Из штрафников в разведку - Александр Терентьев

До лесной чащи разведчики добрались благополучно. И, пожалуй, лишь вступив под настоящие деревья с частично сохранившейся листвой, Алексей Миронов впервые за последние несколько дней испытал облегчение и почувствовал, как в душе зарождается некое подобие уверенности, что они смогут-таки уйти от преследующих группу немцев и дойти до своих. Лес спрячет, согреет, прикроет от пули и спасет…

Когда разведчики уже углубились в лес, в отдалении приглушенно грянул взрыв. Яровец придержал шаг, прислушался и довольно сообщил:

– А вот, похоже, и мой сюрприз сработал! Рыжий передал прощальный привет фрицам от героических советских разведчиков. А все-таки немцы не дураки – быстро до бронетранспортера добрались!

– Ты, сержант, давай-ка, шире шаг! – беззлобно приказал Прохоров. – Это, кстати, всех касается! А то фрицы и до нас доберутся, не дай бог. Группа, бегом марш!

…Прохоров, в отличие от Миронова, смотрел на сложившуюся ситуацию без излишнего оптимизма. Лейтенант прекрасно понимал, что лес, конечно, существенно прибавляет разведчикам шансов уцелеть, но отнюдь не дает никаких гарантий. Что-что, а поисковая служба у немцев налажена хорошо, и если уж они обнаружили на своей территории вражескую диверсионно-разведывательную группу, то будут гнать ее планомерно, грамотно и целеустремленно до тех пор, пока не возьмут в плен или не уничтожат. Как хорошо обученный пес, фрицы будут идти по следу и не успокоятся, пока не вцепятся жертве в глотку. Ни плен, ни гибель разведчиков, естественно, не устраивали, поэтому Прохоров рассматривал только один возможный вариант: как можно скорее добраться до линии фронта и перейти к своим – по возможности без потерь и лишнего шума.

Шагом, бегом, короткими перебежками, снова быстрым шагом – и так без конца! Миронов, уже едва переставлявший натруженные, казавшиеся чужими ноги, мечтал только об одном – упасть навзничь и лежать долго-долго! Или хотя бы до того момента, когда сердце перестанет судорожно трепыхаться, дыхание снова станет спокойным и ровным, а глаза снова увидят нормальные осенние краски, а не плавающую муть желтовато-серого тумана. Просто лежать, дышать, смотреть на небо и ни о чем не думать, потому что мысль в гудевшей голове трепыхалась, собственно, только одна: «Не могу больше! Чем так, пусть уж лучше убьют поскорее к чертовой матери! Все равно не сегодня, так завтра свою пулю обязательно поймаешь! Так пусть уж прямо сейчас, чтоб уже раз и навсегда отмучиться…»

– Группа, привал! – севшим и хриплым от усталости голосом скомандовал Прохоров и первым упал на усыпанную палой листвой землю. Прислушался, пытаясь уловить хоть что-нибудь похожее на отзвуки канонады на передовой, но ничего не услышал и жадно припал к горлышку фляги с водой. Сделал пару глотков, прополоскал рот и, не глядя на подчиненных, сказал: – Вот что, дорогие мои… Линия фронта, по моим прикидкам, где-то совсем рядом. Если мы сегодня же ночью не уйдем, то уже завтра от группы останутся даже не рожки да ножки, а вообще ни хрена! И так уже только удивляться остается, почему фрицы нас до сих пор не прищучили – наверное, удовольствие растягивают, уверены, что никуда мы не денемся! Наверняка и по всей округе депеша разослана, чтоб ухо востро держали. И сколько мы так сможем пробегать? Раз ушли, два – третьего-пятого точно не будет! С боем прорываться – оно, конечно, можно, но многие ли уцелеют? Ответ, думаю, очевиден… Поэтому действовать будем так: выдвигаемся к самым немецким позициям, присматриваем местечко половчее и с наступлением темноты пробуем уйти к своим. Хорошо бы, конечно, «языка» с собой прихватить, но это уже будем смотреть по обстоятельствам. Расклад ясен? Вопросы, предложения есть?

– Да какие вопросы, товарищ лейтенант, – вяло отмахнулся Ганевич и попытался улыбнуться. – И так понятно, что надо через линию фронта перебираться, иначе фрицы нас собакам скормят! Всего делов-то: через эшелонированную оборону немцев прошмыгнуть и через нейтралку перепрыгнуть… Связаться бы с нашими и предупредить, что именно здесь переходить будем, а то как бы нас свои же на нейтралке и не накрыли – как вы говорите, могут ни ножек, ни рожек не оставить.

– А это уж как повезет, – неопределенно хмыкнул Прохоров и бросил многозначительный взгляд на Дукина: – Связи у нас нет: как вы все прекрасно помните, рацию пришлось выбросить, еще когда мы по болоту таскались.

