Дичь для товарищей по охоте - Наталия Вико

«Ушел…»

Савва поставил кий между ног, схватился обеими руками и наклонился вперед, упершись в кий лбом.

«Что же было, когда я еще мог слышать? — попытался сосредоточиться. — Вошел Алеша. Сообщил, что едет в Сестрорецк. И что Маша — отныне его гражданская жена. И что они счастливы. Попросил прощения. Обнял. От него больно пахнуло ландышем…

А потом они начали играть и… Алеша перестал говорить, и принялся просто открывать рот… Наверное, чтобы не мешать думать… Потому что Алеша — хороший друг…

…Кто эти люди? Куда его ведут? Он не хочет никуда идти… и не отдаст кий… Они еще не доиграли…

…Как хорошо в кабинете… Лежать на диване, свернувшись калачиком… Можно плакать и никто не слышит… Даже сам себя… Последний раз плакал в детстве, а нянюшка тогда ласково водила теплой рукой по волосам и приговаривала:

„Не плачь, не плачь, Саввушка, я — с тобой…“

А теперь никого с ним нет… и так трудно дышать… и нестерпимая боль в голове, будто движения раскаленной пилы…

Вжик-вжик… Туда-сюда…

Вжик-вжик… Туда-сюда…

Надо остановить пилу… И он знает как…»

Савва поднялся, запер изнутри дверь кабинета, подошел к столу, взял листок бумаги, обмакнул перо в чернильницу.

«В моей смерти прошу никого не винить», — быстро написал он короткую фразу, отложил перо, промокнул записку, повернул ключ в ящике стола, открыл, пошарил в глубине, достал браунинг. Оружие приятно холодило ладонь. Равнодушно передернул затвор, снял с предохранителя, поднес к голове согнутую в локте руку, положил палец на спусковой крючок…

«Кто — то стучит в дверь, — почувствовал он. — Или услышал? Зачем мешают? Он просто хочет, чтобы перестала болеть голова…»

— Савва Тимофеевич! — откуда-то издалека, будто сквозь толстый слой ваты, прорвался голос. — Скорее! Скорее! Радость-то какая! У вас сын народился! Пожалуйте вниз — к Зинаиде Григорьевне!

«Что?!»

Опустил руку.

«Похоже, слух возвращается», — отрешенно подумал он, пряча браунинг за спину и направляясь к двери. Повернул ключ. Открыл дверь. Увидел сияющее лицо прислуги.

— Савва Тимофеевич! У вас сын народился!

— Что?! — переспросил Савва и поморщился от неприятного и резкого звука собственного голоса. — Что такое?

— У вас сын народился, Савва Тимофеевич! Слышите, Савва Тимофеевич? Сын!

— Сейчас, я сейчас! — пробормотал он, вернулся к столу, сел в кресло, обхватив голову руками, будто пытаясь собрать разлетевшиеся мысли, потом спрятал записку в карман и бросил пистолет в ящик стола…

В колыбели рядом с кроватью измученно-счастливой Зинаиды, смешно морща носик и причмокивая пухлыми губками, лежало маленькое существо с закрытыми глазками. Савва осторожно взял сына на руки. Глаза малыша открылись и посмотрели прямо на него, передавая послание из неведомого мира — того, откуда приходят души.

«И куда они уходят…» — подумал Савва. — «Бог мой! — Он почувствовал, как по телу пробежала крупная дрожь. Этот крошечный человечек, похоже, спас мне жизнь».

Он нежно прижал сына к себе, малыш недовольно засопел и заплакал.

— Не плачь, не плачь, Саввушка, я с тобой…

— Саввушка? — посмотрев на Зинаиду Григорьевну, переспросил доктор, уже складывавший в саквояж инструменты. Та, не сводя глаз с мужа, кивнула головой.

— Зина… — Савва передал малыша жене и присел на край кровати.

— Молчи… — прикрыла ему рот ладонью.

Савва прижался щекой к ее руке.

Малыш перестал плакать.

Доктор тихонько вышел из комнаты.

— Что ты так смотришь на меня? — спросил Савва, не выпуская руки жены.

— Давно не видела, — ласково провела она ладонью по волосам мужа.

— Спасибо тебе, Зина… За сына… И…еще… — он отвернулся и замолчал, уставившись в угол комнаты.

Зинаида вдруг встрепенулась и обеспокоено втянула носом воздух.

— Тебе не кажется, что-то горит?

Савва покачал головой.

— Право же, пахнет паленым! Неужели ты не чувствуешь?

Савва принюхался и ничего не почувствовал. Только воспоминание о… запахе ландыша…

В комнату торопливо зашла обеспокоенная прислуга.

— Горит там что? — встревожено спросила Зинаида.

— Ой, Зинаида Григорьевна, напротив нас пожар случился. Пожарных конок понаехало! Все водой заливают. Я уж все позакрывала, чтоб гарь не нашла.

