Лунный удар - Дино Динаев

— Ну-ка, гиббон, убери свой уазик!

Тон был узнаваем и хорошо отрепетирован, правда, водитель заартачился, стал демонстративно набирать номер на мобильнике, но тут, непрерывно гудя, сзади резко накатил Масол, едва не влезши ему на крышу, и им двоим с Флоровым не хватило буквально нескольких сантиметров, чтобы общими усилиями раздавить джип меж двух машин.

Лицо «пиджака» стало белее его тысячедолларовой сорочки, и он счел за лучшее исчезнуть.

Флоров обратил внимание, что Масол сигналит, не переставая, и машет ему рукой.

Он подошел. Алексей вертелся на сидении ужом и все время оглядывался. По всему было видно, что ему не по себе, и что-то его гнетет.

— Что случилось? — спросил Флоров.

Мукин повернул к нему взопревшее лицо и сказал:

— Гоша объявился.

Интонация у него была какая-то странная. Во всяком случае, она меньше всего напоминала радость по поводу когда-то пропавшего, а теперь внезапно объявившегося подельника.

— Он где? За границей?

— В том то и дело, что здесь, в городе.

— Ты его видел? — удивился Флоров.

— Нет. Он звонил.

Флоров облокотился на крыло масоловского авто, глянул с прищуром:

— Что-то он не торопится увидеться со старыми друзьями.

Мукин отвернулся, показав свой изумительный коршуний профиль, и пробормотал больше себе, чем собеседнику:

— Говорит как-то не по-нашему, слово не вставить. Как книжку читает. По Морскому радио как раз «Спикер» передавали, нашу любимую песню, там еще в клипе кетчупом все брызгают, а он ноль внимания. На него совсем не похоже.

Флоров задумался. Что-то действительно не похоже на обычно немногословного Ханыча: ему и пару слов то связать, подвиг. Скажет обычно словечко да может молчать целый день.

Походило, скорее всего, на ситуацию, как если б его ЗАСТАВИЛИ говорить.

Неприятная, прямо скажем, ситуация. Неужели началось?

— Что он тебе сказал? — спросил Флоров.

— Да в том то и дело, что ничего! — взорвался Алексей. — Бормотал все время как пьяный. Я, говорит, приехал. Я ему: ты где? А он свое гнет. Вот приехал, никто его не встретил, чего делать не знает.

— Где он пропадал, не сказал?

— Нет.

— Ну и чего ему надо было?

— Не сказал. По-моему, он и сам не знал. Может, он дури наглотался?

"Одни вопросы", — подумал Флоров. — "И ни одного ответа. "Воскрешение Ханыча вместо того, чтобы внести хоть какую-то ясность в и так до невозможности запутанные события последних дней, вызвало новый всплеск мути. Тут, пожалуй, даже опыт известного в определенных кругах реаниматора не поможет.

У Флорова создалось ощущение, что кто-то играет слишком крупными картами, особо не разбирая, что бьет: шестерку или козырь. Еще ему не понравилось слово "воскрешение".

При чем тут воскрешение? Ведь он же не умирал? Или все-таки умирал?

— Поехали на дачу к Коновалу, — решительно сказал Флоров. — И вот еще. Позвонит снова Ханыч, дай мне знать. Я сам хочу с ним поговорить.

Флоров прошел сквозь просторную веранду и крикнул:

— Яна!

Однако на зов явился лишь садовник Толик, иногда по мере необходимости выполнявший в доме работы по мелкому ремонту. Вот и в этот раз в руке у него были инструменты. Толик отличался излишней набожностью, все время по поводу и без осенял себя крестом и, может, из-за этого напоминал Флорову тщедушного, с молодым лицом, старичка.

— Она ушла, — пояснил он. — Кто-то ей позвонил, она и ушла.

— Кто позвонил! — Вскричал Флоров и в сильной тревоге выскочил на улицу.

Первым делом проверил гараж, удостоверившись, что все машины на месте. Это немного успокоило его, но он сразу вспомнил про лодки. Дача Коновала располагалась всего в десятке метров от моря. Три лодки всегда качались на пирсе.

Теперь лодок было две.

Яну разбудил телефонный звонок. Она глянула на часы. Двенадцать. Рано, если учитывать, что вчера легла в три. Телефон звонил не переставая. Она взяла трубку.

— Алло.

— Привет, Яна, — раздался незнакомый голос, он был вежливый, а тембр мягкий, как вологодское масло.

— Привет. А вы кто?

— Друг. Меня зовут Ханыч.

— Я вас не знаю.

— Это очень прискорбно, вы бы не разочаровались. Мы могли бы неплохо повеселиться вместе. Чувство сожаления переполняет меня, когда я представляю себе вас, одинокую, всеми заброшенную, никому не нужную.

— Не говорите так, а то я сейчас заплачу.

— Если я замолчу, это не перестанет быть правдой. Вы сидите на этой даче, как в тюрьме, а жизнь проходит. Клетки стареют, как говорят, перестают вырабатывать гормоны молодости, и это уже навсегда. Вы что, в монахини нанимались?

— Не нанималась, а что делать?

— Я могу предложить кое-что получше.

— Я что?

— Давайте прогуляемся.

— Так приходите.

— Куда? Что мы там под охраной будем гулять? На пятачке в три квадратных метра.

— А как же без охраны? Меня к вашему сведению, чуть не убили.

— Убили? — в этом моменте ей показалось, что слово вызвало легкое недоумение со стороны собеседника, как будто он не знал, что это слово обычно обозначает. — Какая ерунда.

— Ерунда? — даже у обычно меланхоличной Яны его снисходительность вызвала бурю протеста. — Люди погибли. Их сбросили с семнадцатого этажа.

— Сбросили? Ерунда, — с той же снисходительностью продолжал Ханыч. — Никто не погиб, Яна. Вам морочат голову. Все живы. Они просто уехали за границу.

— Алик тоже так говорил. Но потом сказал, что посылали какого-то человека за границу проверить данные, но он тоже исчез.

— Я не исчез, — сказал Ханыч и замолчал.

— Так это были вы?

— Да это был я, — ответил он, сделав акцент на слове «был», но ей уже было не до таких пустяков.

— Так вы все проверили и вернулись?

— Да. Я приехал сразу к вам, чтобы успокоить, — на этот раз он сделал акцент на слове «Успокоить», но она и этого не заметила. — Выходите и садитесь в лодку.

— А вы?

— Обо мне не беспокойтесь.

Она положила трубку и огляделась, убедившись, что ее никто не подслушивал. В таких вопросах она была очень осторожна. Выйдя в сад, она почти столкнулась с садовником Толиком, но этого можно было не опасаться. При виде девушки он лишь истово забормотал под нос очередную молитву.

За охрану дачи отвечали два Ивана — Большой и Маленький. На пути на улицу ей не встретился ни один.

Море встретило ее тяжелым плеском. Чтобы не расползся берег, он был огражден бетонными блоками. К одному из блоков, к вбитым в него кольцам, были принайтованы три лодки.

Она села в крайнюю. Не успела отдать швартов, как лодку дернуло, и она стала удаляться от берега.