Война и мир в отдельно взятой школе - Булат Альфредович Ханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долматов! — Он крикнул так, что и Аня, и толстяк вздрогнули. — Стоп, а где Долматов? Лиза, это вы… — наступила пауза, и Аня увидела: лицо отца превращается в некое подобие японской страшной маски.
— Кто генеральный? Долматов гене… Вы там свихнулись все? Какой совет директоров? Как он мог что-то решить без меня?! Вы там свихнулись все?! Долматова мне! Пулей!
Он что-то еще кричал, но телефон отвечал короткими гудками. Силы оставили Шергина, телефон выскользнул из его ладони и разбился бы — Аня подхватила. Заплетающимися ногами Шергин переместился на обочину, он стоял, схватившись за голову, и повторял монотонно:
— Твари… твари продажные… что же за день такой, господи… такой длинный день.
— Можно мне? — спросила Аня фотографа.
— Попробуй.
Она набрала номер Пети Безносова — единственный, который знала наизусть, — не по большой дружбе, а из-за самих цифр — 999 888 77 66.
— Привет…
— Тебя ищут! Ты где? — промямлила трубка.
— No time to explain, buddy[29]. — Аня старалась говорить небрежно, даже развязно, но голос заметно подрагивал. — Скажи лучше, ты еще не все свое наследство промотал на вечеринках?
— Не все.
— Мне срочно нужны деньги.
Трубка помолчала и произнесла со вздохом:
— Нетрудно было догадаться… Зачем?
— На билеты.
— Какие?
— Чтобы добраться до Москвы…
— Какой Москвы? Ты вообще здорова? Прости, Шерга, некогда мне твои глупости выслушивать. Встретимся, все расскажешь.
— Послушай! — закричала Аня. — Ты можешь поверить человеку? Просто так! Один раз! Без объяснений! А?
Трубка посопела и спросила:
— Сколько надо?
Аня посмотрела на фотографа — он все слышал.
— Если без документов, на перекладных — много. Тысяч пятьдесят. — Пятьдесят сможешь?
— Смогу. Тебе на айфон кинуть?
— Нет айфона, Петя, нет его… — и фотографу, умоляюще: — Куда?
У Коридорова была при себе банковская карточка, он продиктовал номер, и минут через пять тренькнула эсэмэска. Она сообщала, что деньги поступили на счет и что мир не так уж безнадежен.
Правда, воспользоваться этой удачей можно было не сразу… Банкомат, кассы, автовокзал — только в райцентре. Уже стемнело, и Коридоров предложил пойти на свадьбу.
— Без приглашения? — мрачно спросил Шергин.
— У Федорыча для гостей отдельный дом. Скажу, что ты мой армейский кореш, приехал вот с дочерью. В армии-то служил?
Легенда пригодилась, считай, тут же — взвизгнув тормозами, остановилась потрепанная машина с правым рулем. Из окна показался полицейский, похожий на итальянского мафиози, — чернявый, тоненькие усики, пробор. Высунул руку и поздоровался с Коридоровым.
— Чё шатаемся? Эти — кто? — строго спросил он.
— Кореш из Москвы. С дочкой вот…
— Документы есть?
— Сурен, поимей совесть. Люди с дороги, подышать вышли.
— Дышите, разрешаю. — Полицейский оскалился. — Вы это… потише там гуляйте. А то скажут, что в Денисьево притон оппозиции. Чрезвычайное положение отмечают.
— Слушаюсь. — Коридоров отдал честь. — На свадьбу-то заглянешь?
— Был уже, — крикнул полицейский, и по запаху Коридоров понял: действительно был.
— Сурен Сысоенко, участковый наш. Мужик суровый, но… понимающий, — пояснил фотограф, когда машина скрылась.
— Чрезвычайное положение? — спросил Шергин. — Когда… Из-за чего?
— Вот те на! Как раз тебя хотел спросить, что там у вас в Москве. В новостях что говорят — толком не разберешь.
— А что говорят?
— Здрасьте. Платоныч заболел. Одни говорят, что не в состоянии исполнять обязанности, другие — что в состоянии, только надо подождать. Ну и ввели чепэ на всякий случай. Сурин, или как там его, ввел… Я с этой свадьбой третий день в интернет не залазил. — Фотограф громко шмыгнул носом и бодро провозгласил: — Но даже если чепэ — не жениться, что ли? — Он хлопнул ручищами по рулю скутера. — Двинулись?
Так они и шли втроем. Фотограф, обливаясь потом, катил «Ямаху», которая изнывала от блаженства, что не она везет Коридорова, а он ее. Коридоров тоже изнывал — от сладостного предвкушения тайны, которую он выпытает у «инопланетян», всецело находящихся в его власти. Рядом шагал Шергин, перед его внутренним взором светилась зеленая надпись: «Любой ценой забрать снимки у этого…» А впереди шествовала Анечка, она хоть и помалкивала, но от былого ужаса не осталось и следа. Ужас сменился какой-то странной веселостью, от которой под кожей покалывало.
И, как оказалось, не зря покалывало. Взрослые ведь бывают иногда хуже детей, которых постоянно тянет в лужу…
* * *
— Давай их сюда!
Николай Федорович Бабушкин хлопнул по столу так, что с вершины свадебного торта, к которому почему-то никто не притронулся, рухнули два розовых сердца, и Коридоров, пришедший доложить о новых гостях, побежал за ними во флигель.
Народу за столом было немного, и, как сразу отметила Аня, все старше папы. Присутствующие хором начали их угощать, папу навязчиво уговаривали выпить, и папа, надо признать… И не раз.
Три тети с круглыми лицами предлагали Ане разные блюда, поминутно и наперебой интересуясь, почему она так плохо ест, хотя Аня лопала за обе щеки, а две тети с лицами вытянутыми говорили им: «Чего пристали к ребенку, он и так с дороги еле мизюкает». Одновременно эти две тонкие тети требовали у папы рассказать, «что у вас там в Москве творится», а три тети круглые возражали им: «Дайте вы человеку поесть». Аня была уже сыта, а тети продолжали свое, и Ане захотелось процитировать им что-нибудь из Декларации прав и свобод…
Но тут она увидела вот что: тот накрытый скатертью белый столик с массивными лакированными ножками, стоявший в дальнем углу большой «залы», — вовсе не столик. Это миниатюрный рояль, не исключено, что Blüthner или Petrof, — о таком она мечтала, когда училась в музыкальной школе, но почему-то папа, который обычно ни в чем ей не отказывал, так и не сподобился его купить, хотя обещал.
— Вы позволите посмотреть? — спросила она у хозяина, указывая рукой в угол.
— А что — умеешь? — встрепенулся Николай Федорович, быстро подошел к роялю, снял с него скатерть, ею же рояль и протер.
Пока Аня вылезала из-за стола, — а это оказалось делом небыстрым, поскольку гости сидели на лавках, — одна из круглых теть отбарабанила монолог (видимо, не раз до того произнесенный), смысл которого заключался в том, что Николай Федорович купил совершенно ненужную вещь по цене «круйзера» и потому он «не при людях будет сказано, кто такой».
Владелец «Бабушкин-steak» выступил с ответным и так же хорошо отрепетированным монологом о том, что рояль — долгосрочная инвестиция в будущее молодой семьи Гергенрейдеров-Бабушкиных и фьючерсы подобного уровня непостижимы для тех, у кого «ливер