«Пожар… — подумал Савва. — А при моем рождении — зеркало разбилось…»

— А где Алексей Максимович? — поинтересовался он у прислуги.

— Ушли-с. Сказали, что мешать не хотят, когда в доме такое…

Горький сидел за небольшим столом у окна и пытался сосредоточиться. Мешали посторонние звуки. Вдохновение любит тишину, а от шума бежит, как черт от ладана, прихватив с собой маленьких фиолетовых чертенят, из которых складываются слова на бумаге. За окном послышался отчаянный собачий лай, а затем — жалобный визг. Он поморщился. Лучше б не начинал сегодня. И кабинета отдельного нет, приходится ютиться за столиком.

Тихо приоткрылась дверь. В столовую из спальни заглянула Мария Федоровна, поколебалась немного, а потом подошла сзади и обняла.

— Не сердись, Алеша, знаю, что тебе нельзя мешать, знаю, что плохо, что я негодная эгоистка, но вдруг так захотелось обнять тебя, — прижалась она щекой к уху Горького. — Все никак не могу поверить, что мы вместе. И, право же, Алеша, не сон ли это?

— Нет, Марусенька, не сон, — с облегчением отложил он ручку с золотым пером — подарок Саввы. — Хотя, говоря по правде, как раз сон бы тебе сейчас пригодился. Под глазами — круги…

— Фу, Алеша, как дурно ты воспитан! Кто же говорит женщине, что она плохо выглядит? — дернула Мария Федоровна его за мочку уха. — Нельзя такое говорить, даже если женщина и взаправду плохо выглядит.

— Дурно воспитан, говоришь? — Он поднялся из-за стола, обхватил и крепко прижал Марию Федоровну к себе, лишая возможности сделать хоть малейшее движение. — Ах, как дурно воспитан! — со смехом начал целовать ее.

Неожиданный стук в дверь заставил их насторожиться.

— Я никого не жду, — недоуменно сказала Андреева Горькому, который, неохотно разжав руки, вопросительно посмотрел на нее.

— Поди, открой, пожалуй, Алеша, — она бросила взгляд в небольшое зеркало на стене и поправила волосы. — Ну же, Алеша! — поторопила, когда стук повторился.

Горький тихонько подошел к двери и прислушался.

— Алексей Максимович, вы дома? — послышался знакомый голос.

Горький, облегченно выдохнув, распахнул дверь.

На пороге стоял Красин, одетый в чуть припорошенную снегом богатую шубу, в шапке, надвинутой на глаза.

— Не ждали? А зря! — заулыбался он. — Разрешите?

Аккуратно вытер отороченные мехом сапоги о половичок при входе и, войдя в комнату, с любопытством огляделся.

— Вот так, значит, живет великий писатель Максим Горький с молодой женой? Хороший номерок! Скромненько, но уютно.

Андреева молча протянула руку гостю. Ей не понравилась то, что сказал Красин. Особенно фраза про молодую жену. И не потому, что ей уже тридцать шесть, а потому, что брак у них с Алешей гражданский, и это, хотя и не слишком противоречит ее пониманию нравственности, однако ж заставляет чувствовать себя несколько неловко. К тому же было еще одно обстоятельство: официальная жена Алеши — Катерина — ярая эсерка, что вызывало у Андреевой, члена социал-демократической партии большевиков, чувство идеологической неприязни.

— Присаживайтесь, Леонид Борисович! — пригласил гостя Горький после того, как тот снял шубу.

Красин опустился на стул, обтянутый залоснившимся велюром и, откинувшись на спинку, непринужденно закинул ногу на ногу.

— Что-то случилось? — озабоченно поинтересовалась Андреева. — Вот так без договоренности…

— Устал я что-то сегодня, Мария Федоровна, — не ответил он на вопрос. — Прежде чем нанести вам визит, кружил по улицам бесконечно, да так, что чуть не заблудился.

— Хвост? — деловито поинтересовалась Андреева, доставая из буфета блюдо с баранками и конфетами.

— Перестраховывался. Сами знаете, в нашем деле лучше поберечься, чем потом письма из сибирского далека писать. Да и вас с Алексеем Максимовичем беречь надо. Да вы сами-то присядете? А то неловко как-то.

Андреева опустилась на стул. Горький устроился на диване.

— Переполошил вас, уж извините, но дело срочное, и вот, пришлось нарушить договоренности о встречах только на нейтральной территории. Привезли письмо от Крупской, где она сообщает о тяжелейшем положении большевиков за границей. Просит принять срочные меры, иначе партии грозит финансовый крах. Так и пишет отчаянно: «У нас нет ни гроша».

— Но ведь Морозов по договоренности дает, — напомнила Андреева.

— «Савин»-то дает, но не хватает этого. — А кроме него, есть еще источники? — вопросительно посмотрел он на Марию Федоровну.