Тщеславие - Виктор Лысенков

Она пришла к нему в тот же вечер, принесла с собой роскошный пирог ("то-то должен вас побаловать"), и оказалась на редкость нежной и женственной, с довольно крупными формами, но не от полноты, а от той стати, что даровала ей природа. Тоже оказалась разведенкой, и как понял Сергей, мужа она просто выставила из-за общей серятины (ни в гости не пойти с таким в приличное общество, ни к себе пригласить. Да как вышла? Учились вместе. Я за него по дури еще на втором курсе вышла. Дочери уже четырнадцать). Он потом назовет этот период в три года медицинским, хотя про себя называл точнее: спиртово-медицинским. Но пока события развивались совершенно неожиданно для него. Один из его приятелей, тренировавший команду "Динамо", встретил его и сказал: "Слушай, Сергей! Нам просто за тебя обидно. Уже раза три наши ребята, да и я сам, видели твою с разными хахелями. Тут на сборах команда из Казахстана. Так она с ними мотается. Извини, старик. Дело, конечно, не наше. Но полгорода видит". Сергей знал, когда жена может сорваться - идеальный день - понедельник. От министерства до главпочты десять минут пешком. Он сел на лавочку внутри почты, понимая, что ей заходить во внутрь - незачем. И не успел просмотреть полгазеты, как увидел, что к его жене подрулил здоровый амбал (точно - мастер спорта), нагло поцеловал ее в щечку и, развернув, повел на противоположный конец улицы. Он видел, как они сели в машину, как покатили вниз, в сторону его министерства, но он то знал - они обогнут стадион "Динамо" и поедут в гостиницу "Спорт". Торопиться ему было некуда: до "Спорта" прекрасно можно было доехать на троллейбусе. Он доехал. Попил пива в кафе на озере рядом с гостиницей, выбрал "укрытие" и стал ждать. Хорошо, что подъезд гостиницы - в ярком свете. Но ждать ему пришлось долго. Надя появилась часа через три. Она явно была в самом лучшем расположении духа от вина и любви (или от вина любви?), висла на амбале, целовала его взасос, тот прижимал ее до визга, потом они наобнимались, что решили еще раз уединиться в гостинице и вышли минут через тридцать - жена была уже спокойнее, хотя льнула к амбалу и лезла зачем-то ему в карман брюк (идиот - разве ЗАЧЕМ-ТО?). Ехать в город им надо было перейти на ту сторону улицы, где сидел он в глубине аллеи. "Вот это да! как шпион на задании!". Они встали на краю дороги, метрах в шести от него и ему было хорошо слышно их мурлыканье. Надя прижималась к нему и шептала: "Молодцы, что мы вернулись. Было так здорово - лучше, чем в прошлый раз!". Амбал притянул ее к себе и засосал. Сергей потом ругал себя, что не сдержался. Зачем он вышел? И зачем сказал: "Ты, мужик, а ну отпусти девушку!". Амбал, если был не под шафе, наверное, сообразил бы, что Сергей муж. Но он прилично принял и тугие мускулы подсказывали ему другие мысли: "А тебе что? - Завидно? Вали отсюда, пока не схлопотал". Сергей резко ударил его в челюсть - амбал почти наотмашь упал на асфальт. Через несколько мгновений он попытался подняться, но тут (Сергей сильно ударил его ногой в живот и тот снова рухнул, не подавая признаков жизни. Сергей знал, что обычного человека легко убить таким вот ударом в солнечное сплетение, но этот - должен оклематься - не менее ста килограммов тренированного веса. Со стороны, если бы кто объявился в этот поздний час здесь можно было бы подумать, что молодая пара стоит рядом с алкашом на асфальте и не знает, что делать. Одинокое такси тормознуло рядом с ним. "Садись, поехали!" скомандовал он Наде. "Никуда я с тобой не поеду! Идиот! Ты человека убил! Он сел в машину и назвал адрес. Водитель спросил участливо: "Разборка?". - "Да какая там разборка! Тот хмырь просто нарвался. Собирался спьяну проучить меня. Но есть же русская пословица: не зная броду, не лезь в воду". Водитель покивал согласно головой: он понял, что Сергей - боксер. Простой человек какого с катушек не свалит.

Два чувства сменяли друг друга в нем, пока они катили до дому. Почему-то он чувствовал удовлетворение, что проучил этого пижона. Словно сглаживалась та тайная обида, когда он так бездарно проиграл Роберту "бой" в скверике у театра. С другой стороны - мучила и не отпускала мысль, что бить лежачего ногой не надо было. В их детстве и юношестве было железное правило: лежачего бьют. Это значит, он насмотрелся драк уже нового поколения, когда и толпой били одного, били и лежачего, били ногами. Он один раз видел такое зверское избиение из окна автобуса, возле площади Победы, и самое страшное мимо шли люди и никто не вешался. Боялись. Могли дать и им. И вот он ударил этого. Ну пусть бы он встал. Можно было сделать апперкот. Пусть еще раз лег бы на асфальт... Да, не надо было.

