Потому что я – отец - Михаил Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За ребёнком уже закрылась дверь. И время от времени она будет открываться. Им же, с его стороны. Не так часто, как хочу я, а насколько позволят его совесть, чуткость и воспитание. Не сомневаюсь, он сорвётся ко мне, если потребуется помощь. Но я бы хотел видеть его чаще, когда нет необходимости в помощи. Это лишь желание. Не буду ничего требовать от него. Он должен дальше идти по своему пути, а мне пришла пора свернуть на ответвившуюся грунтовую дорожку с ухабами к пасти своего страха. Рано или поздно он меня поглотит. Я постараюсь прожить достойно, когда погружусь в эту мглу.
Время… Безжалостная сволочь. Прёт как ледокол, даже не разбираясь, что крошится под его тяжестью. Сколько ни молодись, смерть рано или поздно настигнет, а если повезёт – увидишь старость, которая иногда страшит не меньше конца. Очередной потерянный зуб, подсевшее зрение, всё чаще ноющая рука даже не говорят, а пока лишь шепчут: «Эй, ты можешь еще потрепыхаться, но в назначенный час за тобой придут». В зеркале всё ещё отражаются крупные бицепсы и перевёрнутая трапеция торса, инкрустированная кубиками. Но они уже не радуют – бесполезны, как спортивная машина на охоте. Меня ещё никто не гонит, но конец уже виден. Первый раз я его разглядел на похоронах отца, где-то вдали, теперь я не могу прогнать из головы этот образ двери с надписью «Выход». И вообще, этот прямоугольник – никакая не дверь, а яма, куда рабочие кладбища опустят гроб. Интересно, кого выведет из себя гул ударяющейся о дерево земли на моих похоронах?
В первую ночь после освобождения я лежал рядом с заснувшей женой и размышлял о прожитом годе. «Самое сложное испытание пройдено». Я гордился собой, хоть никому и не говорил об этом. «Можно отдышаться и, немного отдохнув, вернуться к привычной жизни». Видимо, я забыл, что моя привычная жизнь – постоянная проверка на прочность. Впереди очередное сражение. Звон гонга я прослушал, а может быть, обошлось и без явно очерченного момента, когда начался раунд. Только в окружении, когда сил на сопротивление не осталось, а плен казался неминуемым, я выпил коньяка напоследок, поднял кулак вверх и принял бой.
Глава VIII. Алкогольная
* * *
– Ты даже не выпьешь?
– Такие минуты надо проживать трезвым.
– Так ножки обмыть, это же святое, братан!?
– Мне и так хорошо.
– Да, старик, ты ломаешь стереотипы.
– Отцу не обязательно пьянствовать, чтобы быть счастливым.
– Ну не знаю, когда мой родился, я был в умат. Меня заносили друзья домой! Я думал, что даже самые отъявленные трезвенники пьют по такому поводу.
– Тот, кто хочет выпить, в поводе не нуждается.
– И давно ты так?
– Полгода.
Парень, который вместе со мной тянул руку в школе будущих родителей, считая, что в животе беременной женщины уже живущий человек, а не просто плод, смотрел на меня растерянно. Не считая наших занятий, я его видел всего лишь третий раз, но в этом городе нет никого ближе него.
– И даже не хочется?
– Нет, я и так счастлив.
– Странный ты. Знаешь, я думаю, что непьющим стрёмно доверять.
– Ты про ту самую дилемму: больной или шпион?
– Так в совдепе говорили. Суть ухватывали верно, но изложили мысль топорно в духе времени. На самом деле если не пьёшь, то либо здоровье, либо какая-то тайна. Ты же не относишься к тем странным ребятам, у которых какая-нибудь мифическая непереносимость к алкоголю. Да и эта непереносимость – тот же камуфляж. Не хотят раскрывать причин, вот и придумывают себе отговорки. Нормальный мужик пьёт. Если не пьёт, значит, болеет. И это тоже нормально. Всем нам взвесили здоровья по-разному, а тот, кто может пить, но не пьёт, держит за пазухой секрет… Сечёшь? Вот и у тебя тайна какая-нибудь. И не надо мне впаривать про счастье…
– Пьяному трезвого не понять. Но я рад, что ты пришёл…
– Да ладно тебе. Твоя жена сегодня родила богатыря. Они в роддоме. Ближайшую неделю ты просто новоиспечённый папаша с шансом беззаботно погулять напоследок. Что это значит? У тебя никогда не будет такого железного алиби, когда можно алкоголизироваться без стеснений. Засади грамм триста, будет тебе счастье.
– Спасибо, конечно, за ценный совет, но обойдусь.
– Э-эх, с вами, трезвенниками, всегда так. Отдуваешься за троих, получаешь от жены за троих, и вы ещё потом все святые. Вас в пример ставят. А я не святой и никогда не пытался им казаться, как вы. Наливай, дорогой, не жалей!
Мой новый друг с важным видом показывает: тонкая струйка водки должна наполнить рюмку до краёв. Белая проливается на его слегка трясущиеся толстые пальцы, он кривится, громко ударяет донышком о стол, не запивает и не закусывает. Его мысли уже спутались. Он лезет обниматься, не понимая, почему я такой спокойный.
– Слушай, а почему ты тогда поднял руку?
– Когда, братан?
– Помнишь, на первом занятии? Нас спросили: считаете ли вы, что ваш ребёнок уже живой человек?
– А, ну ты вспомнил. Да хотелось подколоть просто.
– Кого подколоть?
– Ну как же… Ту пафосную рыжую. Да и всех мамашек. Помнишь, какие серьёзные они все там сидели, животы наглаживали. Скукотища.
– А-а-а.
– Ты ведь тоже тогда поднял руку.
– Да.
– Почему?
– Я действительно воспринимал его живущим, хоть он и не родился ещё.
– О, тебе точно бухать не надо, ты и так на нужной волне, дружище…
Скоро мой приятель накачается и уйдёт домой либо завалится на уже разложенный диван. Я буду смотреть в окно, не зная, что ищу в этом городском пейзаже. Откуда взялась эта запредельная порция решимости, которую кто-то впрыснул в мои вены? Самое главное в жизни я уже получил. Любимая женщина подарила жизнь моему сыну.
* * *
Сколько же лет я считал себя виноватым, обязанным, а свои мотивы постыдными.
Сказав алкоголю твёрдое нет, я думал, это что-то значит: одновременно и искупающее лишение, и гарантия, что ничего подобного больше не повторится.
Прав мой коллега по школе приёмных родителей: не стоит верить, что причина абсолютной мужской трезвости зарыта в каких-то достойных подражания решениях. Конечно, есть религия, проблемы со здоровьем и разные виды отклоняющейся от нормы непереносимости. Но есть четвёртая, самая интересная категория – личная, глубоко закопанная история. Избитая до полусмерти любимая женщина, потому что «бес попутал» и стыд на долгие годы за содеянное
