Врач «скорой» - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, спустя неделю после начала курса лечения, можно осторожно сказать, что вроде как дело идет к выздоровлению. Я бы с радостью воспринял известие о своем отстранении, но фиг там. Изгнаны были почти все, а я остался. А у меня, кстати, дома невеста и кот. Не знаю даже, кто из них первым меня забудет, потому что я заезжал туда только переодеться. Хотя сегодня, пожалуй, поеду к себе. Завтра Суслова пусть везут в больницу, делают повторно рентген и анализы, посмотрим, на каком мы свете.
* * *
После моего сидения на даче Михаила Андреевича образовалась проблемка с кафедрой научного коммунизма. Без этой науки, как известно, ни один человек в нашей стране специалистом с высшим образованием стать не может. Хоть инженером-гидрологом, хоть авиастроителем, а уж врачом – тем более. Беда была в том, что ректор на них влияние имел, но очень опосредованное. Только эти деятели могли наплевать на план подготовки специалистов. Мне кажется, дорогая Оксана Гавриловна задействовала связи из резерва.
Собственно, узнал я о проблеме, когда вернулся домой. Аня, как опытный секретарь, доложила, что звонили из деканата и велели прямо завтра с утра не мешкая идти и рассказывать, каким таким образом студент Панов манкирует самой главной в своей жизни наукой.
– Фигня, – отмахнулся я. – два года всего, и вернусь. В красивой форме, стильных черных ботинках. Альбом дембельский заведу, наклею туда фото кирзачей и автомата. И твое, в разделе «Они нас ждут». Придется сфотографироваться с обнаженной грудью, чтобы я не забыл твои очаровательные формы.
– Я тебя, Панов, ждать не буду, – заявила в ответ невеста. – Сразу пущусь в загул. Вон, твоя Шишкина не долго плакала.
– Она, во-первых, не моя. Во-вторых, ее лотерейный билет дал сбой, у Борисыча в ЦКБ проблемки начались.
– Что, не лечатся золотые детки от запоев?
– Не лечатся. Пытались тут собрать группу анонимных алкоголиков – ржут в глаза.
– А с Труновым что?
– Не вся цэкашная элитка ценит хамство в глаза. Выговор ему дали и предупредили, что на вакансию начальника наркологии – много желающих.
Последнее мне рассказал Крестовоздвиженский, который и сам метил на эту должность. Опыт работы есть, передовое исследование по алкоголикам ведется, плюс есть кому словечко замолвить. Я сделал себе зарубку в памяти расстараться и достать для врача чистые партии МДМА и псилоцибина.
– Да… Как говорила приемщица в химчистке «Москва слезам не верит» – своего мужика надо растить самой.
– Ага, – покивал я. – Чтобы генеральшей стать, надо замуж за лейтенанта выйти, да по гарнизонам с ним помотаться…
– Я сразу лауреатшей стану, – засмеялась Аня. – Тебе когда Нобелевку дадут?
– Когда за тему хеликобактер плотно западные фармкомпании возьмутся. Им надо будет продавать лекарства, тесты… Вот и дадут рекламу болезни и бактерии через Нобелевскую премию. Большой рынок и большой куш. Но члены королевской академии консервативны. Лет через десять, не раньше.
– Везде упадок, цинизм и голый меркантилизм. Иди, лауреат, чисти картошку к ужину.
Вот так всегда и происходит. С небес на землю.
Пока чистил клубни, задумался о ситуации. Соломки надо было постелить, тут вопросов нет. Что-то я последнее время сильно воспарил.
Подошел, слегка пошатываясь, Кузьма, ткнулся в голень. Сейчас на него уже хоть без слез смотреть можно. Со слов Ани, сегодня даже поел нормально. Ухо, конечно, теперь совершенно бандитское у него. На носу уже начал формироваться шрам, а глаз поблескивал из-под отека. Обошелся малой кровью, короче. Жаль, что битва за дерево проиграна, но ведь не всё в жизни дается легко.
На следующий день утром я поехал проведать болящего, но застал только отъезд «скорой», увозившей Суслова на обследование. Мой коллега по круглосуточным посиделкам сообщил, что утром дед уже встал и самостоятельно дошел до сортира. Молодец, что и говорить. Теперь бы на санаторно-курортное лечение в соляные шахты, самое оно для болезней органов дыхания.
– А ты что примчался? – спросил Юрий Геннадьевич. – Я ждал ближе к обеду, на обследования посмотреть.
– Да проблема у меня. По вашей части, кстати.
– Говорил же, осторожнее с языком! Опять анонимку написали?
– Хуже. Кафедра научного коммунизма копает под меня. Мол, пропуски важных занятий. В деканат нажаловались. А я предлагал: давайте уволюсь со «скорой», времени свободного будет больше.
– Не надо привлекать внимание к себе. Работай, будто и не было ничего. Сам видишь, Михаил Андреевич на поправку пошел. Ладно, попей чаю пока. Сейчас решим твой вопрос.
Из соседней комнаты послышался голос Юрия Геннадьевича, упоминавшего мою фамилию и название института. Кому-то ценные указания давал, не иначе. Вернулся минут через пять, допил из своей кружки успевший остыть чай одним глотком и сказал:
– Это службишка, не служба. Езжай спокойно в свой институт, претензий к тебе нет. Если что, говори, что работал с отделом пропаганды ЦК, большего им знать не положено.
– Выдали бы мне грозную бумагу, чтобы не трогал никто.
– Ага, «то, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства», – устало улыбнулся Юрий Геннадьевич. – Сиди тихо, и будет всё хорошо. Вы, молодые, не понимаете, что пропуск в двухсотую секцию – ерунда сущая. И удостоверение помощника члена Политбюро из той же оперы. Рано или поздно возникнет соблазн применить где не надо. И тем самым выдать себя. Поверь, сожрут и не поморщатся. Всё, я пойду отдохну немного.
В институт я попал, конечно, не с самого утра, здраво рассудив, что все руководители туда придут еще не скоро, а пока занимаются своими основными обязанностями. Но я не в деканат пошел, а к самим научным коммунистам. Лучше решить проблему на месте.
В преподской сидел как раз тот, кто нужен,
