Букет для будущей вдовы - Вера Русанова

- О том, что если ты будешь свиньей, то сгинешь на мясокомбинате. И ещё о том, что в списке на столе у Шайдюка, само собой, нет его собственного домашнего адреса и телефона.

- А, понятно, - Алиска кивнула. - Значит ты все знаешь? - и тут же торопливо уточнила. - Но я ведь никому ничего плохого не делала. Просто... В общем, ты, наверное, уже поняла, что у нас с ним - роман?..

Потом мы сидели на кровати, курили прямо в комнате, в очередной раз безобразно нарушая правила профилактория, и разговаривали так, как обычно разговаривают два близких человека после едва остывшей ссоры.

- Понимаешь, ну не могла я ничего тебе сказать, - Алиса смотрела на стол прямо перед собой, на длинный столбик пепла, вырастающий на сигарете, на свои свеженакрашенные ногти. - Не то, чтобы я тебе не доверяю... Просто у меня в жизни уже один раз был такой случай. Не с мужем. Я тогда ещё не замужем была - с одним парнем встречалась... В общем, брякнула я своей подружке про то, что флиртанула с каким-то там мужиком на дискотеке. Эта подруга просто так рассказала своему другу. А он, в свою очередь, моему другу - они, оказывается с ним в школе в параллельных классах учились.

Я обиженно усмехалась и старалась глубоко не затягиваться: на голодный желудок сигарета казалась ужасно горькой.

- ... Вот и Леха твой. Ну, запросто же он мог оказаться если не одноклассником моего благоверного, то каким-нибудь приятелем приятеля или, вообще, партнером по футбольной команде. Они же со Славкой - примерно ровесники, а город у нас, прости господи, за полдня пешком обойти можно!

- Очень мудро и весьма предусмотрительно, - щурясь от дыма, я стряхивала пепел в фарфоровое блюдце, - но вот только одного мне никак не понять: чего ты, вообще, хочешь - в глобальном, так сказать, вселенском смысле? То ты, значит, боишься, что твой муж обо всем узнает, то на жену Шайдюка охоту открываешь. Ты ведь с самого начала упирала на то, что на неё тысяча и одна ночь подозрений, и Викторию Павловну ты заставила все мне рассказать.

- А может быть, я как раз о тебе заботилась? Елизавета бы затерроризировала тебя с этой запонкой...

- Да, брось ты! Заботилась она! Скажи лучше, использовала меня, как собачку на веревочке: "Ату! Куси! Фас!" (Тут мне почему-то представился японский хин, бешено рвущийся с поводка и раззевающий в беззвучном лае крохотный рот. Стало смешно и немного стыдно)... Или уж надо было все рассказывать по-честному, или самой на неё компромат собирать.

- У меня энергии не столько, сколько у тебя. И следственных способностей нет.

- А у меня прямо есть!.. Ну, в милицию бы тогда пошла или, на худой конец, своему любимому Анатолию Львовичу о фортелях супруги рассказала?

- Ты не понимаешь, - она мотала головой. - Не понимаешь... Ну, как выглядит любовница, которая начинает плести мужу гнусности про его жену? Или, тем более, идет и капает на эту жену в милицию? Конченой стервой она выглядит, которая любыми средствами хочет любимого развести и самой замуж за него выскочить... Сразу видно, что у тебя женатых мужиков ни разу не было. Это ж такие тонкости, такие сложности - просто умереть - не встать. "Ах, дорогой, мне ничего от тебя не надо - только чтобы ты иногда приходил!.. Ах, милый, я ни на что не претендую - я прекрасно понимаю, что у тебя семья... Ах, твой брак - это святое, а я уж так уж как-нибудь!"

- Ну, опять - двадцать пять! - разговор шел по замкнутому кругу и я понемногу начинала злиться. - Если ты, правда, замуж за Шайдюка хочешь, то что ж тогда так боишься, что твой муж обо всем узнает?

- Жень, ты что, первый день, как на свет родилась, что ли? - Алиса легко, но невесело смеялась. - Всякие "замужи" с Шайдюком - это дело, конечно, интересное, но малоперспективное. Ну, перестану я шифроваться - и что тогда?. И мой благоверный меня бросит, и этот товарищ не женится. Вот и останусь, как дура, "при пиковом интересе".

Предусмотрительность бывшей соседки по палате восхищала. Равно как и невозмутимость Анатолия Львовича. Какими круглыми, какими искренними и невинными глазами смотрел он на свою супругу! Я, например, готова была голову на отсечение дать, что Елизавете Васильевне он не изменял даже в мыслях!

- Слушай, а почему, на самом деле, он тебя в двухместный номер поселил? - я несколько озадаченно смотрела на свою кровать - такую лишнюю в этом "любовном гнездышке".

