Маятник судьбы - Екатерина Владимировна Глаголева

России! Vive l’empereur! Аккуратно сложив и убрав в шкатулку голубую ленту Ордена Воссоединения, пожалованную ему императором, Рапп внимательно изучил статьи конвенции, касавшиеся осажденных крепостей: Данцига, Модлина, Замостья, Штеттина и Кюстрина.

Осаждавшие должны были снабжать их провиантом каждые пять дней, уговорившись о цене и получая плату в конце месяца в главной квартире армии. Для соблюдения этого условия коменданту полагалось назначить комиссара и отправить его к начальнику неприятельских войск, приняв в крепости комиссара противной стороны. Кроме того, на время перемирия устанавливалась нейтральная полоса шириной в одну французскую милю, начиная от крепостных укреплений. Как прекрасно это выглядит на бумаге! Отправив в русский лагерь парламентера, Рапп стал готовиться к встрече с Александром Вюртембергским. Камердинер принес вычищенный генеральский мундир со всеми звездами и орденами. Подумав, Рапп достал из шкатулки новую ленту и надел ее через плечо: хуже не будет.

…Как он и опасался, быстро решить все вопросы не удалось. Флегматичный немец с шишковатым лбом и оловянными глазами словно нарочно выводил Раппа из себя, оспаривая его предложения, затягивая совещания, передавая разные дела на рассмотрение высших инстанций и ссылаясь на разнообразные препятствия: то нет подвод для провианта, то они застряли где-то по дороге. Объяснения передавались в письменном виде, и хотя их можно было доставить за два часа, они каким-то немыслимым образом путешествовали два дня. В конце концов Рапп вспылил: «Хватит юлить! Либо вы соблюдаете условия перемирия, либо мы выходим в поле и сражаемся!» На обрюзглом лице герцога не дрогнул ни один мускул. Он заговорил пространно о счастии народов и воле монархов. Чувствуя, что сейчас взорвется, Рапп до боли стиснул кулаки и напомнил принцу, что его отец пять лет был союзником Наполеона, а брат до сих пор сражался в рядах французов. Два императора вполне ясно изложили свою волю, и, если она не будет исполнена, Рапп оставляет за собой право решать, что ему следует сделать для счастия вверенного ему города.

Вернувшись к себе и все еще внутренне клокоча, генерал стал писать ответ Бертье, который просил его продержаться до следующего мая. Еще почти год?! Это немыслимо! Заключенное перемирие в большей степени невыгодно, чем благотворно для гарнизона, хотя бы потому, что болезни по-прежнему уносят больше тысячи человек в месяц. К августу гарнизон Данцига уже сократится до двадцати тысяч человек, из которых не меньше двух тысяч лежат по госпиталям, что же будет к следующему маю? Одна лишь лихорадка погубит тысяч восемь, не говоря про умерших от ран и убитых в стычках! Раппу будет не хватать людей для обороны множества редутов и прочих укреплений. А припасы? Пороху в магазинах мало, взять его негде, все деньги потрачены. Чтобы крепость выстояла до осени, нужно не меньше трех миллионов, ибо расходы превышают девятьсот тысяч в месяц. Рапп вынужденно прибегнул к насильственному займу у населения, но смог набрать только миллион семьсот тысяч. Конечно, кавалеру ордена Воссоединения полагается пенсион в полмиллиона франков в год, но как получить его в Данциге? И это не говоря про провиант, которого попросту нет! Два года назад Наполеон реквизировал в Данциге шестьсот тысяч квинталов зерна, оставив жителям всего двадцать три тысячи, — они до сих пор питаются этой жалкой подачкой! Солдаты живут впроголодь, и, если герцог Вюртембергский не проявит большей готовности соблюдать условия договора, у них не останется сил держать оружие!..

Пока эти силы еще оставались, генерал приказал всем частям встать под ружье. Негодяев, напавших на крестьян с возом овощей, расстреляли перед рвом у всех на виду; на протест, заявленный герцогом Вюртембергским, Рапп ответил, что преступление было совершено в нейтральной зоне, на которую распространяется его власть, и отверг обвинение в нарушении перемирия. Прошло еще два дня, прежде чем к воротам Данцига подъехали подводы с мешками и бочками. Изголодавшиеся солдаты приветствовали их победными криками. Но мясо оказалось порченым, мука гнилой, да и тех не хватало до оговоренного количества…

***

Письмо императора, предъявляемое Фуше на каждой станции, действовало магически: лошадей приходилось ждать не больше четверти часа, через пять дней по выезде из Парижа он уже приближался к Майнцу. Надо отдать должное Коленкуру: дороги в прекрасном состоянии и почта работает, как швейцарские часы.

Лошади бежали резво. Под мерное покачивание кареты копыта выстукивали долбивший череп вопрос: «Зачем я ему? Зачем я ему?» Это могло бы сделаться невыносимо, если бы кучер не свернул с тракта на лесную просеку, разбив четкий ритм. Шорох колес, позвякивание упряжи, скрип подвесок, конский топот слились в бесформенный шум, странным образом высвободивший мысли.

Париж пребывал в полнейшем неведении о том, что происходит в Саксонии; движущие причины событий от всех ускользали, однако новость о перемирии встретили с облегчением. Наполеон-миротворец? Расскажите это кому-нибудь другому, только не Фуше! Он ждал известий из главной квартиры через надежных людей, как вдруг Камбасерес вызвал его в Тюильри и торжественно зачитал письмо императора: Наполеон желает, чтобы Фуше, воспользовавшись своими тесными связями с Мюратом, написал в Неаполь и убедил короля поторопиться с отъездом в Саксонию: там нужно развернуть все наши военные и политические силы, чтобы заставить противника заключить мир на почетных для нас условиях.

— Сие поручение на уровне ваших талантов и не ниже вашего достоинства, — напыщенно произнес архиканцлер.

«Дурак», — подумал про себя Фуше, но вслух сказал, что всегда готов исполнить волю императора, не щадя ни сил, ни средств, и учтиво раскланялся с этим надутым индюком.

Ему было понятно, почему Мюрат не спешит увидеться со своим шурином: он опасается разделить судьбу Луи. Наполеон прекрасно знает о его неудачных переговорах с Австрией и тайной (ха-ха) встрече с лордом Бентинком на Сицилии. Неаполитанский король хочет сохранить свой трон даже ценой предательства, но австрийцы не верят в его искренность. Фуше написал ему, что принять участие в мирных переговорах, к которым, похоже, расположены все главные европейские державы, — в его собственных интересах, добавив, что в случае новой кампании примкнуть к братьям по оружию — дело чести и способ снискать себе новую славу. Мюрат еще не получил это письмо, когда курьер из Дрездена доставил Фуше вызов в главную квартиру, подписанный Наполеоном.

«Зачем я ему?» Боже мой, все так просто! Наполеон его боится. Он не уверен сейчас ни в ком. Он хочет держать всех своих «друзей» на виду, чтобы избежать удара в спину.

…Пять фортов выстроились цепью у основания гласиса, над которым высились крепкие стены бастионов, разделенных глубоким рвом. Фуше остановил карету у караульного поста, назвал себя офицеру, потребовал