Самое естественное обезболивающее - Фил Бандильерос

Хотя, на взгляд Флёр, шрам был хоть и большой, но не уродовал внешности — он выглядел естественно. После долгой и мучительной ссоры с матерью, Флёр выиграла и Апполин была вынуждена смириться, бурча проклятия на головы террористов. Апполин незачем знать, что именно Гарри оставил его.

— Не совсем… — помялся Делвин.

— Что? — Флёр, уже приступив к дегустации чая, посмотрела на отца.

— Ты сама не своя в последнее время! Ты даже не интересовалась праздником! Флёр, милая, разве так можно? — Апполин посмотрела на Флёр, выражая заботу, но это не обмануло младшую Делакур — она понимала, что после того как рассказала матери, что ей понравился Гарри, Апполин в свою очередь понимала её. Но, даже понимая друг друга, люди всегда что–то пытаются друг другу говорить и в чём–то убеждать, что бы реализовать свои чувства, которым наплевать даже на здравый смысл.

— Мам. Хватит об этом.

— Да, да, как скажешь, — кивнула Апполин и принялась за завтрак. После небольшого чаепития, наконец закончившегося, Флёр встала из–за стола и, сказав родителям и сестре, что ей пора начать приводить себя в порядок, ушла, прихватив волшебную палочку и деньги.

Апполин и Делвин переглянулись, посмотрев друг другу в глаза. Первой нарушила молчание Апполин:

— Делвин, это уже ни в какие ворота не лезет. И что ты прикажешь делать!

— О, Апполин, всё, я уверен, разрешится.

— Нет, Делвин, она же даже не открыла подарки! Делвин, дорогой, по–моему, это уже слишком. Флёр слишком увлеклась этим мальчиком. И вообще, кто он?

— Это Гарри Поттер, крестник моего старого знакомого, аврора Блэка, — сообщил отец семейства, крутя серебряную чайную ложку в руках.

— Старого знакомого? Расскажи мне про него, — потребовала Апполин, и Делвин, как и всегда, тут же сдался без боя — спорить с женой было бесполезно.

— Мы познакомились, когда в Англии была гражданская война. Он был аврором, сейчас, насколько мне известно, нет. Он… весьма достойный человек. Из древнего рода, как и его крестник, — месье Делакур положил ложку в чашку, издавшую мелодичный звон.

— Значит, приличный человек?

— Именно.

— Не лги мне! — Апполин грозно взглянула на мужа. Солгать жене было слишком сложно, так что Делвину пришлось говорить правду:

— Ну, смотря с какой стороны посмотреть. Он тот ещё ловелас и балагур. Довольно… необычный мужчина.

— Ловелас? И этот Гарри живёт с ним?

— Да, но…

— Делвин, брось. Я же видела, как легко Гарри поцеловал Флёр, четырнадцатилетние дети так себя не ведут, — Апполин покачала головой.

— Уверен, Гарри приличный юноша! — вспылил Делвин, которого задел намёк на распущенность Поттера.

— Посмотрим, какой он приличный, — Апполин снова вернулась к теме дочери. — Но Флёр меня просто пугает. Она всё время его ждёт, совсем перестала обращать внимания на окружающее.

— Я полагаю, она обращала внимание, но для неё теперь есть вещи важнее, чем цвет свечек на торте или новое платье, — Делвин так же хорошо понимал дочь и не собирался уступать жене в маленьком споре.

— Но с этим надо что–то делать, дорогой. Гарри — он на вид волне ничего… только возраст, но это мелочь, право слово, — женщина встала из–за стола и прошлась взад–вперёд по обеденному залу, меряя паркет своими звонкими каблучками.

Делвин встал из–за стола, но в отличие от жены задвинул стул и, глядя на её хождения, с улыбкой сказал:

— Апполин, по–моему, мы зря волнуемся. Флёр уже взрослая девочка и может сама выйти из сложившейся ситуации.

— Под выйти «из сложившейся ситуации» ты имеешь в виду «замуж»? — Апполин остановилась. Тема была, что называется, «горячей». Никто не хотел её затрагивать, но все всё понимали.

— Нет, пока нет. Просто они совершенно не знают друг друга, так что нам придется, молча отойти и смотреть за развитием событий.

Это не нравилось Апполин, но её муж был прав, так что она, согласно кивнув, покинула зал. Не только именинница должна выглядеть прекрасно.

Лишь сидевшая в углу Габриель, которая невольно слышала разговор, ничего не понимала. Зачем маме и папе всё усложнять? Зачем спорить о любви, ведь она просто есть. Взрослые просто не понимают, насколько это важно.

Неделю спустя.

Хогвартс–экспресс, попыхивая паром, стоял у платформы девять и три четверти. Конечно же, целые толпы школьников стали за четыре года уже привычным видом, но всё равно — все курсы и факультеты смешавшись, вместе с сопровождающими, вещами, клетками с совами и прочей живностью… да и первокурсники — то ещё зрелище. При взгляде на пополнение девяносто четвёртого года так и хочется спросить — «неужели мы тоже были такими?». И если в прошлом году мы едва были старше этих новичков, то почему–то именно в этом году, на четвёртом курсе разница заметна более всего. Дети, просто дети, которые смотрят во все глаза на паровоз, платформу, других учеников… Сириус, мрачно вздохнув, сказал:

— Нда… а тут ничего не меняется.

