Лжедмитрий Второй, настоящий - Эдуард Успенский

– Вы никогда больше не встречались со своей матерью?

– Я ее видел.

– Кто может подтвердить реальность Вашей истории?

– Я думаю, никто не может ее опровергнуть.

– А подтвердить?

– Все абсолютно Нагие. Уверен, моя мать.

– Кто, кроме Афанасия Нагого, был за Вашей спиной?

– Я слышал – дьяки Щелкаловы, Бельский и все те, кого потом не стало в Москве: Сицкие, Романовы, Голицыны.

– А Шуйские?

– Эти нет. Эти всегда только сами за себя.

– Как называлось то место, в котором Вас скрывали?

– Мне нельзя этого говорить.

– Сколько лет Вы провели в стороне от дворцовых дел?

– Господа, я очень устал. А вопросы начинают повторяться. Разрешите мне удалиться на какое-то время, чтобы отдохнуть».

На этом запись прекращена.

Число. Подписи.

Слухи о появлении в Литовских владениях московского царевича тревожили не только царя Бориса, но и польского короля Сигизмунда Третьего.

Именно поэтому он просил английских купцов составить ему описание состояния порядков, дел и нравов государства Московского.

Он уже шестнадцать лет сидел на польском троне, но это сидение было все равно что взятое напрокат. Оно не передавалось по наследству, и в главных решениях всегда приходилось подчиняться польскому сейму. Что совсем не радовало короля.

Ну, ладно, свои годы он досидит, а дети? А его нелюбимый сын Владислав? Хорошо бы его куда-нибудь пристроить. А тут рядом такой соблазнительный московский трон наполовину простаивает.

Уже не раз со времен Батория возникал и неоднократно обсуждался боярами и польскими князьями вопрос об объединении двух государств под одной головой, под одной короной. Следовало только перевалить через три бревна.

Первое – где будет столица объединенного царства: в Москве или в Варшаве?

Второе – какая религия будет в объединенном государстве: католическая или православная?

Третье – смогут ли подданные объединенной страны свободно выезжать в Европу и служить там кому хотят, не спрашивая монарха, как исстари повелось в Польше, или будет введено железное правило выезжать за рубеж только с разрешения царя, как испокон веков делалось это в Русии.

Если бы эти вопросы были решены, получилась одна самая мощная в Европе конфедерация.

И мысли об этом объединении, об этом престоле постоянно беспокоили польского короля Сигизмунда Третьего Вазу.

При этом он еще имел все права на трон шведский, но с этим никто считаться не хотел, с тех пор как в 1599 году его милые родственники в лице его племянника герцога Карла свергли его за усиленную любовь к католичеству и иезуитам.

Впрочем, и эту маловероятную шведскую карту Сигизмунд постоянно держал в уме. Он был хороший карточный игрок, просчитывал игру на много ходов вперед. Король умел играть людьми, а им казалось, что они играют королем.

Внешне он был простоватым, постоянно мрачным человеком, и никто не подозревал в нем столь серьезные игровые способности.

Поэтому литовский канцлер Лев Сапега – постоянный противник Русии, неоднократный посол Литвы при Годунове – чрезвычайно удивился, когда гонец из Кракова передал ему коротенькую записку.

«Милый друг!

Мне стало известно, что в польских владениях объявился некто, выдающий себя за царевича Дмитрия.

Прошу Вас навести точные справки об этом молодом человеке и по возможности дать оценку ему и шансам его дальнейшего продвижения.

Обращаюсь к Вам как человеку, знающему Русию лучше всех живущих ныне поляков.

Ваш Сигизмунд Третий Ваза – Божьей милостью король Польский, великий князь Литовский, наследный король Шведский, Готский, Вандальский и прочее».

Ну что ж.

Лев Сапега и сам давно уже хотел прощупать эту странную личность, которая ходит в монашеском платье, однако одним ударом сабли запросто сносит буйную казацкую голову. Не имеет своего коня, а носит под рубахой крест ценою в несколько поместий. Имея внешность сына захудалого русского помещика, спокойно рассуждает об императорах Римской империи и держится на приемах лучше многих наследственных польских шляхтичей.

«А чего там наводить справки? – думал Сапега. – Можно все за раз прояснить».

Среди многочисленной челяди канцлера литовского был один очень подходящий для этого человек – Тимофей Петровский, конюх царевича Дмитрия из Углича.

Когда-то хозяева отпустили его на вольные хлеба, как он говорит, но поди спроси у этих хозяев, поди найди их. Скорее всего убежал из Углича перед самым разгромом города Борисом Годуновым. Наверно, было от чего бежать. Рожа у него была очень уж премерзкая.

