Букет для будущей вдовы - Вера Русанова

И вот я сидела и ждала. Взяла от нечего делать детектив с книжной полки, попробовала читать, но не смогла сосредоточиться. В первой главе книжки говорилось об истерзанном трупе мужчины, найденном на чердаке, а мне представлялся другой труп - труп пожилой женщины в ситцевой ночной сорочке с гроздью крупного розового винограда на груди. Почему, зачем она заселилась в профилакторий? Потеряла всякую осторожность и решила дожидаться очередной партии денег с комфортом? Жена платит, а муж лечит? Переоценила свою власть на этими людьми или что-то еще? Что-то еще... Наверняка, она не сама оплатила свой номер, денежки выложили все те же Шайдюки. Но почему тогда не Карловы Вары? Не Крым, в конце концов, а провинциальный Михайловск? Или во всем этом был какой-то особый смысл?

Плюс к насморку и покрасневшему горлу начала болеть голова. Я потрогала тыльной стороной ладони лоб, поводила туда-сюда глазами (когда у меня поднимается температура, глаза ломит до невозможности). Но температуры, похоже, не было. Зато было гадкое ощущение, что что-то все равно не так...

Шантажист. Еще один шантажист с запонкой. В памяти очень четко запечатлелось, как Елизавета Васильевна бросила мне в лицо: "Я с такими как ты уже, слава Богу, знаю, как общаться!" Кто же все-таки он, и куда делась эта чертова запонка?..

Додумать мне не дали. Мелодичными минорными трелями запереливался дверной звонок. Видимо, Митрошкин разыскал Селиверстова весьма оперативно, и теперь мне предстояло подробно излагать свою версию случившегося уже не перед флегматичным Лехой, а перед настоящим, "действующим" милиционером. Торопливо поставив детектив на полку, я поправила перед зеркалом прическу и приготовилась улыбнуться чуть грустной, но все понимающей улыбкой бывшей подозреваемой.

Однако голос Елены Тимофеевны, доносящийся из прихожей, звучал озадаченно, веселого слонопотамьего топанья и уханья, которые обычно сопровождали приход Митрошкина что-то не слышалось, а в довершение всего по полу процокали женские шпильки. Терзаемая любопытством, я прильнула ухом к двери и услышала, как Лехина мама поясняет:

- Да, она в той комнате. Женя немного подпростыла, поэтому сегодня из дома не выходит. Но если вы родственница... Я и не знала, что у неё здесь родственники!

Отпрыгнуть от двери было делом двух секунд. Правда, только такая каракатица как я могла при этом вписаться плечом в угол книжного шкафа и чуть не своротить его вместе со всеми книгами. Однако, сделать озадаченное лицо мне все-таки удалось. Когда Елизавета Васильевна Шайдюк ( а это была именно она) зашла в комнату, вид у меня был до крайности удивленный: правая бровь - вверх, рот слегка приоткрыт, в глазах - немой вопрос.

Она, надо сказать, на мои ужимки никак не отреагировала: осторожно, словно боясь запачкаться, ступила босыми ногами в тонких матовых колготках на красный ковер и плотно прикрыла за собой дверь.

- А вы знаете, что это неприлично - запираться в чужой квартире, под носом у хозяев? - поинтересовалась я.

- Где запонка?

"Вот и поговорили!" - промелькнуло у меня в голове.

Сегодня на Елизавете Васильевне была бордовая трикотажная юбка и такой же жакет, на шее тускло мерцала жемчужная нитка, а в глазах - холодная, с трудом сдерживаемая ярость.

- Так где же запонка? Мне казалось, что вы умеете считать и знаете, что сегодня утром истекли те двое суток, что я дала вам на размышления.

"Так где же Митрошкин вместе со своим оперативником?" - тоскливо подумала я. Вслух же браво ответила:

- Я вам и в прошлый раз говорила, что не знаю ни о какой запонке, и сегодня повторяю то же самое. Не знаю почему вы избрали меня своей жертвой, но уверяю вас...

- Не надо меня уверять, я всего лишь хочу получить свою запонку обратно. Сейчас. Немедленно!

И тут меня осенило:

- Скажите, а срок, назначенный вам шантажистом в письме, тоже истекает сегодня?

- Вы издеваетесь? - довольно недружелюбно поинтересовалась она.

Мы продолжали стоять друг против друга, как Онегин и Ленский в оперной дуэли. Ходики на стене сухо тикали, и было ясно, что добром отсюда Елизавета Васильевна не уйдет.

- Послушайте, - я первая опустилась на стул, нарушив мизансцену, - у меня, действительно, нет вашей запонки и никогда не было. Вы абсолютно зря сюда пришли, и единственное, чем я вам могу помочь - это советом: пойдите в милицию и все им расскажите сами. Им и так уже многое известно, а сегодня к вечеру будет известно ещё больше...

- Я не нуждаюсь в ваших советах, - холодно отозвалась она, протянув сухую, бледную ладонь. - Запонку!

