Желтая жена - Садека Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее Шарлотта рассказала, как новая хозяйка невзлюбила ее с первого взгляда и выискивала всевозможные поводы, чтобы наказать рабыню. Как ни старалась девочка, она не могла угодить госпоже. Но поскольку хозяин был категорически против того, чтобы кожу его невольников портили ударами хлыста, ведьма придумала наказание с помощью водяного насоса.
Несмотря на собственный опыт общения с госпожой, не питавшей ко мне добрых чувств, я понятия не имела, как выглядит наказание насосом. Шарлотте пришлось пояснить. Занимаясь прической девушки, я слушала ужасающее повествование: рабыню раздевали донага и опускали на веревке в колодец, после чего хозяйка давала команду включить насос на полную мощность, и вода обрушивалась на несчастную жертву.
– Вода ледяная, а напор такой, что кажется, будто тебя молотят палками. Для миссус это превращалось в нечто вроде игры: когда я закричу от боли? а сколько времени пройдет, прежде чем у меня сорвется голос?
Шарлотта сказала, что после водяной пытки пролежала с температурой целую неделю, трясясь в ознобе, и никакие одеяла не помогали согреться. Едва поправившись, она попыталась бежать с плантации, но ушла не дальше соседнего леса – беглянку вмиг настигли собаки.
– На следующий день за мной приехала повозка работорговцев. И вот я здесь.
Я выслушала печальный рассказ Шарлотты, но времени на то, чтобы переварить кошмарные подробности, не было: Тюремщик ждал в таверне. Оставив размышления на потом, я закончила подгонять платье и отдала девушке свои старые туфли вместо ее вдребезги разбитых башмаков.
– Мне очень жаль, что с тобой случилось такое. Если бы я могла как-то помочь… но это не в моих силах. Да пребудет Господь с тобой во всех испытаниях. – Я сжала холодные пальцы девушки, а затем повела ее в таверну.
Когда мы подошли к двери, Шарлотта вскинула голову, расправила плечи и шагнула внутрь, даже не взглянув в мою сторону.
Я же не могла перестать думать о юной рабыне. Ее история потрясла меня, и чем больше я сопротивлялась воспоминаниям, тем более настойчивыми они становились. С этим нужно было что-то делать. Я знала, что первую половину дня Тюремщик проведет на аукционе, и потому решилась оставить мастерскую и вернуться в дом. Войдя в холл, я несколько раз позвала Эбби, но на мой призыв никто не откликнулся. Тогда я направилась в библиотеку, расположенную дальше по коридору. Я постояла немного посреди комнаты, прислушиваясь – не раздастся ли в глубине дома шорох или шаги. Однако все было тихо. Убедившись, что кроме меня здесь никого нет, я подошла письменному столу Тюремщика, взялась за золоченые ручки верхнего ящика и аккуратно выдвинула его. Внутри лежал календарь, стопка писчей бумаги и два стальных пера. В дальнем углу я обнаружила маленькую чернильницу. Прихватив ее вместе с одним из перьев, я вышла из библиотеки и, неуклюже переваливаясь, зашагала по коридору. Добравшись до спальни, я открыла гардероб и извлекала из тайника заветный дневник.
Когда я развернула его, на меня пахнуло домом. Перелистав страницы, где были записаны мамины рецепты, я отыскала чистый лист и обмакнула перо в чернила. Прямо там, сидя на полу возле сундука, я записала историю Шарлотты, добавила также описание самой рассказчицы и указала ее примерный возраст. Услышанное затронуло самые чувствительные струны моей души: однажды меня точно так же подготовили к продаже и вывели на помост. Наше с Шарлоттой прошлое было разным, но судьбы оказались во многом похожи.
Я спрятала дневник, вышла из спальни и вернулась библиотеку. Но, подойдя к двери, увидела Тюремщика – он стоял возле стола спиной ко мне. Я надеялась незаметно отступить, но не успела: Лапье услышал шаги и обернулся.
– Фиби? Не знал, что ты дома.
– Мне понадобились шпильки, сэр. Забыла их наверху.
Он окинул меня задумчивым взглядом.
– Где твои туфли?
Я смущенно потупилась и уставилась на ступни, обмотанные куском дерюги и перетянутые джутовой веревкой, – импровизированная обувь, которую я соорудила для ходьбы по двору, поскольку отекающие ноги перестали влезать в башмаки.
– Малы, сэр.
– Надо было сказать мне, – покачал головой Тюремщик.
Я продолжала смотреть в пол.
– Ну ладно, ступай в мастерскую. Там много работы.
Я заковыляла прочь, чувствуя, как при каждом шаге бултыхается лежащая в кармане чернильница.
* * *
Два дня спустя Тюремщик позвал меня в гостиную. Когда я уселась на обычное место, Эбби принесла бумажный сверток, перевязанный белой атласной лентой, и протянула его мне.
– Что это? – Я вскинула глаза на Тюремщика.
– Открой. – Он подался вперед, опираясь на подлокотники кресла.
Я развернула бумагу; внутри лежала пара шелковых тапочек чудесного лазурного цвета, украшенных изящным плетением из тонкой соломки. Они были восхитительны.
– Спасибо!
– Примерь, – велел Тюремщик.
Эбби опустилась на колени и бережно надела тапочки мне на ноги. Они подошли идеально.
– Ну вот, так-то лучше, – улыбнулся хозяин. – Эбби, неси десерт.
Экономка поднялась и похромала выполнять указание. Вскоре она вернулась с двумя тарелками малинового пирога, поставила угощение на стол и удалилась.
– Могу я задать вам один вопрос, сэр? – спросила я, держа тарелку с пирогом перед собой.
– Да, конечно, – кивнул Тюремщик.
– Кто купил Шарлотту?
Он смотрел на меня так, словно не понимал, о чем идет речь.
– Девушку, которую вы привели ко мне на днях. Помните, вы еще просили подобрать для нее одежду.
– Один мой приятель из Луизианы, у него там процветающий бизнес. Считает, девчонка отлично подойдет для работы в его заведении.
– И сколько он заплатил за Шарлотту?
Тюремщик причмокнул, словно на язык ему попало что-то сладкое.
– Восемьсот долларов.
– Больше, чем за полевого рабочего?
– О, как я посмотрю, наши вечерние беседы не прошли даром. – Он поправил сползшие на кончик носа очки. – Ты внимательно слушала, о чем я говорил. Ничего, затраты быстро окупятся: скоро девчонка начнет приносить неплохой доход.
– И все же восемьсот долларов – немалая сумма. Почему так много?
– Такие светлокожие мулатки – особая порода. – Он скользнул по мне глазами. И тут меня осенило. Я вспомнила последние слова миссис Дельфины: «Отправьте ее в тюрьму Лапье. Пусть эту маленькую мерзавку продадут в увеселительное заведение: жизнь шлюхи – единственное, чего она заслуживает».
Итак, я собрала, одела и причесала Шарлотту, чтобы затем отдать в лапы похотливых мужчин эту девушку, почти ребенка, которая на несколько лет моложе меня. От одной мысли об этом к горлу подкатила тошнота. Я принялась обеими руками обмахивать разгоряченное лицо, испугавшись, что Лапье заметит, какое впечатление произвели на меня его откровения.
– Поиграй мне, – попросил Тюремщик, – что-нибудь умиротворяющее.
Теперь, зная судьбу Шарлотты, я больше не испытывала угрызений совести из-за украденных