Живущие дважды - Анатолий Голубев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открыв портативную машинку, я набросал несколько страниц посредственного текста. С раздражением бросив работу, посмотрел на часы. Они показывали половину двенадцатого. Выглянув в окно, заметил мадемуазель Адриатик. Она стояла на своём углу, внимательно рассматривая все окна отеля. Тут я вспомнил о нашей встрече и, движимый больше раздражением от неудачной работы, чем любопытством, спустился вниз. Когда я вышел из парадного, мадемуазель Адриатик стояла с парнем и что-то горячо ему доказывала. Увидев меня, она бросила собеседника и кинулась навстречу через дорогу, не обращая внимания на проносящиеся автомобили.
— Вы ещё не закончили работу? — спросил я. Но вопрос мой был нелеп. Мадемуазель Адриатик стояла передо мной в другом наряде — не осталось и следов вызывающего секса, которым она поражала всего два часа назад. На ней было надето скромное чёрное платьице с белым стоящим воротничком. Только красивые ноги были так же оголены.
— Идёмте, — вместо ответа сказала она. — Я познакомлю вас с одним парнем.
Она показала рукой на свой угол. Парень стоял, сунув руки в карманы и покачиваясь из стороны в сторону.
— Это ваш постоянный клиент? — спросил я, пока мы переходили улицу.
— Ну что вы, месье! — обиженно произнесла она. — Это мой…
Она замялась.
— В общем, мы с ним живём вместе. Скоро поженимся. Познакомьтесь. Это Пьер, а это… — она запнулась и потом громко расхохоталась. — Да я ведь даже не знаю вашего имени!
— Меня зовут Хьюдж. Английский спортивный журналист…
Я протянул парню руку, которую тот крепко пожал сухой костистой ладонью.
— Сейчас мы пойдём в наш бар, — за всех решила моя странная знакомая.
— Но я, кстати, не знаю, как зовут и вас, мадемуазель Адриатик?
— Мадемуазель Адриатик? — переспросила она.
— Да, так я прозвал вас… — и показал рукой на неоновую ленту названия отеля.
Она весело рассмеялась.
— Мерси, месье. Это очень мило с вашей стороны. Но меня зовут ещё и Марта.
Мы прошли полквартала и сели в маленький, дешёвый «ситроен», словно отштампованный из жести консервных банок. Через пять минут Пьер остановил машину на тихой улочке напротив велодрома. Выбор бара меня заинтриговал, но я не подал вида.
В баре хозяин приветствовал Марту как старую и добрую знакомую.
— Это наш с Пьером бар. И не только потому, что мы сюда часто ходим, — прошептала она, когда мы сели за столик. — Сколотим деньжат и обязательно купим этот бар. Старый Ришар обещал подождать. Хотя, кроме нас, кто купит у него такую дыру!
— Почему вы решили купить именно этот бар? — спросил я.
— Как почему? — переспросила Марта. — Ведь рядом велодром! Ах да, простите, месье, я же ещё вам ничего не рассказала!
Она кивнула на Пьера, который сидел молча и явно не одобрял затею. Он казался не очень общительным человеком, этот Пьер.
— Всё так просто, — мило улыбнулась Марта, как улыбаются старшие, прощая детям их непонятливость. — Пьер собирается стать профессиональным гонщиком, знаменитым профессиональным гонщиком. Мы бы уже могли, забравшись в кое-какие долги, купить бар, но нам нужны деньги на тренировочный сбор. Весной мы поедем в Швейцарию на полтора месяца. И к осени у нас будет профессиональная лицензия. Я уверена…
Пьер поднялся и пошёл к стойке бара. Воспользовавшись его отсутствием, я спросил Марту:
— Так вы стоите там на углу, чтобы скопить деньги для его тренировок?..
— Да, да, — охотно согласилась она, — бар подождёт. Пьер ужасно талантлив. Ему не хватает только опыта. И немножко уверенности в себе. Я и позвала вас, чтобы вы рассказали ему, как становятся знаменитыми гонщиками. Вы же знаете, как это делается, месье?
— Знаю, — глядя на её пылающее лицо, сказал я. — И боюсь, после моего рассказа у него вообще пропадёт желание становиться профессиональным гонщиком…
Она испуганно взглянула на меня.
— Вы шутите, месье? — она упрямо не называла меня по имени.
Пьер вернулся к столу вместе с хозяином, нёсшим большую бутыль дешёвого вина и три глиняных стакана.
— Знакомьтесь, — уважительно сказал Пьер. — Это старина Ришар, кормилец всех, кто сегодня ещё не зарабатывает на хлеб своими колёсами.
Старик смутился.
— Он говорит ерунду. Ну, раз-другой выручал парней! Они ведь как сумасшедшие тренируются здесь с утра до вечера. А деньжат у них ещё меньше, чем свободного времени…
Он поставил на стол бутыль, налил вино в стаканы и отошёл к другому столику.
