Буря Жнеца - Стивен Эриксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По дворцу ветерками носились слухи о новой войне, об агрессивном сговоре пограничных королевств и восточных племен. Доклады канцлера Руладу исподволь подталкивали его поднять ставки. Формальное объявление войны, выход всей массы войск на границу. Превентивное завоевание. Ведь гораздо лучше пролить кровь на их территории, нежели на почве Летера. «Болкандийский союз желает войны? Он ее получит». При таких словах глазки канцлера чуть заметно поблескивали, придавая словам особую значительность.
Рулад ерзал на троне, выражая недовольство слишком частым использованием эдурских войск, слишком большой нагрузкой на К’риснан. Почему эти болкандийцы так его невзлюбили? Что в их списке претензий? Он не делал ничего, способного разжечь тлеющие искры.
Трайбан Гнол спокойно указывал, что буквально вчера поймано четверо агентов Болкандийского Сговора, проникших в Летерас. Они переоделись торговцами тюленьей костью. Карос Инвиктад уже переслал с курьером их признания. Император желает ознакомиться?
Рулад тряс головой и молчал. Исполненные муки глаза смотрели под ноги, на плиты пола.
Грозный Император кажется потерявшимся.
Она повернула в коридор, ведущий в личные покои, и увидела стоявшего вблизи высокого Эдур. Один из немногих, постоянно живущих во дворце. Она смутно припоминала, что воин считается «обеспечивающим безопасность».
Он слегка склонил голову, приветствуя женщину. – Первая Наложница Низаль.
– Вас послал Император? – спросила она, проходя мимо него и жестом призывая следовать в свои покои. Мало кто из мужчин мог испугать ее. Она слишком хорошо знала склад мужского ума. Ей бывало неуютнее в компании женщин и выхолощенных мужчин вроде Гнола.
– Увы, – ответил воин, – мне не позволяют разговаривать с Императором.
Она помедлила, оглянулась: – Вы в опале?
– Понятия не имею.
Низаль была заинтригована. Она поглядела на Эдур и сказала: – Не желаете вина?
– Благодарю, нет. Вы знаете, что Карос Инвиктад разослал приказ собрать доказательства, способные привести к вашему аресту по обвинению в измене?
Низаль замерла. По телу прошла волна жара, и тут же она задрожала; по лицу текли капельки пота. – Вы здесь, – шепнула она, – чтобы меня арестовать?
Брови взлетели: – Нет, ничего подобного. Совсем напротив.
– То есть вы желаете присоединиться к моей измене?
– Первая Наложница, я не верю в вашу причастность ко всяческим актам измены. А если вы и замышляете, то не против Императора Рулада.
Она нахмурилась: – Если не против Императора, то против кого? И если действие не направлено против Рулада, как можно называть его изменой? Думаете, я отрицаю гегемонию Тисте Эдур? Против кого же я замышляю измену?
– Если приказываете догадаться… канцлер Трайбан Гнол.
Она помолчала. – Чего вам нужно?
– Простите. Мое имя Брутен Трана. Я назначен надзирать за действиями Истых Патриотов… хотя, похоже, Император забыл эту мелкую подробность.
– Я не удивилась бы.
Эдур скривился. – Точно. Канцлер позаботился.
– Он требует, чтобы вы докладывали ему. Так? Я начинаю понимать, Брутен Трана.
– Предполагаю, что Трайбан Гнол лжет, говоря, будто мои доклады передаются Императору.
– Единственные доклады, которые получает Император – это рапорты Блюстителя, предварительно прочитанные Канцлером.
Он вздохнул: – Я так и подозревал. Первая Наложница, рассказывают, будто ваши отношения с Императором вышли за грани простой связи правителя и избранной шлюхи (простите за это слово). Рулада изолируют от родного племени. Он целыми днями получает прошения, но от летерийцев, тщательно отобранных Трайбаном Гнолом и его командой. Ситуация усугубилась с отправлением флотов, с которыми ушли Томад Сенгар и Уруфь и многие другие хироты, в том числе брат Рулада Бинадас. Со сцены удалены все, кто мог эффективно противостоять манипуляциям канцлера. Даже Ханради Халаг… – Его голос затих. Эдур поглядел на Низаль и пожал плечами: – Я должен поговорить с Императором. Лично.
– Я не смогу вам помочь, если окажусь под арестом.
– Лишь сам Рулад может его предотвратить, – заявил Брутен Трана. – А тем временем я окажу вам некоторую защиту.
Она склонила голову набок. – Как?
– Приставлю двоих телохранителей из Эдур.
– Так вы не вполне одиноки, Брутен.
