Сталин: операция «Эрмитаж» - Юрий Жуков

Ту же тему два дня спустя продолжил в своем докладе М. И. Калинин. Член Политбюро, председатель Президиума ЦИК СССР остановился на том, что три четверти хлеба дают бедняцкие и середняцкие хозяйства, но их товарность (то есть производство не только для собственных потребностей и на семена, но и на продажу) упала за последнее время в три раза. Связано такое положение с измельчанием, усиливающейся раздробленностью хозяйств. Спасти их, заявил Калинин, может только укрупнение на кооперативных началах к концу все той же пятилетки. А потому сейчас необходимо значительно понизить налоги, взимаемые с середняков, помочь им хотя бы этим.

Об индустриализации, о сельском хозяйстве на конференции говорили многие. Но только В. В. Куйбышев в содокладе о пятилетнем плане сказал нечто новое – даже по сравнению с тем, о чем сам же сообщил на съезде. Он резко раскритиковал, решительно осудил тех экономистов, которые успели выразить сомнения в возможности осуществления плана, в реальность обеспечения нужных темпов.

Так впервые было произнесено слово – темпы, которое очень скоро станет главным, решающим и в работе миллионов людей, и в пропаганде.

Ну а то, что, собственно, и следовало обсуждать и обосновывать на конференции – выбор одного из двух вариантов пятилетнего плана, – незаметно утонуло в деталях: в разговорах о том, где именно следует возводить тот или иной завод, гидростанцию, металлургический комбинат, как надежнее и выгоднее связать их транспортными артериями.

Не вспомнил никто и о том, каковы же будут источники финансирования оптимального плана индустриализации, где взять необходимые для того 64, 6 миллиарда рублей? Правда, А. П. Серебровский – председатель правления треста «Союззолото» и член коллегии Наркомфина рассказал об огромных запасах золота и платины, о росте их добычи из года в год. Он внушал мысль, что расплачиваться за заводы и комбинаты, за оборудование и строительную технику, за многое иное можно будет продукцией его треста, которой хватит на все.

В самый последний день работы конференция хотя и осудила «правую» группу Бухарина, «правый уклон» в партии, но продемонстрировала то же самое, что и съезд: план «левых» будет претворяться в жизнь так, как предлагают «правые» – не затрагивая интересов крестьянства, разве что усилив налоговое давление, причем только на кулаков.

…Пять недель спустя, 4 июня, фирма «Рудольф Лепке» открыла в самом центре Берлина свой второй аукцион вещей из советских музеев. На этот раз ни накануне, ни в ходе торгов не возникало досадных инцидентов, так омрачивших ноябрьский аукцион. Еще в конце мая городской суд вынес поистине соломоново решение по делу некоего князя Дабиша, претендовавшего на некоторые предметы прошлой распродажи: раз спорные произведения искусства национализированы были в Советской России, то и определить законность такой акции должен только советский суд…

В первый день на продажу выставили 109 картин, главным образом из Эрмитажа. В зале собралось немало серьезных коллекционеров, антикваров-перекупщиков, просто любителей. Каждый из них мечтал стать обладателем того, что уже присмотрел для себя в каталоге – разумеется, в зависимости от толщины бумажника или величины счета в банке.

Гвоздем аукциона загодя стала картина Лоренцо Лотто «Портрет супругов». Приобрести ее захотели несколько собирателей из Франции, ради того и приехавших в Берлин. Однако стартовая цена – 310 тысяч марок – оказалась слишком высокой для всех, заставив снять лот и возвратить его «владельцу» – «Антиквариату».

Зато очень быстро ушли «Голова старика» Рембрандта – за 138 тысяч марок, «Портрет старика» кисти голландского живописца Иоса ван Клеве – за 100 тысяч. Однако остальные холсты продали по довольно низким ценам: «Портрет Фридриха Мудрого» Кранаха – всего за 28, 5 тысяч, «Святого Иеронима» Тициана – за 26 тысяч, а его же «Мадонну с младенцем» – за 25 тысяч. Примерно такой же – от 16 до 25 тысяч – оказалась и окончательная цена полотен Морони, Кантарини, Бордоне, Бассано, Робера, Каналетто, Берне.

Всего распродажа картин дала Советскому Союзу лишь 1, 255 миллиона марок, или примерно 500 тысяч золотых рублей. Мало того, два холста – упомянутый «Портрет супругов» Лотто и «Положение во гроб» Рубенса – пришлось везти назад в Ленинград, оплатив берлинской фирме за выставление их на аукционе.

