Сталин: операция «Эрмитаж» - Юрий Жуков

Сотрудники Эрмитажа возражали, протестовали.

Тройницкий 24 апреля направил сразу две докладных записки новому директору П. И. Кларку. Профессиональный революционер, старый большевик Павел Иванович Кларк часто вспоминал об участии в революции 1905 года, когда его приговорили к смертной казни; о жизни за рубежом, в эмиграции, где он продолжал свою деятельность и был выслан как «нежелательный иностранец»; о гражданской войне в Сибири, где боролся с интервентами под псевдонимом «П. Грей» – о многом ином, но никак не о какой-либо причастности к музейной работе вплоть до его назначения в Эрмитаж.

«Уведомившись о распоряжении срочно передать в Госторг две с лишним тысячи картин, предназначенных к выделению для экспорта комиссией т. Исакова, считаю своим долгом… возражать против этого распоряжения, могущего иметь вредные для государства последствия по следующим причинам.

1. Работа по расслоению запасов Картинной галереи Гос. Эрмитажа происходила в условиях не только не гарантирующих интересы музея, но, напротив, обеспечивающих нарушение этих интересов в отношении переустройства всей экспозиции на новых основаниях…

3. Срочная передача такого огромного количества картин ленинградской конторе «Антиквариата» является нецелесообразной и потому, что там не имеется достаточного помещения для безопасного хранения всего этого колоссального материала и что в запасах конторы находятся и без того несколько сот картин, совершенно непроработанных и неоцененных. Следовательно, подлежащие передаче картины будут очень долгое время лежать в условиях худших, чем в Эрмитаже, и без всякой проработки, особенно ввиду отъезда за границу двух членов экспертно-оценочной комиссии.

4. Кроме того, означенные картины уйдут из Эрмитажа без соблюдения основных условий Эрмитажа: просмотра их внутренней комиссией Эрмитажа и составления оценочных актов.

Ввиду всего нижеизложенного считаю срочность передачи не только необоснованной, но и грозящей нанесением прямого ущерба интересам государства, о чем и считаю своим долгом довести до Вашего сведения.

С. Тройницкий 24.17.29»[99].

Вторая докладная касалась уже не картин, а произведений прикладного искусства, вверенных Тройницкому как заведующему отделением Эрмитажа:

«…Поскольку ни один из членов комиссии не только не может судить о необходимости того или другого предмета для нужд Эрмитажа, но и не обладает знаниями, необходимыми для квалификации подлежащих осмотру предметов и определения их во времени и пространстве, я являюсь, по существу, единственным экспертом в этом вопросе, и, следовательно, присутствие при работе от 2 – 5 членов комиссии, из которых один ведет под мою диктовку запись, является непроизводительной тратой рабочего времени…

Необходимость в срочности работ комиссии т. Исакова опровергается еще тем обстоятельством, что до настоящего времени Эрмитажем выделено антикварных ценностей на сумму свыше 2 миллионов рублей, а за четырнадцать месяцев, прошедших с начала выделения, реализовано органами Госторга на сумму, не достигающую и 400.000 рублей. Следовательно, для реализации на ближайшее время имеется товара на значительную сумму, считая только выделенный Эрмитажем материал.

Ввиду всего вышеизложенного позволяю себе утверждать, что работа комиссии т. Исакова, нарушая музейную работу Эрмитажа и не гарантируя соблюдения его интересов, не может иметь и реальных положительных результатов для дела экспорта антикварных ценностей»[100].

А за три недели до того, 1 апреля, схожий по смыслу рапорт направил Кларку и заведующий картинной галереей Эрмитажа, весьма уважаемый искусствовед Д. А. Шмидт. Правда, его протест порожден был не деятельностью комиссии Исакова, а более отдаленным по времени событием – «списком Гульбенкяна».

