Бастард 2 (СИ) - Шавкунов Александр Георгиевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что же здесь случилось?
— Ты о чём? — Спросил Орландо, стараясь перевести разговор о сыне в другое русло.
— Да ты посмотри сколько костей! Какие руины! Кто их убил и разрушил вот всё это?!
— Война. — Философски ответил Винченцо. — Большая война, пришли враги, порубили жителей, кого-то в рабство увели, а город сровняли с землёй.
Крас ткнул пальцем в огрызок стены, торчащий из песка, гранитные блоки частично расколоты и оплавлены, как восковые бруски.
— Какое войско способно на такое? Зачем было убивать столько людей? У нас под ногами население большого города и каждому отсекли голову!
— Не думай об этом. — Сказал Орландо, остро глянул на ученика. — Не забивай голову.
— Но…
— Они мертвы так давно, что мы вообразить не можем. Нет смысла беспокоиться. Живи и оставь мертвецов в покое. Понял?
— Да…
***Путники подобрались к огромной арке в форме двух статуй смыкающих руки, ведущей из города. Головы и части корпуса отколоты и лежат в песке под ногами. Крас облегчённо выдохнул, когда повозка прошла под ней и ничего не случилось. Кони пошли бодрее, а Орландо перевёл взгляд на подножие горы. В задумчивости провёл пальцами по рукояти меча. Барханы стараются перекрыть обзор, но постепенно истаивают, переходя в сухую, потрескавшуюся землю. Появляются колючие кусты и остатки древней дороги.
— Скоро доберёмся до подножия. — С надеждой сказал Винченцо.
— Да, — ответил Орландо, — через пару дней.
Глава 46
По мере приближения к горе песок отступает, цепляясь за клочки исщерпленной земли. Всюду поваленные и высохшие деревья, приходится объезжать, делая раздражающие петли. У самого подножья гора кажется гранитной спицей, белой вершиной протыкающей голубое небо. Горячий ветер обдувает сбоку, старается сдвинуть с пути. Говорить совершенно не хочется, путники согбенны и закрывают лица тканью, оставив узкие прорези для глаз. Крас сидит в повозке и методично отрабатывает движения кистью, сжав кинжал. Старается повторить трюки, показанные Орландо на привале. На козлах расположился Винченцо, а его конь, радуясь отсутствию седока, гарцует следом за повозкой, привязанные к ней длинным поводом.
Орландо вслушивается в шум ветра среди сухих стволов и мёртвых ветвей, к шелесту песка по земле. Под копытами звякают покатые шарики, похожие на стекло. Растрескиваются с тонким звуком, похожим на удар по толстому льду. В какой-то момент выехали на древнюю дорогу, ведущую в лес на склоне.
— Жара спала… — Сказал Винченцо, стянув платок на горло.
— А день становится всё лучше. — Отозвался Орландо. — Надеюсь, его ничего не испортит.
— Не каркай. — Сказал Крас, вглядываясь в пространство меж деревьев.
Среди блёклой поросли кустарника и ползучих растений угадываются гранитные монолиты и статуи отёсанные временем. В кронах перекрикиваются птицы и это похоже скорее на обсуждение плана, чем привычный птичий трёп. Винченцо напрягся, вспомнив разбойников далёкой родины, любивших подражать животным для оповещения своих. Орландо расслабил плечи, чуть сгорбился и подобрал левую ногу. Ножны сдвинулись на поясе, подставив рукоять под правую ладонь. В случае чего парень спорхнёт с седла и взорвётся вихрем стали. Настолько быстрым, как и скоротечным. Болезнь никуда не делась, затаилась, выжидая ошибки и перенапряжения. Красные шарики лекарства слишком опасны, чтобы принимать понапрасну.
Крас прислушивается к говору птиц, двигает головой, не прекращая финты трофейным кинжалом. На губах играет глуповатая улыбка.
— Что, знакомый щебет? — Спросил Винченцо полуобернувшись.
— Нет, — ответил мальчик, — просто давно не слышал птиц, ну, знаешь обычных серых птах, а не цветастых горланов, копирующих твой голос. Это почти похоже на родные Леса. Эх…
— Скучаешь по отчизне? — Спросил Орландо, поравнявшись с повозкой.
— Есть такое. — Сказал Крас кивая. — А ты?
Орландо пожал плечами.