Надя не появилась дома ни в этот день, ни на другой. Он позвонил теще там сухо ответили, что ее нет. Так... Значит, что-то придумано. На третий день он немного задержался на работе - шеф попросил подготовить к машинке доклад. Все уже знали - после Сергея ничего перечитывать не надо. Вот где пригодилась филология! Хоть плачь! Он и не заметил, как у небольшого скверика неподалеку от министерства его встретила группа здоровых ребят - не меньше десяти. Он ничего не успел сообразить, как его схватили за руки. Не вырваться. Его подтащили к дереву. И тут он увидел того, кого бил три дня назад. "Ты что, сука, ногами бить мастер?". От мощного удара между ног он почти потерял сознание его ударили еще раз и он начал оседать вдоль корявой поверхности дерева. Но мощные руки не дали ему упасть. Теперь его били по ребрам, по животу, отключался временами и не помнил, когда его бросили.

Потом врач скажет ему: "Благодарите бога, если будет возможность иметь потомство". Он почти не мог ходить, - так между ногами было вздуто и болезненно. Как они не переломали ему ребра - для него тоже было секретом. И ни одного удара по лицу... (Боялись сломать свои пальцы?). Он отлежал в больнице две недели. И снова ощутил рушившийся мир: никто, с кем о н учился или работал в "молодежке" не навестил его. Он понимал, что не придет и жена (он знал - бывшая: навести на него могла только она). Приходили новые сослуживцы, и наверное, по заданию самого шефа - представители месткома. Нанесли ему всего - хоть на базар выноси. Но грела и маленькая искорка тщеславия: через день, когда от него узнали, кто он и позвонили на работу, для него освободили какой-то кабинет и оборудовали под палату. Лежал один как кум королю. Поставили телевизор и извинились, что нет телефона, но сказали, что он в любое время может звонить из ординаторской - даже вечером - дежурному врачу дано цэу.

Выйдя из больницы, он решил позвонить жене. Рассчитал, когда она должна быть дома одна. Собственно говоря, звонить было незачем: он обнаружил, что все свои личные вещи Надя забрала, пока он лежал в больнице. Забрать у нее ключ или вставить другой замок? Но оказалось, что ключ она бросила в почтовый ящик, что он и обнаружил, когда вынимал накопившуюся корреспонденцию. Но и не звонить - тоже вроде замаха ракеткой без последующего удара. Он наткнулся на нее и та сразу перешла в атаку: "Я уже подала на развод. Не вздумай тянуть : - я все равно уеду к Виталику!". ОН сразу понял, кто такой Виталик. Развод не затянулся, но ни к какому Виталику она не поехала - он знал по собственному опыту, что стоят эти увлечения спортсменов где-нибудь на выезде (да и не на выезде). На трибунах всегда сидят девочки, готовые к самым разнообразным контактам с аполлонами русской масти. Он додумывал причины поведения своей бывшей жены. Сверхтемперамент? Но вроде в постели она получала все, что ей было нужно. Его грубое отношение? Да вряд ли он был хуже других. Разные интересы и разный образ жизни? Да, истина лежала где-то здесь. Пожалуй, там, где кончалось ее творчество, если можно так сказать. Пусть она не понимала этого. Но не первая на сцене здесь, тем более в стране - сублимируется вот в такую жизнь. Не все, конечно, в кордебалете - кордебалетили. Но у Залатова дома появились те, кто словно хотел свою третьестепенность на сцене дополнить успехами на сексуальной ниве. В конце концов он не знает, о чем толкуют наедине бабы: кого можно быстро охомутать, кто щедр на подарки, а кто просто на пастельные шалости. Он ведь знал, что вся балетная группа (ну из тех, кто не относится к овцам) как бы поделана между разными группами мужчин города: первые номера были объектом внимания (чаще всего - успешного) местной творческой элиты: композиторов, либреттистов, драматургов, писателей и высшего звена минкультуры. Кордебалет - братии пониже: из русской обслуги местных создателей киношедевров, художников кино и театра ну и другой публики. В данном случае его жена вышла на спортсменов. А точнее - они зацепили ее, когда она шла где-нибудь у театрального сквера, а они, здоровые, сильные, сытые и голодные, прохаживались по скверику вокруг театра. Нет, конечно, это не его дурацкое желание когда-то стать чуть ли не новым Маяковским, но все же... Способ выделиться. Хотя бы для самой себя. Нет быть серой. Не быть хуже (и уж точно лучше тех глупых овечек, что не позволяют себе ничего лишнего). Хотя... А если бы она была первой? Вообще если бы ей рукоплескал мир? Ну ведь это совсем просто? Тогда к блеску славы она подбирала бы себе что-нибудь покрупнее: мировых звезд балета, эстрады и больших начальников у нас, чьи портреты вон там, напротив Дома правительства в рамках. В общем, не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть морскою царицей. Сказка - ложь. Но все хотят стать морской царицей. Что же злиться на жену (бывшую). Он потом узнавал - иногда случайно, что она то крутит роман с приезжим балетмейстером (в самом деле - не таскать же тому за собой жену из Москвы на окраину страны, где тебе с перерывами полгода работать над каким-нибудь балетом к потрясающе ответственной дате? Юбилею страны, республики, КПСС, дат хватало. Потом - что ее видели в машине одного из партийных бонз - по дороге в загородную зону отдыха для избранных, потом что-нибудь еще. В общем, берем от жизни все. Хватит ее надолго с ее фигурой. До сорока точно. А может- и до сорока пяти.