Из штрафников в разведку - Александр Терентьев

– Ой, да шо вы вообще можете знать за воров? – Гриша презрительно прищурился и снисходительно посмотрел на спорщиков. – Настоящие воры были и есть только в Одессе! Все остальные против них – мелкая шпана, вшивая шелупонь и вообще хамса! Это говорю вам я – Гриша Нечипорук!

– Да уж, про ворюг наш Гриша знает все! – согласно закивали бойцы и, предвкушая концерт, загоготали. – А ты нам лучше расскажи еще разок, за что в штрафбат загремел!

– Ой, как смешно, – скривился Нечипорук и приосанился, – держите меня нежно, а то умру от смеха! Я посмотрел бы, как бы вы на моем месте тогда посмеялись. Ладно, уговорили… Дело было после тяжелого боя – Гриша там в рукопашной лично запорол троих фрицев, между прочим! Ну, выпили с корешами. Решили добавить, и пошел я к одной бабке за самогонкой. Ни боже мой, все по-честному, без гоп-стопа: она нам горилку, мы ей – пару банок тушенки. И шо вы себе думаете за злую судьбу? На обратном пути таки попался я особисту. Сволочь был редкая! Как он орал, топал ногами и брызгал слюнями – это надо рассказывать долго и отдельно. Или вообще кино снимать! Короче, пришлось мне выбирать: или за мародерство отвечать, или за хищение стратегически важного продукта. Да я шо – дебил, чтобы вешать на себя воровство и приличную женщину под цугундер подводить? Особист и кричит, мол, расстреляю такого-сякого, чтоб не позорил славное звание красноармейца! Вы только прочувствуйте всю горечь ситуации – расстрелять живого человека за литр мутной самогонки! Ладно бы еще отдать молодую жизнь за ящик водки – все не так обидно… На что я ему культурно, без мата, и ответил, мол, а какой гешефт поимеет Родина, если вы меня шлепнете? Мне, конечно, будет немножечко обидно, но я таки переживу! А вот фрицы уж до чего рады будут, что товарищ особист за пару пузырей вонючей самогонки расстрелял героя-бойца Красной армии и ослабил фронт – это уже дело, можно сказать, политическое и даже страшное… В общем, ударили мы по рукам, и пошел я в штрафную. Там, конечно, было весело, и народ душевный, но у вас мне, ей-богу, нравится больше!

– Ну да, чего ж тебе не понравится – мы самогонку не пьем, у нас водки – хоть сапоги мой! Опять же харч хороший, плюс трофеи, – засмеялся кто-то из бойцов. – Гриш, а расскажи, как ты в госпитале чуть на врачихе не женился!

– Да уж, вот это было дело, братцы, – мечтательно зажмурился Нечипорук, изображая руками нечто гитарообразное, – такой гладкости и круглости я никогда не встречал – а уж Гриша на свете кое-что повидал, можете даже и не сомневаться! Вот вы знаете, что такое настоящие нежность и трепет?

– Гриша, опять роман тискаешь? – Миронов подошел к разведчику, насмешливо наклонил голову и строго заявил: – Нежность и трепет, товарищ Нечипорук, вы должны испытывать не к каким-то там круглым врачихам, а к своему непосредственному командиру! А посему доставай свой «золинген» и сделай мне на лице красиво. Сам я обязательно всю рожу раскромсаю, а ты – мастер!

– Подлизываетесь, товарищ лейтенант? – деловито поинтересовался боец. – А что Грише за это будет?

– Гришенька, я бы на твоем месте переживал и молил командира, чтобы тебе ничего не было за «то»! Намек понимаешь? Или тебе таки напомнить?

– Да оно мне надо? Я, между прочим, вообще уже иду за бритвой…

В двадцать ноль-ноль Миронов неспешной походкой явился на небольшое, давно заброшенное поле, одним краем упиравшееся в опушку реденького леса, а вдоль другого змеился неглубокий овраг, по дну которого с едва слышным журчанием куда-то торопился слабенький ручеек.

…Когда Гриша закончил работу, Миронов умылся до пояса, подшил свежий подворотничок на гимнастерку и совсем уж было собрался до блеска начистить свои яловые командирские, когда поймал на себе пару заинтересованных и светящихся любопытством взглядов. Взгляды не без легкой насмешливости гадали – мол, куда это наш лейтенант намывается на ночь-то глядя? Алексей представил себя со стороны и мысленно чертыхнулся: «Мужики прикидывают – и куда это наш фраер галстучек нагладил? Тьфу, придурок! Пижон! Засуетился, как пацан… Не на свиданку ж идешь, а по делу, так сказать! А если даже и на свидание, то кому какое дело? Слава богу, давно уже не пионер…» Сапоги остались нечищеными.

Елизарова пришла точно в восемь, что Миронову очень понравилось: война, между прочим, идет, и всякие девичьи штучки вроде обязательного опоздания на свидание здесь явно неуместны. Хотя, вновь мысленно поправил себя Алексей, какое, к черту, свидание?! На свидания девушки с погонами сержанта на гимнастерке и с винтовкой на плече не ходят – для свиданий существуют легкие крепдешиновые платья и туфельки, а никак не грубые солдатские сапоги.