Второй, и последний, день аукциона «Рудольф Лепке» оказался не столь успешным. Обычно быстро расходившиеся произведения прикладного искусства, мелкая пластика на этот раз почему-то не пользовались спросом. А ведь выставлялись довольно дешевые, но вместе с тем и привлекательные для настоящих любителей вещи, в основном в стиле рококо, из дворцов и особняков Петербурга и его пригородов.

Парные канделябры, настольные и каминные часы самых известных английских мастеров, изысканная мебель французских краснодеревщиков – столики, комоды, секретеры. Среди последних лишь один мгновенно нашел покупателя, причем почти за 40 тысяч марок – скорее всего потому, что принадлежал когда-то императору Павлу I.

В целом же большая берлинская распродажа не оправдала надежд внешторговцев, не только не принесла вожделенной прибыли, но и неожиданно обернулась сплошными убытками. «Антиквариат» оказался должником фирмы «Рудольф Лепке», ибо полученный от нее осенью минувшего года аванс перекрыть не удалось: отрицательное сальдо составило огромную сумму – 300 тысяч рублей. И это при обещанных государству 30 миллионах…

Более успешным стал проходивший в те же дни аукцион в Лондоне, организованный самой известной и самой респектабельной в мире фирмой «Кристис». В ее собственном здании на Сент-Джеймс-стрит выставили вещи из переставшего существовать дворца-музея Палей в Царском Селе – того самого, куда всего год назад мечтали попасть заезжие антиквары.

Ольга Валериановна Карнович, в первом браке Пистолькоре, во втором, морганатическом браке с великим князем Павлом Александровичем обрела титул княгини Палей, но лишилась родины. Николай II выслал супругов из страны, и им пришлось несколько лет прожить в своеобразном изгнании под Парижем. Там Палей и начала собирать впоследствии ставшую великолепной коллекцию произведений искусства. Когда же император позволил им с мужем вернуться в Россию, она не захотела заводить обычный дом. Затратив огромные средства, княгиня создала нечто совсем иное.

Руководствуясь лишь своим вкусом и пристрастиями, О. Палей целеустремленно продолжала собирать ставшую строго продуманной коллекцию. Единство и законченность господствовали во всем: в самом облике дворца, построенного в 1910 – 1914 годах по проекту архитектора Шмидта в стиле Луи XVI, в интерьерах, где все было продумано и подобрано в редком единстве – от обшивки стен до дверных ручек, ваз, картин и мебели. Каждый зал запечатлевал один из стилей давно ушедшей эпохи – от Луи XVI до ампира, в целом напоминая столь полюбившийся княгине Версаль.

И вот все это вывезено из дворца, переправлено в Лондон, внесено в каталог: очаровательные женские головки кисти и карандаша Буше, Натье, Грёза; три романтических пейзажа Робера; мужской портрет Пероно; натюрморт Шардена; миниатюры Гварди; городской пейзаж Белотто; портреты работы Лоуренса и Доу; мебель французских мастеров XVIII – начала XIX век; бронза, хрусталь, фарфор…

Собрание Палей работники «Антиквариата» дополнили на аукционе «Кристис» множеством вещей из других особняков Царского Села – Кочубея, Вавельберга, Остен-Сакена, Стенбок-Фермора, Куриса, Ридигер-Беляева, Мальцева, Серебряковой. Всем тем, что сотрудники Петроградского музейного отдела спасли в разгромленных, оскверненных солдатами Юденича зданиях.

Внешторговцы надеялись получить от лондонской распродажи значительные суммы, которые бы позволили компенсировать недобор в Берлине, – и вновь просчитались. Аукцион «Кристис» дал лишь 48 тысяч фунтов стерлингов (480 тысяч рублей) – опять же из-за того, что далеко не все удалось продать. Вернулись в Советский Союз 36 голубых китайских вазы XVI – XVII веков, восхитительное полотно Жана Батиста Шардена «Атрибуты искусства» и многое другое.

Для ленинградских музеев возвращение вещей из Берлина и Лондона означало праздник; для Наркомторга – страшное поражение.

Не качество, так количество

Катастрофическое положение с экспортом антиквариата, ставшее очевидным летом 1929 года, несомненный провал расчетов получить до 1 октября 30 миллионов заставили внешторговцев срочно изменить стиль и методы работы. Кроме того, требовалось найти союзников, лучше всего – из какой-либо сверхсолидной организации.

Помощь пришла из Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, имевшего, в соответствии с конституцией, всеобъемлющие права контроля за деятельностью всех остальных исполнительных органов страны. И контроль этот был весьма жестким – неподчинение его беспрекословным требованиям автоматически вело к исключению из партии членов ВКП(б), снятию с должности беспартийных и передаче дела в суд по представлению инспектора наркомата.