Луис Альберто - Бальтазар Хосе Антонио

Грядущий день пугал её, и, оказавшись в сверкавшей кафелем, залитой солнцем ванной комнате, она уткнулась лицом в висевшие гроздьями душистые махровые полотенца и зарыдала. Ведь она ничего не умела делать! Она вспомнила, как накануне маленькая Ширли ловко управлялась на кухне, как уверенно работала Парвати, как всё спорилось в их руках. Да, дома, в Мексике, она не сидела без дела, всегда была чем-то занята, но никогда не зарабатывала на кусок хлеба! Что же ей предстоит теперь? Кому она будет нужна?! И что она скажет людям: «Возьмите меня, платите деньги, а я ничего не умею!»

В эту минуту кто-то крепко взял её за плечо. Она обернулась: перед ней стояла Парвати:

– О чём вы, милая? Не надо, не плачьте… Я понимаю, вы оторваны от семьи, Тангам мне рассказала… Несчастье с мужем…

– Да, несчастья посыпались на меня, – ещё горше зарыдала Марианна, – муж погиб, я осталась без средств, к существованию, детям только сумела сообщить, что я жива, и на эту телеграмму ушли все мои деньги, те несколько монет, что случайно оказались в моём кармане… Я в отчаянии…

– А вот это никуда не годится, – тихонько продолжала утешать Марианну старая няня. – Отчаиваться не надо никогда! А уж вам сейчас и вовсе не надо: мы с Тангам уже поговорили и сумеем вам помочь.

– Но я такая… такая… я ничего не умею делать! – всхлипывала Марианна. Присутствие Парвати, её тихий низкий голос, уверенность, что «отчаиваться не надо никогда», передались Марианне, и она улыбнулась. – Спасибо вам, Парвати, – прошептала Марианна благодарно, – да, мне грех жаловаться, раз Бог послал мне Тангам и вас!…

А в это время Джавахарлал, зайдя в спальню Тангам, понижая голос и оглядываясь, говорил матери:

– Вот вы приблизили к себе эту незнакомую женщину, мама. А вы уверены, что она не обманет, не украдёт, не натянет вам нос?

– Как? Каким образом? Что ты мелешь, Джав? – всплеснула руками Тангам. – Ты разрываешь моё сердце!

– Я только хочу предупредить, что эта милая дама может начать флиртовать с отцом. И, поверьте мне, мама, вам будет о-оч-чень неприятно, если вы застанете их вдвоём! Нет, если вы хотите, я, конечно, провожу её куда угодно, и чем дальше, тем лучше! Я к вашим услугам, мама. Я буду в аптеке.

В стотысячный раз, послав проклятия подлым ничтожествам, подонкам, изранившим нежную, чистую душу её сына, Тангам вышла в столовую, где уже находилась Марианна и где Парвати накрывала стол к завтраку.

Поздоровавшись, Тангам сказала:

– Если сын не выздоровеет, я умру. Последнюю мою надежду на его выздоровление возлагаю не на маститых и титулованных эскулапов, а на гипнотизёров и народных целителей. Состояние его ужасно, и наша аптека… этот постоянный доступ к наркотическим средствам…

Завтрак прошёл быстро и невесело. Марианне казалось, что её присутствие должно уже утомлять хозяев. Но Тангам её остановила:

– Марианна, кажется, Фортуна повернулась к нам лицом – есть прекрасное место для вас. Я уже договорилась, нас ждут.

– Неужели? Тангам… Вы договорились, но с кем? Когда?

– Полчаса тому назад. Мой брат Поль содержит неплохой ресторан и готов взять вас метрдотелем. Вы будете иметь жалованье – об этом вы договоритесь лично – и чаевые. Не вспыхивайте и не сопротивляйтесь, – улыбнулась Тангам, видя, что при слове «чаевые» Марианна заволновалась, и её лицо покрылось красными пятнами. – Ничего оскорбительного в этом нет. Вы работаете, обслуживаете клиентов, и вам дают чаевые, то есть платят, благодарят. Когда вы давали чаевые, вы ведь не думали оскорблять ими кого-то?

– Но смогу ли я выполнять эту работу, ведь на официанта надо учиться, а на метрдотеля тем более?

