Аристократ и куртизанка - Труда Тейлор

Мадлен испытывала смешанные чувства: удовольствие оттого, что он хочет быть с ней наедине, а еще возбуждение и тревогу. Но почему он не посоветовался с ней?..

— Куда ты меня отвезешь? — спросила она, когда Люк набросил ей на плечи плащ, но он лишь посоветовал набраться терпения.

Похоже было, что все остальные посвящены в секретный план и одобряют его. Мадлен просто не имела права устраивать сцену перед лицом счастливо улыбающегося семейства. У дома их ожидала небольшая карета, запряженная лошадьми Люка. Шарлеманя привязали сзади. Карета была новой — Люк подтвердил это в ответ на ее вопросительный взгляд.

Солнце как раз садилось, когда они выехали на дорогу, ведущую в Ванн. Мадлен решила, что им предстоит ночь в одной из тамошних гостиниц, и, взглянув на сундучок за сиденьем, мысленно пожелала, чтобы тетушка положила в него то, что нужно.

— Сядь ближе, Мали, — пригласил Люк, поднимая свободную руку и крепко прижимая к себе жену.

Она вздохнула, а он поцеловал ее волосы. Мадлен любила Люка и хотела быть его женой, но чем дальше они отъезжали от фермы, тем тревожнее ей становилось. Она очень боялась разочаровать его в постели.

Когда они доехали до перекрестка с указателем «Кершолен», Люк поразил Мадлен, свернув на эту дорогу.

— Люк, что ты делаешь?

Он ухмыльнулся.

— Немножко терпения. Будь хорошей девочкой. Ты будешь приятно удивлена, я обещаю.

Не мог же он совершить такую глупость, как покупка и восстановление старого дома? Об этом и думать нечего.

К поместью они подъехали почти в полной темноте. К удивлению Мадлен, их встретили не только распахнутые ворота, но и очищенный от сорной травы въезд. За воротами открылся просторный двор, огороженный стеной из серого камня. Вдали стояла конюшня. Усадьба была запущенна. У дома отсутствовало крыльцо, и декоративные колонны были разрушены. Как мрачно тут!

— Люк, — воскликнула Мадлен, — объясни, зачем мы здесь?

— Чтобы провести нашу первую ночь, — сказал он, въезжая в ворота.

Мадлен тяжело вздохнула и, подавшись вперед, присмотрелась. Единственным знаком гостеприимства явился свет в окне рядом с дверью.

— Так ты знаешь владельца?

— Несомненно. Это наш дом, Мадлен, наша усадьба. Вот какое наследство оставил тебе Филипп… Надеюсь, слуги сделали все как следует. Я предупредил, чтобы они ждали нас к этому времени…

Мадлен едва верила своим ушам. Филипп завещал Кершолен ей, то есть не совсем ей, а ее мужу. Но оказалось, что ее это не радует. Она предпочла бы жить на уютной ферме, а не в этом темном и мрачном доме Ее определенно пугала мысль стать хозяйкой такого дома. Как могла она чувствовать себя здесь свободно, когда ее родители были подданными Филиппа и жили в жалкой хижине?..

— Ты давно узнал об этом? — слабым голосом спросила она.

— Перед смертью Филиппа… Но сначала я пропустил его слова мимо ушей. — Люк улыбнулся. — Пока не пришлось подумать о том, где нам жить.

— И тебе ни разу не пришло в голову поделиться со мной?

Он ответил не сразу — только уже выходя из кареты:

— Я хотел сделать тебе сюрприз.

Быстро подойдя к двери, Люк резко постучал в нее молоточком. Потом вернулся к карете и подал руку Мадлен. Она выбиралась медленно, ноги ее затекли от долгого сидения. Свет в окне стал ярче. Донесся звук отодвигаемого засова, и дверь распахнулась. Средних лет женщина в темном платье и со свечой в руках присмотрелась к ним, потом неуверенно улыбнулась. Ее лицо казалось суровым и жестким в свете свечи. В глубине холла со скрипом отворилась еще одна дверь, и из нее показался мужчина. Он тоже был не молод. Одернув рубаху, он пошел им навстречу.

— Вот, познакомьтесь: ваша новая хозяйка — госпожа Валери, — сказал Люк, обращаясь к супругам Лебрун, которых он нанял незадолго до этого в качестве слуг.

Мадлен была шокирована таким представлением. Слава Богу, что ее еще не назвали графиней! Она заставила себя поприветствовать чету, решив не показывать своей неловкости.

— Ваша комната готова, — сказала Люку мадам Лебрун. — Провести вас туда или хотите сначала поесть в гостиной?

— Мы пойдем в свою комнату, — ответил Люк, беря Мадлен за руку. — Потом, обращаясь к мсье Лебруну, приказал: — Внесите в дом наши вещи и позаботьтесь о лошадях.

Мадам Лебрун повела их по широкой каменной лестнице, начинавшейся в дальней части холла. Со стен на них мрачно взирали потускневшие, писанные маслом портреты предков Филиппа. На Мадлен нахлынули воспоминания. Как страшно ей было в первый раз идти за Филиппом по этой лестнице! Она внутренне усмехнулась схожести тех ощущений с нынешними. Сейчас ей было так же тревожно, как и тогда, и так же, как и тогда, на душе скребли кошки.

Поднявшись на второй этаж, их проводница свернула направо по коридору. Навощенные полы кое-где были покрыты ветхими коврами. Казалось, они вот-вот расползутся. Вдоль одной стены коридора шли высокие окна во двор. Вдоль другой — четыре двери, расположенные на большом расстоянии друг от друга. Мадам Лебрун открыла третью по счету дверь и отступила, пропуская Люка и Мадлен.

Им предстала старомодная комната, темная, с низким потолком, пересеченным тяжелыми балками, и с поблекшими гобеленами на стенах. Здесь стояла массивная кровать, накрытая какой-то темно-красной тканью, туалетный столик с небольшим зеркалом и пара стульев с бархатной обивкой. Ничто тут не напоминало об элегантности обстановки парижской квартиры Филиппа.

Отдельные предметы мебели даже не соответствовали друг другу, поскольку были собраны из разных мест. Впрочем, в комнате было чисто, а в камине уютно горел огонь. Мадлен это обрадовало, потому что, несмотря на солнечный день, к вечеру становилось довольно холодно.

— Все сделано, как вы велели. — Мадам Лебрун жестом указала на дверь, ведущую, очевидно, в соседнюю комнату. — Камин в гардеробной тоже горит. Если захотите, есть вино и коньяк.

Люк отпустил служанку, и Мадлен, повернувшись к камину, стала смотреть на огонь. В тишине комнаты слышно было, как потрескивают и шипят сырые дрова. Она чувствовала себя растерянной и чуть ли не обманутой. Ничего этого Люк не обсуждал с ней.

— Мадлен, что-то не так? — спросил он.

— Да! — Она глубоко вздохнула, прежде чем обернуться к нему. — Люк, я чувствую себя неловко здесь.

— Неловко? — Он был удивлен. Очевидно, ему это никак не могло прийти в голову. — Ты будешь тут хозяйкой.

— Крестьяне вспомнят меня! Он ухмыльнулся.

— Ты изменилась, Мади, поверь. Они тебя не узнают. Им известно только, что ты — госпожа Валери. Они не станут задавать вопросов.