«Слава эрмитажной Картинной галереи, – писал Шмидт, – как общеизвестно, определяется наличием в ней огромного числа самых выдающихся произведений эпохи расцвета всех школ (за исключением немецкой). По части голландской школы Эрмитажная галерея безусловно стоит на первом месте среди всех художественных хранилищ мира благодаря большому числу картин первейших мастеров и количеству шедевров среди них. Касательно Рембрандта собрание, состоящее из 39-ти достоверных произведений великого мастера и дающее полную, исчерпывающую и всестороннюю картину всего его многогранного творчества, является в своем роде феноменом… Какие-либо изъятия отдельных картин разрушили бы имеющуюся только в Эрмитаже полную картину эволюции Рембрандта, обесценили бы в значительной мере остальное собрание голландских картин и нанесли бы вред значению Эрмитажа в целом, так и его Картинной галерее в частности…

Если, далее, обратить внимание на возможность реализации изъятых картин, то не следует увлекаться весьма крупными суммами, предлагаемыми в отдельных случаях американскими коллекционерами за картины Рембранда. Каждая такая сделка обусловлена индивидуально особыми условиями спроса, и курсирующие цифры в очень редких случаях поддаются контролю. При этом эти сделки по американскому обычаю заключаются всегда при помощи крупных антикваров, которые в случае появления на международном рынке эрмитажных «Рембрандтов», конечно, начнут игру на понижение. Это по законам рынка легко объяснимо, ибо емкость рынка для художественных произведений такого ранга и такой ценности, наконец, такого неслыханно знатного происхождения, как эрмитажные «Рембрандты», должна оказаться весьма ограниченной. Поэтому возможно утверждать, что реализация и ограниченного числа эрмитажных «Рембрандтов» заняла бы очень продолжительный промежуток времени…

Почти все изложенные выше соображения имеют силу и относительно произведений других величайших мастеров мирового искусства, представленных в Картинной галерее Эрмитажа более или менее полно, хотя и не так широко, как Рембрандт. Например, Рубенс, Ван Дейк, Мурильо, Тициан, Пуссен, Ватто, Терборх, Брауер…

Появление каждой картины одного из этих первейших мастеров мировой живописи за пределами СССР будет принято за сигнал распродажи эрмитажных сокровищ вообще. Помимо губительного влияния такого мнимого сигнала на все операции по реализации художественных ценностей, он послужит источником разных кривотолков о якобы изменении курса культурной политики советского правительства, которому до сих пор всем миром ставилось в заслугу сохранение Эрмитажа в целости и неприкосновенности»[101].

Все оказалось напрасным: ни одно из трех посланий специалистов не возымело действия. Не отреагировал Кларк, сделали вид, что так и не получили копий этих серьезнейших предупреждений уполномоченный Наркомпроса и Главнауки Позерн и его заместитель В. Лиэ.

Нет, никак не могли настойчивые, убедительные предупреждения об опасности столь непрофессиональных и бесцеремонных изъятий художественных ценностей повлиять на позицию Наркомпроса, тем более – Наркомторга. Ведь приближался очередной берлинский аукцион, а от успешной продажи на нем уже бывших экспонатов советских музеев напрямую зависела судьба всех тех, кто так опрометчиво пообещал стране 30 миллионов рублей в валюте.

Неменьшую роль играло и еще одно обстоятельство.

23 апреля в Москве открылась XVI партконференция, на которой предстояло подтвердить идею индустриализации, избрав один из двух вариантов пятилетнего плана. Сам план еще не был опубликован, причем вполне преднамеренно: чтобы не напугать своей грандиозностью, не породить даже сомнения в возможности его выполнения за пять лет.

Как и съезд четыре месяца назад, конференция началась с доклада А. Рыкова. На этот раз глава правительства практически не сказал ничего нового: лишь повторил уже многократно растиражированное прессой положение об увеличении выплавки чугуна в три раза, добычи угля; о заводах и комбинатах, которые необходимо возвести для того, чтобы «превратить нашу страну из аграрно-индустриальной в индустриально-аграрную»[102]. Подчеркнув, что лично он за оптимальный, то есть максимальный план, Рыков покончил с проблемой выбора и перешел к иным вопросам.

Он напомнил делегатам о тяжелом положении, сложившемся в сельском хозяйстве. Прогнозируемый сбор зерновых в текущем, 1929 году должен был дать 73, 3 миллиона тонн, в то время как в 1913 году удалось собрать 96, 6 миллиона. Объяснил Рыков и причину такого спада: посевные площади ныне значительно меньше, нежели до войны. Следовательно, к концу пятилетия необходимо их значительно увеличить, сделав ставку не на мелкие индивидуальные хозяйства, а на зерновые совхозы. Все это, вкупе с той техникой, которую даст выполнение плана, внедрение агротехники, широкое применение удобрений позволит поднять аграрный сектор.