Небо в рублях - Дарья Донцова

Пришлось вынуть кошелек. О чудо! За мзду гарантийную детальку приволокли через десять минут и мигом впихнули под капот. Сами понимаете, любви к салону по имени «Арманд» у меня от этого не прибавилось. Приобрела «Пежо» лишь потому, что по Парижу езжу на этой марке, не хотелось стресса от перемены автомобиля. Но, пообщавшись с «Армандом», поняла: следующую «телегу» куплю какую угодно, но не «Пежо», потому что мне не нравятся наглость, хамство и мздоимство. В общем, я осталась очень недовольна сделанным выбором.

Но сейчас, старательно следя за дорогой, я поняла и другое: иметь российскую машину намного хуже. И дело даже не в том, что у руля «Жигулей» нет гидроусилителя, на педали следует нажимать с невероятной силой, а в салоне отсутствуют подушки безопасности вкупе с кондиционером. В конце концов, совсем не обязательно опускать стекла нажатием кнопки, можно и повертеть ручку, это развивает бицепсы, да и неудобно изогнутое сиденье не беда, дома ведь ждет кровать с хорошим ортопедическим матрасом, плевать также на то, что несчастная «лошадка» кашляет, фыркает, пукает и стонет. Она, главное, едет. Хуже другое.

Практически все шоферы, обгонявшие меня, сочли своим долгом высунуться в окно и оценить манеру езды незнакомой женщины.

– У твоего металлолома есть педаль газа? – проорал один.

– Таранька за рулем, – констатировал второй.

– Чего всю полосу заняла? Подай вправо! – велел третий.

– Мартышка за баранкой хуже обезьяны с гранатой, – схамил четвертый.

Чего только не наслушалась я, мирно следовавшая в нескоростном ряду. Правда, довольно быстро мне стало понятно: нагличают в основном шоферы, восседающие за рулем таких же стареньких и ржавых машин, как Иркина «коняшка», в которой в данный момент находилась я. Иномарки и новые, престижные «десятки» с «пятнашками» мчались мимо молча, им тихо-мирно передвигающаяся по дороге женщина не мешала. Спустя еще несколько мгновений я поняла, почему подвергаюсь остракизму. Для мужчин машина – то же самое, что для нас, женщин, сумочка: чем круче, тем лучше себя чувствуешь. Наверное, парни, плюхающие в уродливых «консервных банках», ощущают некий комплекс неполноценности, им охота почувствовать себя не последней птицей в стае. А каким образом это сделать, если справа движется «Лексус», слева «Мерседес», впереди «десятка», сзади «девятка», а посередине ты на «четверке» пятнадцатилетней давности? Единственное, что остается, это пнуть тетку, обладательницу схожего металлолома. Так что, девушки, если вас на шоссе оскорбил парень, не обижайтесь, лучше пожалейте убогого, он никак не способен заработать на качественную тачку и теперь спускает пар.

Впереди загорелся красный свет светофора.

– Эй, идиотка крашеная, – раздалось от меня слева, – чего разжопилась на две полосы?

Я высунулась из окна, увидела дедулю на потасканном «Москвиче» и, улыбнувшись, ответила:

– Ничего, все будет хорошо.

Пенсионер, настроенный поругаться, осекся и иным тоном спросил:

– Ты о чем?

– Погода хорошая, солнышко блестит, дождя нет, лето пришло.

– Ага, – растерянно кивнул дед.

– И машина у вас классная, – доконала я его. – Вы намного меня круче, сейчас рванете вперед, не угнаться.

Пенсионер крякнул и поднял стекло, я улыбнулась и включила поворотник. Недавно на глаза попалась статья, в которой сообщалось, что некие ученые доказали: человечество произошло от одной пары людей, мы все родственники. Интересно, как бы понравилось этому дедушке сообщение о том, что «идиотка крашеная» на самом деле его многоюродная внучка? Может, если помнить о родстве, мы сможем избежать грубости и хамства? Хотя кое-кто считает иначе и живет по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись».

– Эй, чмо, жми на газ, зеленый давно горит! – понеслось сзади.

Я наступила на нужные педали. Увы, очень трудно любить человечество. И как хорошо, если в родной семье на тебя не орут, не вымещают свое дурное настроение, не делают виноватой во всем. Бедная Смолякова, похоже, ей не повезло.

Глава 19

После того как я звонила в нужную квартиру, а затем колотила в дверь ногой минут десять, из-за нее прозвучало:

– Вам кого?

– Откройте, пожалуйста.

– Вам кого?

– Сделайте одолжение, выйдите на лестницу.

– Вам кого?

– Не бойтесь, я всего лишь хрупкая женщина, не сумею вас обидеть.

– Вам кого?

– Где работает Галя? Назовите адрес.

– Она на службе, будет после полуночи.