– С чего начнем, товарищ лейтенант? – Мария окинула Лешку ничего не выражающим взглядом и сняла с плеча винтовку – точнее, карабин, созданный на базе винтовки Мосина образца 1891/30 годов.

– А у меня, можно сказать, уже все готово, – Миронов указал рукой на темневший вдали ящик с установленной на нем пустой консервной банкой. – Дистанция сто метров. Дальше я, честно говоря, побоялся относить – мне бы хоть со ста метров попасть. Из простой винтовки в положении лежа, пожалуй, банку снес бы, а вот из оптики – не знаю!

– Вот сейчас и попробуете, – одними глазами улыбнулась девушка, ловко расчехлила карабин и протянула оружие Алексею. – Только, товарищ лейтенант, вы уж, пожалуйста, к прицелу даже не притрагивайтесь, а то настройку ненароком собьете!

– Да я даже дышать в его сторону не стану, – пообещал Лешка, бережно принимая карабин, и тут же вскинул оружие к плечу. Поймал в перекрестье прицела банку, задержал дыхание и плавно, как учили еще в военно-пехотном, потянул пальцем спуск…

И после первого, и после второго выстрела банка, словно дразнясь, все еще красовалась на ящике. На пятом патроне магазин опустел, а банка продолжала вызывающе посверкивать жестяными боками.

– Во как… – не веря своим глазам, Миронов обескураженно опустил карабин и, сбивая пилотку на глаза, почесал в затылке. – М-да, не носить мне значок «Ворошиловский стрелок». И в чем дело? Или вы просто подшутили надо мной и прицел как-то подстроили?

Вместо ответа Елизарова взяла карабин, сноровисто перезарядила и, почти не целясь, практически навскидку первой же пулей попала в импровизированную мишень.

– Зачем же мне ради глупой шутки оружие курочить. – Мария бережно упрятала карабин в чехол и пояснила: – Просто вы недостаточно точно измерили расстояние и не учли ветерок. Сто метров – это же не сто шагов, а примерно сто двадцать.

– А легкий ветерок на ста метрах все мои пули в сторону снес?! По-моему, вы все-таки смеетесь надо мной, – без особой, впрочем, уверенности предположил Алексей и тут же с улыбкой добавил: – Сдаюсь, товарищ сержант! Снайпер из меня действительно никудышный! Но зато у меня есть несколько других вполне достойных навыков. Правда, демонстрировать я их точно сейчас не стану – чтобы окончательно не опозориться!

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – согласно кивнула Елизарова и, сообразив, что фраза прозвучала несколько двусмысленно, с легкой улыбкой поправилась: – Естественно, в ваших достоинствах, а не в том, что опозоритесь. Вашей вины в промахах нет – просто в любом деле есть свои нюансы и тонкости.

– Кстати, о нюансах. – Миронов оценивающим взглядом окинул снайпера и уже серьезным, деловым тоном спросил: – Насколько близко к немецким позициям вы хотите подобраться? В том, что вы умеете скрытно передвигаться на местности и мастерски маскироваться, я даже и не сомневаюсь. А вот стрельба в непосредственной близости от вражеских траншей… Как я понимаю, выстрелить и попасть – не самое сложное? Куда сложнее будет живыми уйти после выстрела – я прав?

– Да, товарищ лейтенант, вы правы. Но я надеюсь – даже уверена! – что вместе с вашими героическими разведчиками мы обязательно что-нибудь придумаем этакое… – Мария неопределенно шевельнула ладошкой. – Что поможет нам и задание выполнить, и уцелеть – и желательно всем! Разрешите идти, товарищ лейтенант?

– Да, конечно, – рассеянно ответил Алексей, уже начиная мысленно прикидывать, что бы «этакого» им придумать, и тут же спохватился и без особой уверенности предложил: – Если позволите, я провожу? Вы же в одной из землянок санитарной роты разместились, так?

– Так точно, – вновь слегка улыбнулась девушка, – вижу, что от нашей разведки ничего не скроешь. Но провожать меня не надо – думаю, у вас достаточно других, более важных дел. Вы не беспокойтесь, я не заблужусь. Доброй ночи вам, товарищ лейтенант!

– И вам… сержант, – Миронов, испытывая одновременно и некоторую досаду, и облегчение, проводил Елизарову взглядом и неторопливо направился в расположение своего взвода.

Честно говоря, Алексей пока так толком и не понял, какое же из чувств, вызываемых у него девушкой-снайпером, сильнее. С одной стороны, робко маячил естественный интерес к очень даже симпатичной девушке с мягким голосом, которому легкая хрипотца придавала некое особенное, чарующее свойство. С другой – недовольно хмурилось раздражение. С раздражением было все предельно ясно: не лежала душа у лейтенанта идти в тыл к немцам с женщиной, в которой он никак не мог быть так же уверен, как в своих волках, не раз проверенных в деле, – вроде того же Ахатова! Ну, не женское это дело – по вражеским тылам бегать! И вообще, недаром веками моряки заверяли, что женщина на корабле – к несчастью… Впрочем, – решительно отмахнулся от бессмысленных раздумий Миронов, – мы сейчас не на торговой шхуне, а на войне! И не нам решать, куда и с кем идти. Прикажут – и на деревянной палочке верхом в атаку поскачешь, а не то что с девчонкой на задание…