Дичь для товарищей по охоте - Наталия Вико

— Это только меня касаемо, — нахмурился Морозов. — Я в свою душу визитов не допускаю и в чужие лезть не люблю. Вижу, что время перемен ищет. Вот и присматриваюсь, размышляю, принюхиваюсь. А до всего нового, сами знаете, я завсегда большое любопытство имел. Но пока сам не разберусь, что к чему — к делу серьезно не приступаю.

— И как, в нашем деле разбираетесь потихоньку? — спросил Красин, заметив Андрееву, которая, показавшись в дверном проеме, остановилась, прислушиваясь к разговору.

— В силу своего умишки, — прищурился тот.

— И, к примеру? — с любопытством спросил Красин.

— К примеру? — Савва запыхтел папиросой. — Не одобряю вашу полемику с эсерами. Статья Плеханова, под названием, если память мне не изменяет, «Ортодоксальное буквоедство», определенно не понравилась.

— И что же вы, в таком случае, считаете главной задачей момента? — поинтересовался Красин, переглянувшись с Андреевой, которая ответила легкой улыбкой.

— Никак не организацию демонстраций. Почва к этому не готова. Главное, пропаганда при помощи газет и брошюр. Вот с этим я вам и помогаю.

— Насчет готовности почвы и у нас споры идут, — поморщился Красин. — Хотя, я так считаю, надо ввязаться, а там видно будет.

Морозов с сомнением покачал головой.

— Что же касается пропаганды, — продолжил Красин, — как раз об этом я и хотел с вами, Савва Тимофеевич, переговорить. Сейчас как нельзя остро встает вопрос о необходимости регулярной подготовки профессиональных революционеров-пропагадистов. Поэтому в финансировании нужна некая системность. И поэтому мы просили бы вас увеличить ежемесячный гарантированный взнос до трех тысяч.

Морозов затушил папиросу и отодвинул от себя пепельницу.

— Две даю каждый месяц, как и обещал Марии Федоровне, — сухо сказал он. Больше не могу. Деньги не печатаю. Если что смогу сверх — дам. Не обессудьте.

Красин поднял глаза на Андрееву, которая едва заметно кивнула.

— А нельзя ли немного денег вперед получить? — осторожно поинтересовался он. — За несколько месяцев.

— За двенадцать, конечно? — усмехнулся Савва.

— За пять, — заметив приподнятую растопыренную ладонь Андреевой, сказал Красин, изобразив смущение на лице. — Как, Савва Тимофеевич?

— Ох, ну и ловкий у вас «министр финансов», Мария Федоровна! — не оборачиваясь к Андреевой, воскликнул Савва. — Только палец дай — всю пятерню отхватит!

Мария Федоровна, удивленно округлив глаза, поспешно спрятала руку за спину.

— Насчет просьбы вашей, господин главный инженер, посчитать я должен. Утром ответ дам.

— Ну, как? Сладился разговор? — Андреева, наконец, подошла к столу, но прежде чем Красин успел открыть рот, чтобы ответить, взяла яблоко и протянула Леониду Борисовичу, который принялся задумчиво вертеть его в руках, старательно разглядывая тонкие прожилки на зеленом атласе кожуры. — Савва Тимофеевич, я вас предупредить хочу, сейчас у меня человек был, Кржижановский, который сказал, что в «Искре» скоро поместят материал, где вас, снова как можно злее и ядовитее, должны обругать. Это — для отвода глаз. Я надеюсь, вы понимаете. Просили предупредить, чтобы не вышло обиды, — голосом ангела, уставшего от мирской суеты, сообщила она и села к столу.[25]

— Хорошо, что хоть в этот раз предупредили! — хмыкнул Савва. — А то я уже господину Красину жаловаться собирался, — что ж такое..?

Новоиспеченный главный инженер, начавший было срезать ножом кожуру с яблока, вскинул голову.

— …можно сказать, на мои деньги газету издаете, так нет, чтобы хвалить, какой Морозов распрекрасный капиталист, пишете о скученности семей у меня в казармах, критикуете за «общество трезвости», за запрещение собираться группами и читать вслух, а последний раз — додумались, право! — о лишении рабочих кипятка для чая! — Савва развел руками. — И впрямь, разве ж на всех кипятка напасешься? Кипяток сберегать надо, чтобы сверхприбыль получить! Ату его, кровопийцу-живоглота, ату! Веселый вы народ, право!

Красин, спокойно отрезал дольку яблока и положил в рот.

Дверь приоткрылась и в комнату снова заглянула прислуга.

— Мария Федоровна, вы просили сказать, когда господин Желябужский вернется. Так он вернулся.

Андреева нахмурилась и поднялась с места. Красин последовал ее примеру.

— Глаша, проводи гостя через другой выход.