– Здесь поистине одинок лишь один Эдур. Император. Может, и Ханнан Мосаг – хотя у него есть К’риснан. Но кто поручится, что бывший Король-Ведун верен Руладу?
Низаль безрадостно засмеялась. – Вот как обернулось. Ведь Тисте Эдур ничем не отличаются от летерийцев. Знаете ли, Рулад мог бы… изменить всё.
– Возможно, Первая Наложница, мы сможем работать вместе, чтобы прояснить его зрение.
– Вашим телохранителям лучше быть скрытными. Шпионы канцлера всюду следят за мной…
Эдур улыбнулся. – Низаль, мы дети Тени.
***Однажды – очень давно – она странствовала по владениям Худа. На языке Элайнтов этот садок, ни новый, ни Старший, звался Фестел’рютан, Пласты Мертвых. Она получила доказательства верности такого названия, когда проходила извитым ущельем, грубые стены которого открывали взору бесчисленные слои, свидетельствующие о вымирании видов. Каждый существовавший вид оказывался пойманным в Фестел’рютане в виде осадков, но не таких, которые обнаруживаются в геологических породах любого мира. Нет, в Королевстве Худа искры душ сохраняются – и она стала свидетельницей их «жизни», забытой и спрессованной, недвижной. Сами камни там (язык смерти пестрит забавными оксюморонами) живые.
Среди развороченной земли вокруг умершего Азата Летераса многие из давно вымерших существ выползали через врата, тайно, как и подобает паразитам. Да, это не настоящие врата, а… разрывы, трещины… будто некий ужасный демон продирался через ткань садков, калеча их когтями длиной в двуручный меч. Тут прошли битвы, пролилась кровь властителей, тут прозвучали неисполненные клятвы. Она все еще может ощутить смерть тартенальских богов, почти что слышит крики их ярости и неверия. Пал один, потом другой, и третий… пока все не погибли, оказавшись в Фестел’рютане. Ей не было их жалко. Слишком просто быть надменным, слишком глупо, прибыв в мир, считать, будто никто не может бросить вызов древней силе.
Она уже усвоила много истин о несокрушимом движении времени. Грубое становится утонченным, но утонченная сила становится еще гибельнее. Всё усложняется – если случай помогает, а не мешает; всё запутывается; но в один прекрасный миг порог оказывается пройден, и всё слишком сложное разваливается. Нет ничего постоянного. Иные формы поднимаются и падают с ошеломительной быстротой, а другие существуют необыкновенно долго, будто впав в спячку.
Итак, она полагала, что поняла почти все. Но не знала, что же сделать со всем этим знанием. Она стояла посреди заросшего, заваленного мусором двора, холодные нечеловеческие глаза следили за уродливым существом, скорчившимся подле самого большого могильника; она могла пронизать взором царящий внутри него хаос, видела, как хаос ускоряет распад его матрицы – плоти, костей и крови. Ее лучами достигала боль, исторгавшаяся из горбатой спины. Она продолжала наблюдение.
Он ощутил ее присутствие, и страх пронесся по его рассудку. Присутствие Скованного Бога усиливалось. Она не знала, опасно ли это. Одновременно вокруг островка его души вздымались и опадали волны амбиций.
Она кашлянула, решив, что этот будет ей полезен.
– Я Ханнан Мосаг, – произнес ведун, не оборачиваясь. – А ты… ты Солтейкен. Самая жестокая из Сестер, проклятая в пантеоне Эдур. Твое сердце – измена. Приветствую тебя, Сакуль Анкаду.
Она подошла поближе. – Измена исходит от той, что похоронена, о Ханнан Мосаг. Сестры и Дочери, которой вы некогда поклонялись. Интересно, насколько сильно это сформировало жизнь Эдур? Все эти измены, преследующие ваш народ… Ах, я вижу, ты вздрогнул. Что ж, никто из нас не должен удивляться.
– Ты хочешь освободить ее.
– Мне всегда лучше работалось с Шелтатой Лор, нежели с Менандорой… но может быть? сегодня не тот случай? Похороненные имеют свои… одержимости.
Тисте Эдур хмыкнул: – Разве мы не такие же?
– Давно ли ты знаешь, что ваша обожаемая защитница лежит здесь?
– Я подозревал. Многие годы. Я думал… надеялся… что найду тут и остатки Скабандари Кровавого Глаза.
– Неподходящий Властитель, – насмешливо протянула Сакуль Анкаду. – Если бы ты знал, кто кого предал в те далекие времена, ты понимал бы, что неправ.
– Я слышу в твоем голосе осуждение.
– Зачем ты здесь? не терпится добавить свою силу к моим ритуалам освобождения?
– Возможно, – ответил Ханнан Мосаг, – мы могли бы работать сообща… некоторое время.
– И какой в этом прок?