За время своей болезни царевич хорошо сдружился с Яном Бучинским – сыном начальника оршака.

Тот постоянно дежурил у постели царевича, и они часами разговаривали.

Дмитрий выяснял подробности жизни польской шляхты, порядки в войске, субординацию между магнатами и королем. Особенно его интересовало оружие войска и степень влияния сейма на короля.

Однажды между ними состоялся совсем необычный разговор. Дело было вечером в совсем уже полузимнее время.

Слуги растопили печь-камин и оставили дверцы открытыми. Сосновые дрова щелкали и плевались искрами в прикрывающую огонь резную чугунную решетку.

– Слушай, царевич, тебе проверка готовится, – вдруг сказал Ян.

– Что еще за проверка? – напрягся Дмитрий.

– К нам сюда от Сапегов человек приехал, который тебя по Московии знает. Фамилия его Петровский. Он был когда-то в Угличе при тебе. И тебе будет устроена нежданная встреча. Сказать тебе его приметы?

– А зачем? – спросил Дмитрий.

– Чтобы ты мог его узнать.

– А это зачем, Ян?

– Как зачем? Ты его опознаешь и никаких сомнений не будет, что ты настоящий царевич.

– Нет, Ян, не нужны мне его приметы. Если я его видел, я его и так узнаю. А если не видел, так, значит, уж не видел, как Бог положит.

– Я бы на твоем месте не рисковал, – сказал Ян. – Я бы его наверняка опознал.

– А если это ловушка? – сказал Дмитрий. – А если он никогда не был в Угличе, а я его опознаю?

– Ну, как хочешь, – обиделся Ян. – Считай, что я тебе ничего не говорил.

Когда он ушел, царевич подумал: «Хорош бы я был, если бы согласился. Ничего себе встреча Ахиллеса с Гераклом. Как же я могу узнать его, если меня из Углича вывезли четырех лет».

Действия Отрепьева среди запорожцев оказали свое влияние. Казаки заволновались. Оказывается, есть на Руси настоящий наследник престола, НАСТОЯЩИЙ.

Значит, будет НАСТОЯЩИЙ царь, а не тот, выбранный на московском казачьем кругу. От которого все беды московские и идут.

Но не только от Отрепьева шел этот слух. Многие приносили эту диковинную весть из Польши. И купцы всех мастей, и польские служилые люди, и бродячие монахи.

Рассказывали о царевиче разное, но больше хорошее. Что не жаден, что польских панов не боится, что при случае резок и запросто голову может снести. Что одет по-царски и имеет карету со свитой.

Решено было разведать это дело как следует. Надо было отправить в Польшу серьезных людей, чтобы привезли точные сведения.

С серьезными людьми в Запорожье было слабо, но они имелись. Хорошо подходил для этого дела атаман Герасим Евангелик. Ему на кругу было велено поехать самому или послать группу толковых казаков, но разведать все. И строго было добавлено, чтобы они не возвращались из Литвы, пока не повстречаются с царевичем сами и не поглядят на него собственными ясными очами.

– А что, Григорий, едем с нами, – предложил Евангелик Отрепьеву.

– А что, – отвечал Отрепьев, – и поедем. Дело-то радостное!

Но он совершенно не собирался никуда ехать. Он уже знал, что такое самозванство. Он уже понимал, чем такие шуточки кончаются, если из-за одного человека вся государственная граница запирается на три месяца. Плевать на торговлю, дипломатию, на все, лишь бы поймать и убить его, Григория.

В день отъезда он убрался из куреня с бравой командой казаков, уходивших на татар в Крым, отбивать своих.

И вот встреча состоялась. Князь Константин предложил царевичу прогулку в карете до города. На козлах оказался премерзкого вида кучер.

– Надо кое-что обсудить, государь.

Дмитрий согласился: надо, так надо.

Кроме них, в карете был всего один человек – секретарь князя Мартин Иваницкий. Невдалеке ехал обычный непарадный отряд охраны.

«А вот и он! Вот и проверялыцик», – подумал царевич про кучера. Но вида подавать не стал.

Константин Вишневецкий помалкивал, смотрел по сторонам, постукивал хлыстиком по полу. Но не выдержал:

– Слушайте, царевич, вы видели моего нового кучера?

– Видел, а что? – ответил Дмитрий.

– Как он вам?

– Да никак. Кучер как кучер.

– А взгляните-ка на него еще разок.

Царевич удивился, постучал по переднему стеклу кареты и, когда бородатая морда показалась, повторил:

– Кучер как кучер. Больно бородатый. Из русских, что ли?