Букет для будущей вдовы - Вера Русанова

- Женя, Женя, - Митрошкин как-то несмело тронул меня за рукав, подожди! Алиби не липовое. Милиция его, оказывается, уже проверяла. Есть свидетели. Он, действительно, все это время был в реанимационной палате и никуда не выходил.

- Плевать! - я в запале обернулась. - Зато она была в профилактории. И у неё была причина убить эту женщину... Олег, скажите, Леша уже сообщил вам про то, что Галина Александровна шантажировала её и грозилась рассказать девочке о том, что она приемная?

- А это-то тут при чем? И... при чем здесь Галина Александровна? как-то жалко пролепетала мадам Шайдюк. Но "рейнджер" уже взялся за дело:

- Да, я, в общем, в курсе, и очень хочу задать вам, Елизавета Васильевна, несколько интересных вопросов. Во-первых, почему вы решили имитировать почерк серийного убийцы? Во-вторых, почему вовремя не обратились в милицию с заявлением о шантаже? В-третьих, на какую же такую гигантскую сумму раскрутила вас гражданка Баранова, что вы решили её убить?

В этот момент я опустила глаза к столу и увидела нечто настолько интересное, что чуть не прозевала ещё более интересный ответ.

- Я никого не убивала! - заплакала Елизавета Васильевна (на самом деле, заплакала, хотя мне казалось, что её глаза, в принципе, не могут источать слезы!). - Я не понимаю, что здесь происходит?.. Откуда вы?.. Впрочем, не важно... Но вы ошибаетесь! Чудовищно ошибаетесь. Эту женщину звали... То есть, до сих пор зовут - я ничего ей не сделала! Ее зовут совсем не Галина Александровна. Клавдия Максимовна Галата! Она до сих пор работает в том же самом родильном доме. Вы можете проверить!

Сказать, что мне захотелось провалиться сквозь землю - значило ничего не сказать. Селиверстов как-то невнятно зарычал, крутанул мощной шеей и облокотился о хрупкую подзеркальную полочку. Митрошкин зашипел, как шарик, из которого медленно выпускают воздух. Даже невозмутимый Анатолий Львович, наконец, встревожился и вполне логично спросил:

- Кто-нибудь, в конце концов, внятно объяснит, что все это значит?

- Я не знаю! - продолжала всхлипывать Елизавета Васильевна. - Я не хотела тебе говорить... Она нашла меня. Еще осенью... Тебе же никогда до меня не было дела. У тебя были свои девки... А она нашла меня и пообещала, что все расскажет Анечке, если я не заплачу. Я заплатила... Потом ещё раз... Она все требовала и требовала...

- Это та самая детская сестра, что ли? - светлые кустистые брови Шайдюка поползли на лоб.

- Да... И тогда я... Я поняла, что дальше так продолжаться не может. Я хотела, чтобы она умерла, но никогда бы ничего ей не сделала. Я поехала в Москву, дала взятку, пролезла в архив и нашла по историям родов всех женщин, у которых были осложнения или проблемы с детьми... Я их нашла. За неделю - четырех человек...

"Техасский рейнджер" чем-то звучно щелкнул, и я заметила, что во рту у него - розовая жевательная резинка.

- ...Вот... А ты же знаешь, - мадам Шайдюк обращалась, в основном, к своему мужу - больше ни к кому, - ты же знаешь пациентов: во всем всегда виноваты медсестры и врачи... Эти четверо были недовольны детской сестрой. И они все подписали, что она намеками вымогала у них деньги... Ну, это традиционное - тридцатка за девочку при выписке, полтинник - за мальчика... И не только это. Еще, что она намекала, будто станет осторожно обращаться с новорожденным, только если ей сделают хороший подарок... Это уже было серьезное подсудное дело. А если ещё вместе с шантажом?! Да она бы не только вылетела с работы, она бы села! Я просто показала ей заявления - и все! На этом все кончилось!

"Класс!" - с горечью и едва ли не завистью подумала я. - "На самом деле, класс!" "Я уже знаю, как надо общаться с такими как вы..." Так вот что, оказывается, она имела ввиду!

- Н-ну? - Селиверстов, мастерски сохраняя невозмутимый вид, снова привлек всеобщее внимание к собственной персоне. - И что дальше? Не с этой вашей Галатой. К ней потом вернемся... Что вы делали ночью с шестого на седьмое январе на втором этаже профилактория? Что означало ваше эротическое шоу и для чего оно вам понадобилось?

Анатолий Львович снова попытался выразить свое возмущение, но "рейнджер" остановил все его телодвижения одним тяжелым выразительным взглядом.

Елизавета Васильевна снова всхлипнула и торопливо достала из сумочки отчего-то мужской, клетчатый носовой платок:

- Мне сказали... Одна знакомая сказала. Она точно знала, что Анатолий Львович положил в профилакторий свою любовницу. А когда в разгар праздника позвонил этот его Девяткин. Этот друг... Я точно была уверена, что он лжет, что никакой пациентке помощь не нужна, что они просто заранее договорились... И потом, я же видела...

