крепкого эля, солнечного пекла и скукоты. Тело старика налилось свежими силами, возникшими неведомо откуда, и его взор метался по обезлюдевшим улицам в поисках агнцев, которым грозила бы опасность. Он заметил белокурую головку Фриды и сестру ее, Гертруду, не далее чем за пятьдесят шагов от солдат. Сердце его замерло.

Без промедленья Петер стал так прямо, как только мог, широко развел руки и принялся вертеться на бочке. Трижды он терял равновесие и валился на землю, и трижды он вскарабкивался обратно и вертелся, вертелся, вертелся… Верные его приказу, дети постоянно держали его в поле зрения и теперь спешили со всех дальних концов площади, подгоняемые громким лаем Соломона.

Фрида посмотрела на Петера в тот самый миг, когда ее заметили солдаты. Она схватила сестру и резво помчалась прочь от насмешек и призывов опьяневших мужчин. И так, по двое, паломники собрались около радостного и довольного Петера.

– Молодчины! – вскрикнул старик и спрыгнул на землю. – Слава Господу. Вы просто умницы. Вил, пересчитай всех, и пойдем прочь от этого проклятого места.

Петер вознес молитву благодарения и бросил за плечо последний взгляд на солдат, которые охотились теперь за другой жертвой.

– Мы должны попытаться еще раз, прежде чем уходить, – упрямо запротестовал Вил.

– Но здесь негде переночевать, – возразил Карл, – и к ночи нам нужно отыскать ночлег где-то в окрестном лесу.

Не успел его старший брат ответить, как перед ними неожиданно возникли помощник магистрата с двумя стражниками.

– Стоять, а иначе все отправитесь на виселицу.

– Господа, – резко вступился Петер, – мы добрые христиане, идем вслед за Святым крестовым походом. И вам следует проявить терпимость, пока мы оказываем добрым гражданам сего города особенное благословение.

– На таких как вы у меня больше не осталось терпения, – проворчал помощник. – Вы оскверняете мой взор, мерзкое отрепье, и, клянусь Богом, я бы вздернул каждую из ваших пронырливых крысят. А тебя, старик, отец Сильвестер называет самозванцем. Может нам вырвать твой лживый язык, а? Теперь – пошли прочь!

Крошка Лотар испуганно прижался к коленям Петера и ласково улыбнулся солдатам в надежде, что его смиренный дар любви смягчит их.

– Чего уставился, чертенок? Ты еще смеешься? – прорычал один.

Лотар что-то неслышно прошептал и вцепился Петеру в pясу.

– Значит, насмехаешься… Сейчас я покажу, как надобно поступать с дерзкими щенками.

Не успел Петер сообразить, как воин резко поднял ногу и ударил мальчика, расшибив ему голову каблуком сапога. Удар рассек Лотару кожу над ухом и отшвырнул малыша далеко в пыль.

Петер закричал и яростно замахнулся дубовым посохом прямо в лицо солдату. Оторопевший воин упал навзничь, хватаясь за разбитый и кровоточащий нос и прикрываясь руками от нападок неистового священника, который избивал его с яростью праведного гнева.