"Вот так и будем тут сидеть до самого прихода Митрошкина!" - тоскливо подумалось мне. - "А он найдет своего Селиверстова, неспешно выпьет с ним пивка, покурит, поболтает. Потом они так же неспешно двинутся сюда, вспоминая всякие школьные приколы... Нет, ну что за ослиное упрямство?! Заладила: "запонку", "запонку". Если бы я была шантажистом, то уже досадовала бы на такую тупую жертву. Нет, чтобы попытаться сговориться со мной о меньшей сумме, умаслить, надавить на жалость, запугать, в конце концов. А то только говорить здорова: "Знаю, как с такими как вы общаться!"

Знаю, как с такими как вы общаться... Неприятный холодок родился где-то в позвоночнике и одинокой каплей холодного пота стек по спине. Взгляд невольно уткнулся в диванную подушку - атласную, вышитую "крестиком".

- Так долго мне ещё ждать? - нервно повторила мадам Шайдюк, и я, отчаянно заверещала:

- Отстаньте от меня со своей запонкой, с милицией будете на эту тему разговаривать. Я не знаю, где вы и ваш муж теряете предметы своего гардероба, зато знаю кое-что про ещё один шантаж, и про то, что в ночь с шестого на седьмое января вы стояли в коридоре профилактория одна. Рядом с вами не было никакого страстного любовника, но мне абсолютно ясно, зачем вы устроили этот спектакль!

Тирада была так себе - на троечку с плюсом, но эффект она произвела совершенно неожиданный. Елизавета Васильевна как-то сразу поблекла, ссутулилась и постарела лет на десять.

- Так вы знаете? - устало проговорила она. - Что ж, тем лучше... Может быть и, действительно, ни к чему весь этот балаган?.. Одевайтесь, поедемте со мной. Пора, наконец, расставить все точки над "i".

Путешествие в компании мадам Шайдюк совершенно не входило в мои планы. Тем более, меня не предупредили заранее о предполагаемом маршруте.

- Никуда я не поеду, - я плотнее вжалась в спинку стула и решительно скрестила руки на груди. - Все точки, которые вам нравятся, вы можете расставить прямо здесь. Но учтите, что в случае чего я вызову милицию.

Она покачала головой, на секунду закрыла лицо ладонями, потом медленно-медленно её руки поскользили вниз. Сначала показались темно-русые брови, потом пустые, отрешенные глаза, потом нос и скулы со все тем же лихорадочным румянцем.

- Вы молоды и глупы, - горько сказала она с каким-то печальным интересом изучая мою физиономию. - Так глупы, что мне даже стыдно. А, кроме того, непомерно корыстны. Мне жаль, что в прошлый раз я разговаривала с вами на "ты". Вас невозможно унизить больше, чем вы уже унизили сами себя, а становиться с вами на один уровень?.. Но мне приятно, что вы боитесь меня. На самом деле, приятно.

И тут произошло странное. Вообще-то, вопреки тому, что говорят, я считаю себя человеком разумным и на подначивания типа "слабо" на поддаюсь. Тем более, не только осторожнее, но и полезнее для дела было сейчас сидеть на месте и ждать Митрошкина с Селиверстовым. Однако я подскочила и с ужасно глупым, босяцким видом, вопросила:

- С чего это вы взяли, что я вас боюсь? Вам надо меня бояться!.. Едемте, пожалуйста, куда угодно.

Уже потом, когда глаза Елизаветы Васильевны как-то странно и зло сверкнули, до меня дошло, что я сделала. Но давать "задний ход" было поздно.

- Но вы все-таки, надеюсь, уточните, куда мы с вами отправляемся? мои жалко дрожащие губы попытались искривиться в подобии ироничной усмешки.

- В профилакторий, естественно, - сухо ответила она. И мне с необыкновенной ясностью представилось мое бедное мертвое тело, засунутое в какую-нибудь коробку из-под оптовой партии лекарств.

За те несколько секунд, что мы шли от двери комнаты до вешалки в прихожей, мне успели вспомниться все одногруппники из училища, девчонки из труппы, мама, мой бывший возлюбленный Пашков и нынешний "непонятно кто" Митрошкин. Вспомнился мамин капустный пирог и мои резиновые игрушки на шифоньере, детские книжки, которые хранились в нашем доме впрок, "для внуков", и почти твердо обещанная мне роль Клеопатры в "Игре теней". А так же сырные рулетики Елены Тимофеевны, которые я так и не попробовала. Ах, какой восхитительный аромат тянулся из кухни! Как многообещающе сияло приготовленное под рулетики хрустальное блюдо, уже стоящее на столе!..

Когда я в очередной раз с грохотом стукнулась коленом о тумбочку, в прихожую, наконец, выглянула Лехина мама.

- Женечка, вы уходите?! - лицо её выражало безграничное изумление, изрядная часть которого относилась к тому, что уходить я собиралась в домашних клетчатых лосинах.