Стража! Стража! - Терри Пратчетт

— Манера говорить, всего лишь. — быстро сказал Глотка.

— Без сомнения настоящие свиные продукты. Настоящая свинья.

— В этом городе приветствуют любую произнесенную речь.

— прорычал Бодряк. — Это вообще ничего не значит!

— Берите свиные колбаски, пять за два доллара! — сказал Глотка, никогда не прекращавший разговора во имя торговли.

— Хороши для всех дел, и для монархии тоже. Свиные колбаски! В булочке! И восстанавливает справедливость. По мне так прекрасная мысль. С луком!

— Могу ли я предложить вам горячую колбаску, мадам? сказал Валет.

Леди Рэмкин посмотрела на лоток, висевший на шее у Глотки. Тысячелетия хорошего воспитания пришли ей на помощь, и в ее голосе была слышна лишь слабая нотка страха, когда она произнесла. — Они выглядят чудесно. Какие прекрасные пищевые отходы.

— Они сделаны обезьянами на мистической горе? — спросил Морковка.

Глотка недоуменно посмотрел на него. — Нет. — терпеливо сказал он. — Из свиней.

— Какую несправедливость? — настойчиво спросил Бодряк.

— Давай, скажи мне. Какую несправедливость он собирается исправить?

— Ну-у. — сказал Глотка. — Да-а, есть же налоги. Вот и несправедливость, для начала. — Он принял немного недоуменный вид. В мире Глотки платить налоги было чем-то случавшимся с другими людьми.

— Правильно. — сказала старушка, стоявшая рядом с ним.

— А из водостока в моем доме льется что-то ужасное, а домовладелец не желает ничего делать. Это несправедливо.

— А преждевременная лысина. — сказал мужчина, стоявший перед ней. — Это тоже несправедливо. У Бодряка отвисла челюсть.

— Да. И короли должны об этом позаботиться, непременно.

— со знающим видом сказал еще один протомонархист.

— Именно так. — сказал Глотка, роясь в свертке. — У меня есть одна бутылка, осталась с этой удивительной мазью, которая сделана… — он посмотрел на Морковку. — … древними обезьянами, живущими на горе…

— А они, знаете ли, не могут ответить. — продолжал монархист. — Вот почему вы можете сказать, что они королевские. Совершенно на это неспособные. Вот что нужно делать, чтобы быть любезным.

— Воображаю. — сказала женщина с протекающим водостоком.

— И деньги тоже. — сказал монархист, наслаждаясь вниманием. — Они не могут их носить. Вот так вы всегда можете отличить короля.

— Почему? Это не так уж тяжело. — сказал мужчина, чьи остатки волос располагались у него на макушке, как остатки разбитой армии. — Я могу унести сотни долларов, о чем речь.

— У вас могут устать руки, пребывая королем. — глубокомысленно сказала женщина. — Из-за того, что машете руками.

— Я всегда думал. — сказал монархист, вытаскивая трубку и набивая ее с тяжелым видом человека, который собирается преподать лекцию. — что одна из важнейших проблем быть королем — это риск, что ваша дочь уколет палец.

Настала глубокомысленная тишина.

— И упадет спящей на сотни лет. — бесстрастно продолжал монархист.

— Ах. — с необъяснимым облегчением сказали присутствующие.

— А затем слезы и мимозы на горошинах. — добавил он.

— Да, именно так и должно быть. — неуверенно сказала женщина.

— Все время должна на них спать. — сказал монархист.

— Не забывайте о сотне матрацев. — Верно.

— И что с того? Думаю, что мог бы продать их ему оптом.

— сказал Глотка. Он повернулся к Бодряку, который слушал все это совершенно подавленный. — Послушайте, капитан? Я полагаю, что вы состояли бы в королевской страже. Носили бы на шлеме перья.

— Ах, блеск и помпа. — сказал монархист, указывая трубкой. — Весьма важно. И масса зрелищ.

— Что, бесплатно? — сказал Глотка.

— Ну-у, думаю, что возможно вам придется заплатить за рамки. — сказал монархист.

— Вы все с ума посходили! — закричал Бодряк. — Вы ничего о нем не знаете, и он даже еще не победил!

— Полагаю, что это чистая формальность. — сказала женщина.

— Это же огнедышащий дракон! — кричал Бодряк, вспоминая ноздри дракона. — А он просто парнишка на лошади, господи прости!

Глотка вежливо ткнул его в нагрудник. — У вас нет души, капитан. — сказал он. — Если путник приходит в город, находящийся в рабстве у дракона, и бросает ему вызов блистающим мечом, ну-у, только один может уйти, не так ли? Это предназначение.

— Рабстве? — кричал Бодряк. — Рабстве? Вы мелкий воришка, Глотка, лишь вчера вы секли кукол дракона!