- Так, во-первых, двухместный дешевле: за койко-место ему все равно пришлось платить из своего кармана, во-вторых, никаких подозрений, ну, и в-третьих, всегда есть его кабинет, а по ночам ещё и ключи от пустых номеров...

- Особенно, про "никаких подозрений" за душу берет! То-то мадам Шайдюк на меня так накинулась!

- Ну, кто же знал, что так получится? Просто глупое, нелепое совпадение: и ты у него в кабинете, и Галина Александровна как раз из своей палаты вышла...

Мы помолчали. Сигаретный дым потихоньку вытягивало в форточку, да и французским лаком в палате больше не пахло.

- Обижаешься? - Алиса задумчиво прочертила пальцем на столе контур диковинного цветка. - Вижу, что обижаешься.

- Да нет... Просто думаю, странно как все вышло.

- Ага, странно... Я когда той ночью в два часа встала и сорок минут его в ординаторской прождала, злая была, как крыса. А оказывается, старушенция, которой, на самом деле, плохо стало, и из-за которой он не успел прийти, его спасла. Он, правда, все равно так оправдывался потом, так извинялся... Кто мог подумать, а? И с Девяткиным заранее договорился, что тот его вызовет, и просчитал все чуть ли до минуты... Он всегда все со мной просчитывает, чтобы супруга, не дай бог, чего не заподозрила... А старушенция возьми и, на самом деле, начни помирать. Вот и все! Вот и клятва Гиппократа! Как он Девяткина материл, если б ты только слышала!

- Вообще-то, за алиби должен был в ножки поклониться. - я сняла со спинки кровати полушубок и снова накинула его на плечи: из-за того, что форточка была открыта, в комнате становилось холодно. Мне было тоскливо, смешно и стыдно одновременно. Возникало ощущение, что той Рождественской ночью во всем больничном городке спало всего три человека: корейский муж Виктории Павловны, психованный Лесников и я. У всех остальных имелись какие-то свои дела и свои тайны. Гипертоническая Виктория Павловна, изнывающая от ревности Елизавета Васильевна, скрытная Алиска. Несчастный Шайдюк, жаждавший провести с любовницей хотя бы полчаса и вынужденный вместо этого откачивать древнюю старушку... Именно я, добросовестно продрыхшая до самого утра, с грацией слона в посудной лавке кинулась разбираться в этом деле!

- Слушай, так что же получается, - Алиска подтянула к себе блюдце с окурками и, брезгливо поморщившись, одним мизинцем согнала в него пепел, налетевший на стол, - шантажист этот теперь пролетел, как фанера над Парижем? Все про всех все знают, в запонке нет никакого смысла... Интересно, кто же это все-таки был?

- Не знаю. Уже ничего не знаю. Когда я сюда шла, думала, что ты.

- Ну, говорю же, что не я! Не веришь?

- Да, верю-верю, просто... Просто не знаешь, на кого и думать. Или кто-то из медперсонала, или пациент. А пациентов, вроде, мы всех знаем. Ну, кто это мог сделать? Ты? Я? Виктория Павловна? Супруг её корейской национальности? Лесников психический? Кажется, никто на такое не способен: одни - по характеру, другие - по уму.

- Кажется то кажется, - Алиса встала и с блюдцем в руках пошла к мусорному ведру, - но кто-то все-таки написал это письмо. И запоночку кто-то припрятал... Кстати, шикарные были абсолютно запонки. С янтарем. Мне ужасно нравились. - Она распахнула дверь туалета и встала, упершись рукой в косяк. - Такие с позолоченной окантовочкой, в середине большой камушек, а по краям - будто напыление...

- Лесников, - проговорила я, потрясенно глядя на голубой унитаз и на голубую же раковину-тюльпан. - Помнишь, ты говорила, что он теперь не стирает свои носки, а складывает их в мешок? Вроде как боится один в душ ходить? А почему он не стирает свои вонючие носки в раковине? Зачем он их копит, если к нему все равно никто не приходит и грязное белье не забирает?.. Не обязательно, ты понимаешь, не обязательно ходить со своими постирушками в душ, если в палате есть нормальная раковина! И ещё он попросил, чтобы его переселили в двухместный номер!

- Пошли! - решительно рявкнула моя умная соседка, поставив импровизированную пепельницу прямо на пол. Она, конечно же, все поняла с полуслова. - Пошли, пошли!

И мы вышли из родной седьмой палаты, и помчались по коридору, как неотвратимые и ужасные всадники Апокалипсиса. Честно говоря, я была всадник - так себе. Зато Алисины глаза горели праведным негодованием и желанием жестоко отмстить за поруганный душевный покой любимого человека. Именно она пинком распахнула дверь номера, где теперь проживал Лесников, она же дернула на себя дверцу его тумбочки и на все его неуверенные "что здесь происходит?", "что вы себе позволяете?" ответила емким и суровым:

- Молчать! Санэпидемстанция. Тараканов травим.