Пьер выпил залпом. И принялся рассматривать меня, будто оценивая, стоит ли со мной вообще разговаривать о деле.
В бар шумно ввалилась компания молодых людей, и Марта бросилась им навстречу. Мы остались за столиком вдвоём. Я наклонился к Пьеру и сказал:
— А как ты относишься к вечерним занятиям Марты?
Он вздрогнул. И затих. Словно пытаясь определить степень недоброжелательности в моём вопросе.
— Если застал в море шторм, не думаешь о чистоте парусов, — сказал он зло. Чувствовалось, что фраза эта была услышана им где-то давным-давно, и каждый раз, когда он думал о профессии Марты, прикрывался афоризмом, как щитом. И всё-таки мне почудилось, что щит этот даже ему не кажется достаточно надёжным.
— Нет, серьёзно? — переспросил я и, чтобы дать ему возможность подумать перед ответом, сделал большой глоток вина,
— Серьёзно так серьёзно… Она очень хорошая, Марта… А остальное меня просто не волнует… — Последние слова он произнёс ещё более фальшиво, чем заученный афоризм. — Впрочем, какое это имеет значение в наше время? Оглянитесь вокруг! Разве другие занимаются более честным делом? А мы, сидящие в сёдлах? Если забрался в седло, надо выступать, а начал выступать — надо стремиться урвать свой кусок…
К столу вернулась Марта, встревоженная громким голосом моего собеседника. Подобно наседке, она запорхала вокруг Пьера, успокаивая его.
— Опять начал ругать клубных дельцов?! У него такой винтик. Сколько раз я ему говорила — пусть платят деньги к делают что хотят. Какое наше дело? Я верно говорю?
Она уставилась на меня своими большими серыми глазами, ища поддержки.
Я покачал головой.
Она, испугавшись моего несогласия, даже не дала мне сказать и слова.
— Ну да ладно. Поговорим о другом…
— Да, о другом, — подхватил Пьер. — Марта одержима идеей паблисити. Она считает, что в этом основа любой удачи. И сводит меня с каждым попадающимся журналистом. И обо мне пишут. Но что толку? От громких слов я не становлюсь сильнее в больших гонках. А дорога к хорошим контрактам поливается потом. Его не заменишь подслащённой водичкой журналистских писаний. Простите меня за прямоту, к вам упрёк пока не относится.
Чтобы смягчить резкость его слов, Марта вновь вступила в разговор:
— А вы видели новый фильм о гонщиках? Там герой то ли Анкетиль, то ли Пулидор! Я его тоже не видела. Но мне рассказывали о нём. Думаю, это самый интересный фильм…
Мы с Пьером рассмеялись её убеждённости.
— Беда, — сказал Пьер, — что Марта слишком идеализирует мир на колёсах…
— Я его просто люблю, — поправила Марта.
— Как любят то, что плохо знают. А я, — Пьер для достоверности ударил себя кулаком в грудь, — настроен скептически и давно уже не питаю розовых иллюзий. Просто знаю цену жизни. Между прочим, это касается и вашего вопроса, — он многозначительно посмотрел на Марту. — Известно, чтобы привлечь к себе внимание, надо совершить большую глупость или подлость. А этого так не хочется делать! Ведь солгать легко — трудно солгать только один раз…
— Вы знаете, Пьер, — перебил я, — мне кажется из вас будет отличный гонщик…
— Вы так думаете?! — радостно вскрикнула Марта, словно ей сделали самый дорогой подарок.
— Подожди, — Пьер отстранил её рукой. — Вы не видели меня а седле, поэтому не можете судить справедливо. Если хотите утешить, в этом нет необходимости. Своеобразие нашей профессии в том, что любой средний гонщик уверен, что он выше любого среднего гонщика. Пьер Легранж не питает иллюзий, но и не уповает на случай. Он своё возьмёт…
— Пьер, — Марта посмотрела на него обожающим взглядом, — откуда ты всё это знаешь?
— Слушаю, что говорят то там, то здесь. И слишком ленив, чтобы забывать услышанное. Вы не думайте, что я пьян, — обратился он ко мне. — Этот сок на меня не действует. Я говорю, что думаю. И признаюсь вам — Марта подтвердит, — что говорю это редко. Хотя у меня вот здесь… — он ударил стаканом с вином по левой стороне груди. — Я очень, очень, — он повторил это слово, как бы пробуя его на вкус, — хорошо знаю, на что иду!
Он привлёк Марту к себе. И она послушно прижалась к нему и затихла, став похожей на школьницу, обиженную подругами.
— Вы спрашивали о Марте… А гонщик-профессионал лучше? Работает как собака, ест как лошадь, думает как лисица, боится всего как заяц и не забывает дважды в год показываться ветеринарному врачу…