- Что вы видели? - Селиверстов снова щелкнул жвачкой и, взяв с подзеркальной полочки расческу, принялся рассматривать её с искренним интересом.

- Я видела эту женщину, - она кивнула на меня. - Я как раз заходила к Анатолию Львовичу, и она была у него в кабинете. А до этого я прошла по всем палатам, как будто поздравить с рождеством. Кругом были одни пенсионеры. Еще в одном номере была молодая женщина, но это был номер на двоих - она жила с соседкой... А одноместная палата была пустая - открытая, но пустая... И эта женщина - у Анатолия Львовича в кабинете...

Я, повернувшись к Митрошкину, сделала "круглые глаза", но он то ли был слишком зол, то ли глаза показались ему слишком уж наиграно "круглыми" - в общем, Леха зыркнул на меня так, что я предпочла поспешно отвернуться к окну.

- ... И когда Анатолий Львович вышел из зала, я сразу поняла, что он пошел к ней. Я немного подождала и тоже пошла. А когда забежала в коридор профилактория, то увидела как закрывается дверь её палаты и ещё - белый халат.

- А что, ваш супруг встречал Рождество в белом халате?

- Нет, - Елизавета Васильевна снова замялась, - но он, наверняка, должен был зайти к Девяткину хотя бы ради конспирации. И вполне мог там одеться... Дальше рассказывать?

- Нет! Оборвать на самом интересном месте. Как в сериале! - "рейнджер" швырнул расческу на место. - Хватит уже мелодрамы. Ближе к делу можно?

- Да. Конечно... В общем, я подошла к двери, поняла, что он там с ней, и я не хотела... То есть, я хотела, чтобы он понял, что я - тоже не одна. Как будто я воспользовалась тем, что он ушел, и тоже побежала к любовнику... Я хотела, чтобы он слышал, я знала, что он слышит... И я знала, что он не выйдет, потому что не сможет объяснить, что делает ночью в палате этой женщины.

- Я жила как раз в двухместном седьмом номере, - угрюмо вставила я. И супруг мне ваш нужен, как собаке - пятая нога!

Теперь уже на меня зыркнул Селиверстов, невнятно пробормотав что-то вроде: "Да закроет кто-нибудь рот этой ненормальной?" Отлепился от стены, требовательно, но не грубо взял Елизавету Васильевну под локоть и повел из кабинета:

- Сейчас вы мне покажете, под дверью какой палаты стояли. Если помните, конечно... А если не помните, то постараетесь вспомнить!

Она покорно кивала, и светловолосая её голова моталась безвольно и жалко, как у старушонки. Но, оказавшись за порогом, Елизавета Васильевна оживилась.

- Да. Я очень хорошо помню. Стенная ниша, а напротив - палата. Чуть левее. Вон та дверь!

Я тоже отбежала от стола и высунулась из-за косяка, и увидела то же, что видела в данный момент она: четкую девятку, отливающую тусклой бронзой на деревянной панели.

- Так это что ли?.. Это ведь девятый номер!.. Это ведь в девятом номере убили женщину?! - краснота окончательно сошла с лица жены Шайдюка, уступив место смертельной бледности.

- Ага, - невозмутимо ответил "рейнджер". - И вы, похоже, изображали под дверью Эммануэль как раз в тот момент, когда к гражданке Барановой вошел убийца.

Дальше все было как во сне или в дурдоме: Митрошкин что-то яростно и зло шепчущий мне на ухо, Анатолий Львович, машущий руками, как растерянная, сумасшедшая ворона крыльями. Селиверстов, нависающий над Елизаветой Васильевной с вопросами:

"Чья была спина? Мужская? Женская? Не может быть, чтобы вы увидели только халат!.. Вспоминайте! Рост, походка... Не может быть, чтобы только подол и хлястик. Вы даже сами не представляете сколько можете вспомнить, если хорошенько постараетесь!" В разгар всеобщей суматохи я интимно сообщила злющему Лехе, что хочу в туалет и рысью помчалась по коридору прочь от кабинета, уже привлекающего повышенное внимание персонала и пациентов.

Алиска, к счастью, оказалась в номере. Она сидела у стола и красила ногти. В воздухе витал запах жидкости для снятия лака и почему-то творожных сырков.

- Так как там насчет мясокомбината, на котором ты должна была сгинуть? - вежливо осведомилась я, останавливаясь в дверях.

- Ты о чем? - она изобразила удивление.

- О том, что если ты будешь свиньей, то сгинешь на мясокомбинате. И ещё о том, что в списке на столе у Шайдюка, само собой, нет его собственного домашнего адреса и телефона.

- А, понятно, - Алиска кивнула. - Значит ты все знаешь? - и тут же торопливо уточнила. - Но я ведь никому ничего плохого не делала. Просто... В общем, ты, наверное, уже поняла, что у нас с ним - роман?..