Суфии - Идрис Шах

Для того чтобы охватить более широкие аспекты суфийского мышления и встать на путь, начинающийся за пределами паутины, которой Старый Негодяй опутал человечество, необходимо посетить иные измерения, высвечиваемые Насреддином.

Даже если Насреддин и похож на китайскую шкатулку, где каждая коробочка содержит другую коробочку меньших размеров, то он, по крайней мере, предлагает много простых способов вхождения в незнакомую систему мышления. Ознакомление с опытом Насреддина позволяет отомкнуть многие двери к пониманию еще более непонятных суфийских текстов и вообще суфийской практики. Способность извлекать пользу из насреддиновских историй возрастает по мере обострения способности к восприятию. Эти истории подготавливают то, что суфии называют «ударом» – сознательным воздействием на новичка, которое оперирует особым образом и настраивает ум на участие в суфийском предприятии.

Принимая во внимание его питательную ценность, насреддиновский удар можно назвать кокосовым орехом. Это название происходит от следующей суфийской притчи:

«Обезьяна, сидевшая на вершине дерева, бросила кокосовым орехом в голодного суфия и попала ему в ногу. Суфий поднял его, выпил молоко, съел мякоть, а из скорлупы сделал себе чашу».

В некотором смысле эти воздействия выполняют функцию настоящего удара, о чем говорится в одном из самых лаконичных насреддиновских рассказов:

Насреддин вручил сыну кувшин, приказал ему принести воды из ручья и залепил ему затрещину.

– Это чтобы ты не разбил его! – крикнул он.

– Как можно бить того, кто не сделал ничего плохого? – спросил какой-то человек.

– А ты, наверное, хочешь, чтобы я ударил его после того, как он разобьет кувшин, когда и вода и кувшин пропадут, – ответил Насреддин. – С помощью моего метода мальчик все запомнит, а сосуд и его содержимое останутся целыми.

Так как суфизм является всеобъемлющей работой, учиться, подобно мальчику, должен не только искатель. Как и кувшин с водой, работа подчиняется своим правилам, весьма отличным от привычных методов искусства и науки.

Никто не сможет идти суфийским путем, не имея к этому способности. В отсутствие потенциала слишком велика вероятность того, что искатель ошибется и не сможет принести кувшин с водой в целости и сохранности.

Некоторые насреддиновские истории переделаны в афоризмы. Вот примеры таких афоризмов:

«В действительности это не так».

«Правда – это то, что я никогда не говорю».

«Я отвечаю не на все вопросы, а только на те, которые тайно задают друг другу всезнайки».

«Если ваш осел позволит кому-нибудь украсть вашу одежду, украдите его седло».

«Образец есть образец, но никто не купит мой дом, если я покажу кирпич от него».

«Люди требуют дать им попробовать мой старинный уксус, но если бы я всем давал пробовать его, он не стал бы сорокалетним, не правда ли?»

«Для того, чтобы сберечь деньги, я заставлял своего осла ходить голодным. К несчастью, этот опыт был прерван смертью осла. Это случилось как раз перед тем, как он совсем было отвык от еды».

«Люди продают говорящих попугаев за большие деньги и никогда не останавливаются, чтобы подумать о том, какую ценность представлял бы думающий попугай».

Шейх Саади из Шираза

Тот, кто спит на Пути, теряет либо шапку, либо голову.

Низами. Сокровищница тайн

Перу Саади из Шираза (1184–1291) принадлежат две книги – «Гулистан» («Розовый сад») и «Бустан» («Фруктовый сад»). Эти два классических суфийских произведения служили, и по сей день служат сборниками морально-этических наставлений для миллионов людей в Индии, Персии, Пакистане, Афганистане и Центральной Азии. Саади время от времени странствовал как дервиш, был взят в плен крестоносцами, которые заставили его копать рвы, пока за него не заплатили выкуп, посещал учебные центры Востока и создал непревзойденные прозаические и поэтические произведения. Образование он получил в прославленном колледже Багдада, который основал Низам, близкий друг Хайяма, служивший визирем при дворе иранского Шаха. Саади был членом суфийского ордена Накш-банди, поддерживал тесную связь с шейхом Шахбудином Сухраварди, основателем школы Сухраварди, а так же со «Столпом Века» и одним из величайших суфиев всех времен Наджмуддином Куброй.

Влияние Саади на европейскую литературу признается весьма значительным, что стало уже общепризнанным фактом. Он принадлежит к группе авторов, чьи произведения заметно обогатили Gesta Котапогит, источник многих западных легенд и аллегорий. Исследователи обнаружили многочисленные следы влияния Саади на национальную литературу разных стран, в частности немецкую. Непосредственные переводы его собственных работ впервые появились в Европе в XVII веке. Но, как и в случае с большинством суфийских работ, внутренний смысл произведений Саади едва ли возможно уловить через его литературных интерпретаторов. Типичный комментарий одного из современных критиков подтверждает это со всей ясностью, хотя скорее характеризует ум самого комментатора, а не точку зрения Саади. Этот критик написал: «Судя по его темпераменту, весьма сомнительно, что он был суфием. Дидактика в его писаниях подавляет мистику».

В действительности же назидательные сказки, стихи и аналогии, приводимые Саади, многофункциональны. Конечно, их наиболее доступный, обычный смысл способствует, прежде всего, установлению определенных этических норм, но профессор Кодрингтон – пожалуй, единственный среди европейских исследователей – сумел заглянуть глубже:

«Аллегории “Гулистана” характерны для суфиев. Они не могут открывать свои секреты тем, кто не готов к их правильному восприятию или толкованию, поэтому для передачи тайн посвященным была разработана специальная терминология. Когда мысль невозможно было передать словами, применялись специальные фразы или аллегории».

Не только на Западе люди ожидают, что эзотерическое знание им преподнесут на тарелочке. Саади подчеркивает это в одном из своих рассказов.

В компании благочестивых спутников Саади ехал в Хызжаз. Возле оазиса Бени Хиляль какой-то мальчик запел, да так проникновенно, что верблюд человека, глумившегося над мистицизмом, стал танцевать, после чего убежал в пустыню.

– Я заметил этому человеку, – сказал Шейх: – «Песня подействовала даже на животное, но вас она оставила равнодушным».[28]

Его учение о самоисследовании относится не только к обычной потребности практиковать то, что сам проповедуешь. На суфийском пути необходимо заниматься самоисследованием особого рода. Эта практика предшествует стадии, на которой человек начинает понимать наставления учителя. Саади говорит:

«Если вы сами не будете порицать себя, то не сможете принять порицаний от других».

Сила механистического преклонения перед уединенной жизнью столь велика, что кандидату в суфии прежде всего необходимо указать,