– Я это уже слышала, мне нужно название конторы.

– Она на службе, будет после полуночи.

Сзади зашуршал лифт, потом послышался цокот каблучков, но я не стала оборачиваться, боясь отвлечься и пропустить какую-нибудь полезную информацию.

– Очень хорошо поняла, что Гали нет дома, подскажите, где она трудится.

– Она на службе, будет после полуночи.

– Господи, я прошу лишь адрес!

– Вам кого?

– Галю!!!

– Она на службе, будет после полуночи.

В изнеможении я прислонилась к стене.

– И давно вы так беседуете? – раздалось рядом мелодичное сопрано.

Я повернула голову, увидела маленькую толстенькую брюнетку в слишком обтягивающем фиолетовом платье и ответила:

– С полчаса, наверное. Сейчас лишь догадалась: в квартире, скорей всего, установлена последняя техническая фишка – магнитофон, реагирующий на голос с лестницы.

Толстушка засмеялась:

– Отчасти верно. Но на самом деле это баба Нюра старается, только думаю, она глупее кассетника. Совсем старуха из ума выжила, прямо беда! Галка ее запирает, плиту отключает, воду перекрывает, окна загораживает и постоянно бабу Нюру лекарствами пичкает, надеется, та хоть слегка в себя придет. Да зря все, от старости таблеток пока не придумали.

– Похоже, Галя хорошая внучка, – пробормотала я.

– Вообще, святая, – кивнула соседка. – Баба Нюра ей никто, просто соседка. Правда, они вдвоем всю жизнь живут, сроднились, но все равно, другие ведь и родных матерей с отцами бросают.

– Вы знаете Галю?

– Конечно.

– Может, в курсе, где она работает?

– Рядом тут, за углом, парикмахерская. Вернее, теперь она называется салоном красоты, но лучше от этого не стала, – язвительно сообщила брюнетка. – Галя маникюр делает, только не знаю, насколько хорошо, я ее услугами не пользуюсь.

– Спасибо! – крикнула я и бросилась к лифту.

– Она на службе, будет после полуночи, – донеслось из-за плотно закрытой створки. Баба Нюра привычно отреагировала на шум за дверью.

Парикмахерская на самом деле оказалась совсем рядом, буквально в двух шагах. Я вошла внутрь довольно просторного помещения, отметила, что посетителей тут не наблюдается, и спросила у тоскующей за столом рецепшен женщины:

– Можно Галю?

– Маникюршу?

– Да.

– Галка! – взвизгнула администратор. – Подь сюда, клиентка ждет!

Прикрывавшая одну из арок занавеска зашевелилась, и передо мной появилась маленькая худенькая тетечка неопределенного возраста. Шла она как-то странно, боком, чуть волоча одну ногу. На серо-бледном личике Гали застыло выражение легкого испуга, на губах играла заискивающая улыбка. Так выглядит наша Жюли, когда написает на пол у камина. Впрочем, нет, терьериха твердо стоит на лапах, а Галю слегка шатало. Через секунду я поняла почему – на ступнях у бедняжки «красовались» уродливые ортопедические туфли, подобные наше государство раз в несколько лет выдает бесплатно неимущим инвалидам, полагая, что обиженный господом человек должен кланяться и благодарить, обретя чемоданообразные ботинки.

– Здравствуйте, – тихо произнесла Галя, – что хотите? Маникюр? Педикюр?

Я моментально оценила обстановку: если сейчас попрошу заняться руками, мастер усадит меня вон за тот столик, и процедура будет проходить под неусыпным наблюдением администраторши. О каком откровенном разговоре может идти в подобном случае речь? А ноги приводят в порядок в небольшом, хорошо закрытом от посторонних глаз кабинете.

– Педикюр, – улыбнулась я, – а потом, если успеем, еще и о руках позаботимся.

– Пройдемте, – вежливо кивнула Галя, – туда.

Радуясь собственной предусмотрительности, я вошла в тесное, едва ли пятиметровое пространство и, наблюдая, как Галя наполняет ванночку водой, сказала:

– Вам привет от Милады Смоляковой. Только не делайте вид, что не знакомы с писательницей, знаю, вы долгое время работали у нее.

Вопреки ожиданию Галя не испугалась, не вздрогнула, не выронила баночку с жидким мылом. Она просто кивнула и задала вопрос:

– Вы журналистка?

– Нет, что вы! А почему интересуетесь?

– Просто хочу предупредить: ничего о Смоляковой рассказывать не стану, даже не начинайте спрашивать. И деньги не предлагайте, не возьму.

– Она пропала, – перебила я маникюрщицу.

Галя села на табуретку.

– Как?

– Вошла в торговую галерею «Ка» и не вернулась. Вы что, газет не читаете? – удивилась я. – «Желтая» пресса уже неделю волком воет.