Дичь для товарищей по охоте - Наталия Вико
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он помолчал.
— И Горького выпихнуть хотят. Слишком прост. Драматургии в нем мало и эстетики… Да-а, Зина, люди — они зачастую — хуже зверей. Те хоть своих до смерти не грызут. Да и за ласку благодарны. А человек — венец природы, природные инстинкты превозмогает, — с горечью сказал он и тяжело поднялся с места.
Зинаида поднялась следом, с сочувствием и нежностью посмотрела на Савву и вдруг, заметив его увлажнившиеся глаза, забыла обо всем и, обхватив за шею, принялась осыпать поцелуями его лицо, шепча слова любви и обдавая жарким дыханием… Савва обнял ее…
…Огонь, догорающий в камине, играл отсветами пламени на их телах, лежащих на пушистом ковре.
«Если бы я была ему нужна…» — думала она…
«Если бы я был… ей нужен…» — думал он…
* * *Одуванчики, следуя вечному зову природы, с самого утра дружно как по команде распахнулись навстречу солнечным лучам, покрыв желтым ковром луга, прильнувшие к живительной волжской воде.
Горький сидел в увитой плющом беседке на высоком берегу и наблюдал за пароходиком, который, задорно шлепая колесами, плыл против течения.
— Черт знает, как люблю на Волгу смотреть. Просторно. Привольно. Вот, говорят, в Москву надо перебираться. А как я без всей этой красотищи? — обернулся он к крупному мужчине, привалившемуся к перилам беседки. — И что там еще в Москве, Никодим?
— Идут дела, Алексей Максимович. С помощью Марии Федоровны.
Судя по дрогнувшим в улыбке губах Горького, упоминание имени Андреевой было ему приятно.
— Удивительная она женщина! — продолжил Никодим. — Все успевает. Вы только себе подумайте! Литературу нелегальную хранит и транспортирует, о подпольщиках хлопочет, документами их снабжает, а главное, деньги достает. Цены ей нет, честное слово! В руководстве партии знаете как ее прозвали?
Горький вопросительно посмотрел на собеседника.
— «Феномен»!
— Феномен, — поправил Никодима Горький, поставив ударение на второй слог, провел рукой по рыжим усам и улыбнулся собственным мыслям.
— А как я до вас добирался, знаете? — на круглом румяном лице Никодима заиграла торжествующая улыбка. — У меня на хвосте шпики сидели, чтоб им неладно, я шагу ступить не мог. Надо было валить из Москвы, а как? Закавыка! — Опершись руками на перила, он ловко подпрыгнул и уселся, ухватившись рукой за балку. — Так она предложила. Везу, говорит, в Нижний транспорт листовок. У меня, говорит, отдельное купе первого класса. Переодевайтесь, говорит, в форменный сюртук курьера контроля и я вас спрячу у себя в купе. Сама же достала форменный сюртук — и вот я здесь! Феномен! — повторил он и покосился на Горького, проверяя, правильно ли сказал в этот раз.
— Феномен, — с довольным выражением лица согласился тот.
— Кто это у вас тут «феномен»? А? — раздался у входа в беседку звонкий голос Андреевой.
Горький обернулся. На него, покачивая пестрым зонтиком и улыбаясь, смотрела нарядно одетая Мария Федоровна — в бежевом платье и светлой накидке на плечах, в элегантной шляпке, из-под которой выглядывали волосы, отливающие красной медью в солнечных лучах.
— Ну, наконец-то! С приездом! — Горький выскочил из беседки и радостно схватил гостью за руку. — А я сижу тут, слушаю, как Никодим вас нахваливает. Очень, очень рад! — начал он энергично потряхивать руку Марии Федоровны.
— Вы, Алексей Максимович, прямо как медведь какой! — поморщилась та, но руку не отняла.
— Здравствуйте вам, Марья Федоровна, — восхищенно глядя на Андрееву, из беседки вышел Никодим, — и уж не серчайте, сразу — до свидания, — бросил он понимающий взгляд на Горького, все еще не отпустившего руку гостьи. — Мое время уходить! Еще раз спасибо за все! До встречи! — враскачку, насвистывая незатейливый мотив, он направился по дорожке, ведущей вниз к причалу. — Да, — Никодим приостановился и обернулся, — тужурку форменную, если не против, я здешним товарищам оставлю. Может, в каком еще деле сгодится.
Мария Федоровна согласно кивнула и помахала вслед.
— Может присядем, Алексей Максимович? — Андреева, слегка наклонив голову, кокетливо посмотрела на Горького.
Не дожидаясь ответа, вошла в беседку и провела пальцем по скамейке.