– Командир, да разве ж я нарочно? – виновато пожал здоровым плечом разведчик. – Одна батарея все равно ведь уже сдохла, а вторая…

– А вторую ты в болотной водичке искупал! Да ладно, черт с ней – вернемся, спишем в «безвозвратные потери по причине прихождения в полную негодность к эксплуатации из-за попадания осколка». Не тягать же с собой мертвую рацию – для нас сейчас любая мелочь двумя пудами кажется. Ну что, передохнули? Курево осталось у кого? Жрать все равно, считай, уже нечего, так давайте хоть подымим чуток – только аккуратненько, дым в рукав выпускаем…

Последующие события этих дня, вечера и ночи смешались в памяти Миронова в одну смутную круговерть обрывочных воспоминаний и картинок – наверное, примерно так же видится прожитое запойному пьянице, путающему день с ночью, а явь с кошмарными сновидениями. Только вот Алексей плавал в некоем пограничном состоянии не после выпитой водки, а из-за страшной усталости.

Чуть позже Алексей добросовестно попытался восстановить более или менее подробную хронологию событий, но так и не смог.

Сначала группа, словно стая гонимых охотниками волков, долго бежала и шагала по лесным чащобам, потом они наблюдали за позициями немцев – Прохоров все выискивал местечко на стыке подразделений, где обычно просочиться проще. Потом долго совещались, стоит ли рисковать и пытаться брать «языка» – вместо потерянного рыжего унтер-офицера. Решили рискнуть-таки и попробовать утащить с собой пулеметчика, несшего службу на участке, назначенном лейтенантом для перехода.

Когда сгустились сумерки и на землю опустилась ночь, кажется, пошел дождь – что разведчиками было единодушно воспринято как добрый знак. Правда, как выяснилось чуть позже, дождь красноармейцев попросту обманул… Разведчики долго ползли, вспоминал Миронов, потом довольно удачно убрали одного из дозорных фрицев и скрутили отчаянно барахтавшегося пулеметчика, а потом началось! Видимо, кто-то из немцев не спал на посту, нес службу как подобает… Тревога, стрельба, вспышки осветительных ракет! Нейтральная полоса и взрывы мин, которыми начали забрасывать ничейную территорию всполошившиеся немцы. И, наконец, самое скверное: по нейтралке начали лупить и с русской стороны… Как группе вообще удалось уцелеть – это так и осталось загадкой, которую Прохоров, не мудрствуя лукаво, разрешил одной фразой: «Просто повезло нам, дорогие мои!» Правда, повезло не всем: Ахатову прострелили ногу, Ганевич получил осколочное ранение в грудь, а сам Миронов отделался еще одной легкой контузией.

Последнее, что запомнил Алексей, было чувство невероятного счастья и облегчения, которые он испытал в те мгновения, когда перевалился через бруствер нашего окопа и обессиленно упал на дно траншеи. В голове стучало по-детски радостное: «Жив! Все, мы дома! Дома, среди своих…» А потом наступила тьма – Миронов, хлебнув на радостях водки из чьей-то фляжки, привалился к стенке окопа и уснул. Уснул, и на лице его уже не отражалось ничего, кроме бесконечной, воистину мертвой усталости.

Глава 20. Апрель 1944 года. 2-й Белорусский фронт

Есть на войне такое понятие, как «бои местного значения», по сути, являющиеся одной из составных частей «большой войны».

Ставка во главе с Верховным Главнокомандующим разрабатывает стратегические операции, маршалы и генералы командуют фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Полковники, майоры и капитаны делают свое дело, выполняя приказы командования. Огромный механизм, работающий на Победу, действует, вращая громадными валами, шатунами и колесами. Но практически в любом механизме есть не только могучие колеса и главные детали – ни одна машина не сможет исправно работать без крохотных гаечек-винтиков и без смазки. Вот именно таким-то почти незаметным винтиком и является простой солдат, на плечи которого и ложится основная тяжесть войны. А кровь миллионов рядовых красноармейцев и младших командиров как раз и становится некоей смазкой для всего механизма, предназначенного для уничтожения врага и для достижения окончательной победы. И смазки невероятно прожорливый механизм войны требует много…

На «большой войне» закончилась зимняя кампания 1943-1944 годов. Красная армия провела масштабное наступление на Правобережной Украине, включавшее несколько фронтовых операций – Корсунь-Шевченковскую, Кировоградскую, Житомирско-Бердичевскую, Луцко-Ровненскую, Одесскую и другие.

За четыре месяца наступательных боев были разбиты группа армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна и группа армий «А» генерал-фельдмаршала Клейста. Советские войска освободили Правобережную Украину, западные области и вышли на государственную границу на юге.