Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С. С. В каких-то старых своих программах я грешила всякого рода играми. Рискну задать вам игровой вопрос. Если бы вы были музыкальным инструментом, то каким?
Г. К. Я начал со слов Пушкина и, с вашего позволения, закончу строчкой из Омара Хайяма: “Ад и рай – это две половинки души”. Мне хотелось бы быть инструментом, который находится на границе ада и рая, полностью не принадлежа ни одной стороне, но стремится в рай. Существует такой инструмент?
С. С. Надо подумать. Гия, вы считаете, что это эпилог, а у меня еще есть вопрос на постскриптум. Как по-вашему, что такое вдохновение и от чего оно зависит?
Г. К. Боюсь, прозвучит слишком тривиально, но, по-моему, вдохновение – это труд. Неимоверный труд. И отпечаток красоты в душе человека… Я завидую людям, которые знают, что такое вдохновение. Я не знаю. Чгитем[29].
С. С. Спасибо. Мадлобт[30].
Саундтрек
Сочинения Гии Канчели:
“Светлая печаль”.
“Lament” (“Жалобы”).
Ex Contrario для двух скрипок и малого оркестра (2006).
“Малая Данелиада”.
Симфония № 4 “Памяти Микеланджело”.
Симфония № 5 “Памяти родителей”.
Симфония № 7 “Эпилог”.
“Abii Ne Viderem” (“Ушел, чтобы не видеть”).
“Оплаканный ветром”.
“Музыка для живых”.
“Стикс”. Концерт для альта, хора и оркестра.
Cа`pote. Для аккордеона и малого оркестра.
Музыка к фильмам “Мимино”, “Слезы капали”.
Ирина Антонова
Только первый слой
Слова “Ирина Александровна Антонова – великая женщина” – общее место. Но для меня лично близкое знакомство с ней просто бесценно. Она научила меня многому, сама того не подозревая. Она может быть порой сурова, может отпугивать некоей, ею самой установленной дистанцией, но за этой суровостью я всегда ощущаю внимание и нежность.
Вот только один эпизод. Как-то я приехала в десять утра на прием к Антоновой по важному вопросу. Меня просили не опаздывать, поскольку Антонова прилетела ранним рейсом из Амстердама, а в 10:45 у нее уже была назначена встреча в министерстве. Ирина Александровна встретила меня, сидя во главе своего длинного стола. Перед ней – стакан крепкого чая с лимоном, она идеально причесана, в строгом костюме, с ниточкой жемчуга на шее! Отчитывает стажера за опоздание и дерзость. Затем, извинившись, просит немного подождать и на идеальном французском отвечает что-то по телефону про картины Боннара (кажется, на проводе был Музей современного искусства Парижа), затем просматривает и подписывает несколько писем на немецком, отдает секретарю ряд поручений. Наконец очередь доходит до меня. Я начинаю со слов: “Не хочу отнимать много времени, понимаю, вы с самолета, устали…” – и вижу в глазах Антоновой как будто острое лезвие: “Я? Я никогда не устаю!”
Вот это был урок! Урок силы духа, воли, интереса к жизни, королевского достоинства. Никогда не жаловаться, никогда не давать себе послабления! Я преклоняюсь перед этой удивительной женщиной!
Разговор 2012 года
САТИ СПИВАКОВА Ирина Александровна, как-то вы сказали: “Музыка неизменно меня утешает, вдохновляет и насыщает энергией”. Мне известно, что ваша мама была пианисткой и музыка с юности была для вас неотъемлемой спутницей жизни. Каковы ваши первые музыкальные впечатления?
ИРИНА АНТОНОВА Мама постоянно играла дома. Романтиков в основном, Шопена, Шуберта, но она играла и Бетховена, конечно. И эта музыка была в ушах.
С. С. А вас музыке не учили? В интеллигентных семьях это было принято.
И. А. Нет, как-то так получилось, что не учили.
С. С. Но тем не менее вас водили на концерты, в консерваторию, и музыка органически вошла в вашу жизнь.
И. А. Да, особенно через отца, который не был музыкантом, но музыку очень любил. Он из Петербурга, рабочий парень, электрик – и ходил на концерты Шаляпина, покупал билеты. У него был непонятный для меня интерес к современной музыке. Например, мы слушали с ним квинтет Шостаковича в Политехническом музее, когда сам Шостакович был за фортепиано. Не могу сказать, что меня тогда впечатлило. Эта музыка была для меня все-таки очень сложной.
С. С. Существует замечательная запись пьесы композитора-романтика Шумана “Блюменштюк” в исполнении Святослава Рихтера, где вы сидите рядом с Рихтером, как муза, и переворачиваете страницы. Значит, вы читаете партитуры?
И. А. Ну немножко, я старалась. И он мне помогал: у нас код специальный образовался.
С. С. Именно благодаря вашей дружбе с великим пианистом родился фестиваль “Декабрьские вечера”. Как возник этот фестиваль?
И. А. В 1981 году Святослав Теофилович пригласил меня во Францию, он много лет проводил летний фестиваль в Туре. На меня это произвело большое впечатление, и уже после концертов я его спросила: а почему, собственно говоря, в Туре, почему не в Москве? Он задумался и сказал: “А где там?” – “Вот, например, в Пушкинском музее, в Белом зале”. И он вдруг согласился. Этот разговор происходил в конце июня – Турский фестиваль проходит в конце июня – начале июля, а уже в декабре состоялся первый концерт нашего фестиваля.
С. С. Вы это сразу решили – декабрь и только декабрь?
И. А. Декабрь придумал Рихтер. Сказал: “Пусть фестиваль будет в декабре”. Я спрашиваю: “Как мы его назовем?” – “Декабрьские вечера”. Я говорю: “Название «Декабрьские» какое-то царапающее и не очень созвучное с музыкой”. – “А вы что предлагаете?” – “А я предлагаю – «Дары волхвов»”. – “Почему волхвов?” Я отвечаю: “Ну как же! Ведь музыканты, которые принимают участие, одаривают нас музыкой”. Он подумал немного и говорит: “Знаете, Ирина Александровна, это не плохо, но нас не поймут”. Так и остались “Декабрьские вечера”.
С. С. Вы уже тогда понимали, что фестиваль – это стратегически важный для музея шаг? К вам стала приходить новая публика, желающая слушать музыку и не очень готовая к восприятию живописи.
И. А. Да, это и была наша задача! Идея просто предоставить зал музея для концертов, как это делается во всех музеях мира, казалась мне не слишком интересной. Хотелось, чтобы родилось созвучие разных искусств. Натуре Рихтера это было близко, он любил