Красин с сожалением положил на тарелку недоеденное яблоко, промокнул рот салфеткой, прикоснулся губами к руке Марии Федоровны, затем обернулся к Морозову:

— Савва Тимофеевич, еще раз благодарю за помощь. Но учесть ваши, вероятно, весьма справедливые замечания по поводу газеты, к моему великому сожалению, вряд ли сможем, потому как призваны формировать мнение общества не о вас лично, а о капиталистах как классе эксплуататоров чужого труда. На этом позвольте откланяться.

— Всего вам доброго! — с усмешкой попрощался Савва.

Красин быстро покинул гостиную вслед за прислугой.

— Занимательный у вас, Мария Федоровна, товарищ! — дождавшись, когда дверь за гостем закроется, покачал головой Морозов. — Все улыбается да любезничает, а глаза холодные и жесткие с сумасшедшинкой. Я такие глаза у наших староверов видал, самых фанатичных. Наблюдает за нами, словно мы в пробирке сидим, а он — прикидывает, как можно с нас обоих максимальную пользу извлечь. Я хоть и уважаю химическую науку, а опытов над собою не люблю.

— Савва Тимофеевич, вы не правы! — горячо возразила Андреева. — Леонид Борисович очень светлый и чистый человек, при этом — абсолютно бескорыстный!

— Бескорыстные люди редко встречаются, — покачал головой Савва. — Они — либо святые, либо — дураки.

— Ну, вот видите! Встречаются все-таки! — засмеялась Андреева.

— Не знаю, не знаю… — усмехнулся Савва, и поднял было руку, чтобы по привычке почесать затылок, но вовремя спохватился и поправил крахмальный воротник рубашки. — Светящийся нимб над головой моего нового главного инженера-электрика я вроде не наблюдал, на дурака он тоже не похож, раз в электричестве разбирается. Значит, корыстен, хоть может и пытается корысть свою скрыть за фразами о благе общества. И потом, очень уж он сыр любит, — рассмеялся Савва и добавил, — чужой.

Андреева недоуменно вскинула глаза, но уточнять не стала.

— Савва Тимофеевич, милый, не обижайтесь — заторопилась она, — я вас провожу, если позволите. Желябужский вернулся, а я с ним поговорить хотела. Не могу я больше с бывшим мужем под одной крышей. Сил моих нет. Дети пока у сестры — Кати, а я… — махнула она рукой. — Право, не обижайтесь. Так все в моей жизни нескладно, так запутанно… Вроде мать — и не мать, вроде жена — и не жена, вроде великая актриса — и, в то же время… — не закончила она фразу.

Савва собрался было возразить, но Андреева приложила палец к губам.

— Т-сс! Все — потом, Савва Тимофеевич. Потом…

Морозов вышел из подъезда и, пройдя пару шагов, едва не упал, поскользнувшись на обледенелой брусчатке.

— Осторожнее, барин! — бросив метлу, подскочил к нему дворник и поддержал под локоть. — Так ведь и шею себе сломать немудрено.

— Сами себе шеи только дураки ломают, — буркнул Савва и, покопавшись в кармане, сунул ему гривенник.

— На льду, бывает, и умные ломают, — благодарно поклонился ему дворник. — А береженого, барин, Бог бережет…

— Интересно ты рассказываешь, — Горький расстегнул верхнюю пуговицу косоворотки. — Люблю тебя слушать, — он приподнялся с кресла и отодвинул его подальше от камина, в который Савва подбросил несколько поленьев.

— Зажарился? — Савва взял кочергу и поправил поленья. — А ты в окно-то глянь, сразу охладишься. Может, по снежочку побегать желаешь?

— Не в бане же паримся, чтоб остужаться. Продолжай лучше, про Берлин.

— Что ж еще про Берлин?

— Ты говорил немцы обязательные, аккуратные, с дисциплиной. А чем они еще, по-твоему, на нашенских не похожи?

— Чем не похожи, спрашиваешь? — Савва задумался. — Подозрительностью. Смотрят на тебя, кажется — приветливые, а в глазах недоверие, вроде как ожидание пакости. Они и друг на дружку так смотрят. Все про соседей знают, и коли что не так, против установленного порядка, не стесняются донести. Прямо как наши дворники.

— Дворники для того и поставлены, чтобы порядок был во всем. Они ж глаза и уши полиции в каждом дворе, где имеются, — изобразил Горький строгость на лице. — Где имеются — там и порядок!

— Так у нас беспорядок, думаешь, от недостатка дворников? — рассмеялся Савва. — Не-ет, Алеша. Кабы так просто. У нас в России беспорядок знаешь отчего? От простора! Одно дело комнатушку промести, а другое — в чистом поле метлой махать. Пыль в одном месте поднимаешь, а она в другом оседает. А ты чего коньяк-то не пьешь? Старинный, поболее ста лет ему. Таким тебя мало где угостят. В руке бокал нагрей и понюхай аромат. Чем, по-твоему, пахнет?