— Совсем как в нашей молодости, да? Помнишь, такими же были? — спросил Ремус, с улыбкой глядя на несколько первокурсников, что что–то горячо обсуждали.

— Помню, помню… ладно, кажется, скоро должна прибыть твоя подружка? — спросил у меня Сириус.

— Эй, полегче! Всё–таки мы не встречаемся.

— Ага, только… кхе–кхе, — Сириус осёкся после тычка локтем в бок от Лунатика.

— Да, да. Итак, стоим, ждём, — сказал с улыбкой Ремус.

Так мы простояли ещё несколько минут, за которые Бродяга усиленно делал вид, что его интересуют только вагоны Хогвартс–экспресса.

А вот я тут был как на витрине — все смотрят, но никто не остановится, никто не поздоровается. Наверное, чрезвычайно хорошей идеей со стороны Дамблдора было отменить школьную форму, за исключением мантии и факультетского значка. Именно благодаря этому мудрому решению и воле крёстного выглядел я… специфически, по меркам магов, конечно же. А если быть точным — сегодня я упросил Бродягу дать его имидж, который ему подобрал стилист, после Азкабана и до того интересного приключения с Грейнджер–старшей. Эдакий симбиоз городской одежды и одежды североамериканских индейцев. Довольно неплохой симбиоз, учитывая, что потом мне все кожаные детали одежды, то есть всю верхнюю, перешили в косом переулке, но из кожи нескольких волшебных существ. Ботинки из драконьей кожи и так пользуются популярностью, а вот свободная куртка из мягкой драконьей шкуры плюс штаны — джинсы по английской моде потёртые и по индейской — расшитые узорами на карманах…

Довольно оригинально и органично. Вот это и увидели все пришедшие на платформу, взглянув на мальчика–который–выжил. Ну и плюс то, что я избавился от очков, нормально уложил волосы, а не как раньше — «клерк». Хотя в планах у меня определённо не было соблазнять хогвартских девушек, всё равно от их колких взглядов в мою сторону было никуда не деться. А некоторые награждали подобными взглядами и Сириуса, но, то семикурсницы — дамы совершеннолетние и они вполне могут рассчитывать на что–то, учитывая, что Сириус, так же, иногда замечал их, улыбаясь некоторым девушкам.

— Знаешь, Гарри, всё–таки надо иногда выбираться сюда, тебя, охламона, провожать, — задумчиво сказал Сириус, глядя на одну семикурсницу. С равенкло, кажется…

— Да, тебе бы только провожать. Впрочем, всё равно лучше встречай, эти сейчас уезжают, и точно не с тобой, — сказал я ехидно.

— Вот же, блин, сумеешь подбодрить! — изобразил обиду Сириус, ухмыльнувшись.

— Так, хватит тут о женщинах, кажется она… — сказал Ремус. За его спиной, со стороны платформы шла Гермиона. Как всегда, целеустремлённая, немного растрёпанная и в строгой одежде, что выглядело немного комично, учитывая, что причёска её хоть и была уложена, но всё–таки растрёпана.

Гермиона, заметив, что мы втроём на неё смотрим, немного порозовела, но потом уверенным шагом подошла, поздоровавшись с Сириусом и Ремусом:

— Здравствуйте, Бродяга, Лунатик… — Гермиона после нескольких посещений нашего скромного мародёр–менора с трудом, но стала звать нас всех по прозвищам. Это была маленькая победа над её детскими недостатками в виде безграничной веры и уважения к старшим.

— О, и вам, Трикс, приветики! — от души улыбнулся Сириус.

Пожалуй, мне стоит для начала объяснить поведение крёстного.

Дело было пару дней назад — Гермиона зашла к нам, исключительно, чтобы посидеть в библиотеке Блэков…

Да, Сириус тогда решил, что негоже даме быть белой вороной в мужском коллективе и полез к Гермионе с книгами и бумагами — захотел вычислить её анимагическую форму, дабы поупражняться в остроумии, придумывая прозвище.

Ремус так же присоединился, но уверил Гермиону, что исключительно ради того что бы вспомнить, как это делается… Хоть никто ему не поверил, уж очень хитёр был, но Гермиона смиренно смолчала. А потом и для меня и для неё начался ад кромешный. Ну, для меня — точно, ибо замерять всякие параметры организма, внося их в формулы и проводить расчёты… то ещё удовольствие. Гермиона даже не сопротивлялась, только бросала на меня недовольные взгляды, когда крёстный надоедал ей. А Ремус тем временем заносил цифры на бумагу. Через несколько минут всё закончилось и мы сели за расчёты, сверяясь с книгами Сириуса. После получаса напряжённой умственной работы, всё–таки вычислили требуемое. Да, вычислили, что Гермиона… кто бы сомневался, сова. Причём стрикс, (Неясыть) но поскольку так слишком банально, то первую букву убрали. Стала она у Бродяги и Лунатика именоваться Трикс. Странно, не правда ли? Но я вообще молчал, учитывая, что моя анимагическая форма далека от папиного оленя.