— Это просто бизнес, капитан. Не стоит из-за этого так волноваться. — с достоинством сказал Глотка.

Помрачнев от ярости, Бодряк вернулся в строй. Скажите, за что вы любите людей Анк-Морпорка, ведь они всегда так стойко независимы, крича от нарушения их прав человека на грабеж, обман, растрату и убийство на равной основе. И это казалось совершенно справедливым, как думал об этом Бодряк. И в этом не было никакой разницы между богатым человеком и нищим попрошайкой, совершенно не принимая во внимание тот факт, что первый обладал деньгами, едой, властью, красивой одеждой и прекрасным здоровьем. Но ведь на деле он ничуть ни лучше. Просто богаче, толще, более могущественнее, лучше одетый и более здоровый. И так продолжалось в течение столетий.

— А сейчас они только понюхают платье с горностаем и все влипли. — пробормотал он.

Дракон медленно и осторожно кружился вокруг площади.

Бодряк как журавль вытянул шею, пытаясь разглядеть за головами людей, торчавшими перед ним.

Как все хищники имеют облик добычи, запрограммированный в их генах, так и облик всадника на лошади с мечом в руках переключил несколько тумблеров в мозгу дракона. Он проявил острый, но настороженный интерес.

Где-то позади, в толпе Бодряк пожал плечами. — Я даже не знал, что у нас было королевство.

— Да, у нас его не было в течение веков. — сказала леди Рэмкин. — Королей вышвырнули, и чертовски хорошая работа пошла насмарку. Они были совершенно ужасны.

— Но ведь вы… из высокородной семьи. — сказал он. — Я всегда полагал, что вы все за королей.

— Послушайте, кое-кто из них был просто невыносимым. беззаботно сказала она. — Жены во всех городах, людям рубят головы, ведутся бессмысленные войны, едят с ножа, швыряя через плечо объедки и обглоданные куриные ножки, и все такое. Совсем не наш тип людей.

Площадь стихла. Дракон медленно долетел до дальнего конца и висел почти неподвижно в воздухе, не считая медленных ударов крыльями.

Бодряк ощутил прикосновение когтей к спине, и на плечо взгромоздился Эррол, ухватившись за него когтями. Его коротенькие крылышки хлопали таким же образом, как и у больших сородичей. Он шипел. Его глаза неотрывно смотрели на реявшую громаду.

Лошадь парнишки нервно заплясала по булыжникам, когда тот спешился, вытащил меч и повернулся лицом к далекому врагу.

Он выглядел совершенно уверенным в победе, сказал сам себе Бодряк. С другой стороны, как умение побеждать драконов помогало завоевать королевство в наши дни и наше время?

Это был необычайно сверкающий меч. Вы должны были это признать.

Наступило два часа следующего утра. И все было в порядке, не считая дождя. Дождь по-прежнему моросил.

В мультивселенной есть города, которые думают, что знают, как правильно проводить время. Места, подобные Новому Орлеану и Рио, убеждены, что они не только знают, как толкать лодку, но и разводить костер на берегу; но в сравнении с Анк-Морпорком и его распущенностью они были уэльской деревней в два часа в сырой воскресный полдень.

Костры шипели и трещали в сыром воздухе над мутными грязными водами реки Анк. На улицах жарили домашних животных. Танцоры конга ходили от дома к дому, исполняя самые замысловатые узоры. Гремели залпы. Люди, в обычных обстоятельствах никогда не помышлявшие об этом, кричали «ура».

Бодряк мрачно шагал по запруженным улицам, чувствуя себя как маринованный лук в фруктовом салате. Он разжаловал вечер.

Он вообще не ощущал себя роялистом. Он не думал, что у него есть что-нибудь против королей, но вид анк-морпоркцев, размахивающих флагами, приводил его в исступление.

Кроме того, мысль о королевских перьях на шляпе вызывала у него отвращение. У него всегда были собственные мысли о перьях. Перья, покупающие вас, говорят каждому, что вы не принадлежите самому себе. А он хотел оставаться птицей.

Это было последней каплей.

Его спотыкающиеся ноги привели его на Подворье. После всего произошедшего, куда же еще? Его жилье было в удручающем состоянии, ведь леди Рэмкин жаловалась на дыры, которые, несмотря на все крики, Эррол проделал в ковре. И Эррол навонял. А сегодня вечером Бодряк не мог пить в таверне, чтобы не видеть вещей, которые выводили его из себя, пусть даже это и были вещи, которые он обычно видел, когда был пьян.

Было тихо и покойно, хотя сквозь окно долетали отдаленные звуки веселья.

Эррол сполз у него с плеча и принялся поедать кокс в камине.

Бодряк уселся и задрал ноги.