— Не знаю, мы слишком часто бродяжничали, чтобы я считал хоть что-то своим домом… хотя, была лачуга у моря. — Взгляд мечника затуманился, а уголки губ дрогнули, приподнявшись на толщину волоса. — Да, ты прав, я тоже скучаю по… родине. Хотя, скорее по месту и времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Все мы по чему-то тоскуем. — Философски заметил Винченцо, снял с пояса флягу, и сделал глоток. — С каждым днём всё сильнее. Например, по хорошему вину и хорошо прожаренных свиных рёбрышках, да с острой подливкой! М-м-м… вкуснота. Вот почему магометане не едят хрюшек? Они же восхитительны на вкус!
Орлан пожал плечами, а Крас выпрямился и продекламировал:
— Свинья грязное животное, жрёт всё, что и человек! А значит, мясо неотличимо от человечины. Говорят в старину этим пользовались и продавали людское мясо под видом поросятины.
— Ого, откуда знаешь? — Спросил Орландо, вскинув бровь.
— Хазред рассказывал, он много чего знает. А ещё говорил, что от свинины кровь портится и человек жиреет, а само мясо быстро тухнет и люди им часто травились. Но обывателю не объяснишь, он то видит, что кус — вот он, жирный и сочный, только поджарь! Вот умные люди и придумали говорить, что Аллах запрещает. Бога люди слушают куда охотней, к тому же им приятно чувствовать превосходство над ослушивающимися Аллаха.
— Вот оно значит как… — Задумчиво сказал Винченцо, скребя щетину на подбородке.
Орландо невольно повторил, с удивлением отметив, что щетина из острого ёжика давно переросла в бородку, плотно охватившую челюсть и соединяющуюся у ушей с волосами. В пустыне было как-то не до бритья, да и срезать волосы кинжалом из дамасской стали так себе идея. Одно неверное движение и глотка вспорота до кости.
— А ещё так делали египтяне! — С важным видом добавил Крас, упёр левый кулак в бок, продолжая правой вертеть кинжал.
— Не жрали свинину?
— Нет, хитрили с запретами! Их главная река, Нил, кишмя кишела крокодилами, которые жрали людей, как ты поросей. Последним, это, конечно, не нравилось, вот они и повадились охотиться на крокодилов.
— Постой, — сказал Винченцо, поднимая руку, — что вообще такое крокодил?
— А я почём знаю? Хазред говорил, что это вроде водяного дракона, только не летает.
— Ого, а эти египтяне, похоже, были лютыми воинами!
— Вот именно что были… сейчас те земли под халифатом, а от самих египтян одно название. Так вот, на чём я остановился? Ах да, крокодилы! В общем, эти водяные драконы жрали ещё и падаль, без них река быстро заболотилась бы. А заболоченная река — мёртвая река. Без неё и земледелия по одному месту и стоячая вода рассадник хвори! Вот жрецы и объявили крокодила священным животным, убивать которого харам!
— Что?
— Запрет такой, религиозный.
— А… ты гляди какой умный! — Поразился Винченцо. — В монахи метишь?
Малец скривился и, растеряв пыл, вернулся к отработке трюков, которые на самом деле оттачивают координацию и чувство оружия. Лес сгущается, ползучие растения покрывают стволы и душат деревья, свисают над дорогой зелёными космами. Воздух становится влажнее и тяжелее, переполненный прелыми запахами. Кони тревожно фыркают, выгибают шеи, косясь на людей. Будто спрашивая: а нам точно сюда?
За деревья на булыжниках белеют черепа животных, от малых бараньих до массивных с длинными челюстями, полными клыков. Часто видны человеческие, но после целых гор в руинах, они не впечатляют и тем более не пугают. Дорога петляет меж стволом, забирается на каменные мосты, проложенные над речками, по большей части пересохшими. В уцелевших вода мутная и отдаёт серой с тухлыми яйцами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Похоже, приехали. — Сказал Орландо, указывая на расступающийся впереди лес.
Деревья расходятся, открывая поляну с кирпичным домом, часть крыши обвалилась, а окна зияют тёмными провалами. Однако вокруг чисто, как бывает только после тщательной уборки. Жилище ограждает деревянный частокол, украшенный черепами, по большей части человеческими. Крас побледнел, начертал кинжалом в воздухе размашистый символ.