Горький, придя в себя, подскочил к скамейке, принялся ладонью смахивать пыль с шершавых досок, но вдруг чертыхнулся.
— Что, занозу посадили? — озабоченно спросила Андреева. — Экий вы придумщик! Я бы и так села, — опустилась она на скамью и расправила складки платья. — Покажите-ка, что там у вас!
Горький поспешно убрал руки за спину.
— Что за капризы, Алексей Максимович? Право, как ребенок! Ну же! — протянула она руку.
Горький отрицательно помотал головой.
— Я вам приказываю! — нахмурилась Мария Федоровна. — И потом, Алексей Максимович, надо быть терпеливым и готовым к испытаниям, раз вас в партию приняли!
— Да уж коли примазался к большевикам, придется потерпеть, — изобразив страдание на лице, Горький опустился на скамейку, вытер ладонь о рубашку и протянул Андреевой.
— Ну, вот и все! — Мария Федоровна, выдернув занозу, торжествующе подняла ее, держа кончиками пальцев. — Стоило ли сопротивляться? — спросила она, опуская его ладонь себе на колени.
— Не стоило, — смущенно согласился он, поднося руку Андреевой к губам.
«У Алеши такой талант, а душа не защищена совсем. Этакий большой ребенок, о котором хочется заботиться. И, кажется, я ему нужна…» — подумала она.
Горький, закрыв глаза, потерся усами о ее ладонь.
«У Маши такой талант во всем, чего бы ни делала, а душа не защищена совсем. Одна среди зависти и интриг. И, кажется, я ей нужен…»
* * *Горький, прохаживаясь взад-вперед по усыпанной разноцветными листьями аллее парка, где у него была назначена встреча с новым членом ЦК партии таинственным «Никитичем», которому надо было помочь перебраться из Баку в Москву и устроиться здесь, рассматривал встречных прохожих, пытаясь угадать, кто из них может быть этим самым «Никитичем». Горький помнил, что ему рассказывали: инженер по образованию, опытный революционер и мастер на все руки. Изобрел новый способ изготовления бомб для совершения террористических актов, затем — пытался организовать печатание фальшивых ассигнаций, но это дело пресекла полиция. «Никитич» представлялся Горькому этаким почти былинным молодцем-богатырем Добрыней в рубахе, ворот которой не застегнут потому, что не сходится на шее, готовым идти за народ в огонь и воду, и был немало удивлен, когда к нему подошел элегантный мужчина среднего роста с аккуратно подстриженной бородкой, тростью в руке, светло-бежевом пальто, котелке, перчатках и до блеска начищенных ботинках.
— Здравствуйте, Алексей Максимович! Я — Леонид Красин или «Никитич», — обаятельно улыбнувшись и приподняв шляпу, скрывавшую аккуратно уложенные рыжие волосы, представился он.[23]
Горький был немного разочарован реальным видом придуманного воображением Добрыни-«Никитича», но рассудил, что секретная партийная кличка и должна быть вот такой — несоответствующей внешнему виду. Как и его собственная напыщенная — «Шах», объяснить мотивы происхождения которой самому себе так и не смог. Ну, любит он роскошь. Ну и что? Так кто ж ее не любит?
Они долго гуляли по парку, и Красин подробно рассказывал ему о проблемах, стоящих перед партией социал-демократов:
— Вы же понимаете, Алексей Максимович, что эффективную революционную работу нельзя вести без денег. Они нужны на подготовку профессиональных революционеров, издание газет, помощь товарищам в тюрьмах, ссылках и эмиграции. Поэтому организация финансов партии стоит перед нами одной из настоятельнейших задач! Мы должны применять любые способы, — сделал он паузу, давая возможность Горькому осознать сказанное, — чтобы сколотить капитал, на который будет строиться партийная организация и техника.
Неожиданно Красин приостановился и замолчал, пропуская вперед идущую следом пару.
— Взносы участников партийных кружков и организаций составляют лишь небольшую часть бюджета партии, поэтому одним из существенных источников должно быть своего рода обложение оппозиционных элементов общества. Это понятно? — с улыбкой посмотрел он на Горького.
Тот кивнул.
— Главное начать, а там мы развернемся, потому как: «l‘appetit vient en mangeant», что означает: «Аппетит приходит во время еды», — на всякий случай перевел он. — Кофе хотите? — Он подхватил Горького под руку и завернул в сторону кафе, где, опередив спутника, прошел к столику в дальнем углу и расположился лицом к выходу.
— Не обессудьте, Алексей Максимович. Привык так сидеть, чтобы все видеть.
Официант, перекинув через руку салфетку, услужливо склонился в ожидании заказа.
— Я бы кофе с коньячком, а? Как? — предложил Красин, окидывая взглядом помещение.