– Пойдёмте, – прервала гостью Тангам. – Нас ждут. Когда я сегодня утром позвонила Полю и рассказала о вас, он воскликнул: «На ловца и зверь бежит!» Вы понимаете, почему он так сказал? Да потому, что он как раз подыскивал благородного вида мадам – сеньору или леди, которая могла бы приветливо, на хорошем английском языке встречать гостей.

– Но почему именно на английском? – робко спросила Марианна. – Ведь мы в Индии?

– Сейчас всё узнаете, дорогая. Поспешим, я обещала Полю, что мы будем ровно в десять.

Всю дорогу до ресторана Марианна молчала. Она была испугана, подавлена. До сих пор в ресторанах она только вкусно ела, пила и танцевала. Людей, которые подавали, приносили, уносили, пели и играли на эстраде, принимали и подавали одежду в гардеробе, она раньше просто не замечала и теперь старалась вспомнить, что они делали, как себя вели, в чём были одеты? Мысль об одежде заставила её ещё больше заволноваться: у неё же нет абсолютно никакой одежды, только то, что на ней, мятое, пропыленное… Ещё издали Марианна увидела яркую вывеску «Ресторан Британский Лев – английская кухня». В дверях стояли Поль и его жена. Оба приветливо улыбались, Поль даже побежал навстречу сестре, крепко обнял её, расцеловал и любезно поздоровался с Марианной. Красивая жена в светло-коричневом сари с тонким золотистым орнаментом, с большими красивыми золотыми серьгами и маленьким бриллиантовым клипсом в ноздре, была сдержанней, но белозубая улыбка ясно говорила о том, что она тоже очень рада гостям. Действительно, Марианне здесь предлагали работу, которую она могла прекрасно выполнять. Она была именно тем человеком, какого хозяева ресторана искали и не могли найти. Им нужна была привлекательная дама, леди – не юная особа, которую фривольные посетители могли зазывать к столу, и приглашать в машину, а солидная леди, которая встречала бы посетителей при входе в зал, предлагала стол и следила бы за тем, чтобы всё в этом благопристойном английском ресторане было строго и элегантно, чтобы официанты были услужливы и расторопны, а музыка – не слишком громкой.

– И главное, – говорил Поль, – это хороший английский язык, ведь мы, индусы, плохо говорим по-английски, и, к примеру, я полжизни учился в Англии, а произношение у меня осталось ужасное, над нашим произношением англичане смеются.

Разговор опять коснулся чаевых. И все трое, видя смущение Марианны, стали в один голос уговаривать её забыть, что это чаевые, и принимать деньги просто и изящно, не обременяя себя излишними размышлениями.

– Вам ведь нужны деньги, и вы должны здесь заработать, как можно больше.

Преодолевая смущение, Марианна заговорила о костюме, не вдаваясь в подробности, она призналась, что с гардеробом у неё произошло несчастье, всё пропало, и она не знает, в чём будет встречать гостей «Британского Льва».

– О, даже если бы весь ваш гардероб был на месте – уверил Марианну Поль, – мы всё равно предложили бы вам нашу форменную одежду. Это лёгкий светло-серый или светло-синий костюм английского покроя, лёгкая белая блузка и открытые туфельки. Нет, мы не собираемся насаждать викторианскую модель, фальшь и лицемерие её морали, но скромность, в лучшем смысле этого слова, – условие, которое мы будем строго в нашем заведении соблюдать. В нашем городе есть слишком много мест, где клиенты могут вести себя как им заблагорассудится, фривольно и разнузданно, мы хотим, чтобы наш ресторан был дорогим и чтобы его посещали только представители имущих классов.

Договорились, что Марианна приступит к работе, как только ей подберут или сошьют рабочий костюм – тот самый строгий английский. Жалованье будет она получать, не считая чаевых, два раза в месяц, по пятьсот долларов – не мало, ли? Нет, нет, больше чем достаточно, ведь господин Поль и госпожа Дориана ещё не знают, как будет работать новый метрдотель…

Супруга Поля больше всего на свете боялась и ненавидела самоуверенных, громкоговорящих женщин. Она знала женолюбивый характер своего мужа и опасалась за своё семейное благополучие. Разбитные, бойкие женщины, как ей казалось, готовы броситься на любого мужчину, тем более на такого славного и красивого, как Поль.

«Нет, – думала Дориана, глядя на свою новую служащую, – эта не заставит меня раскаиваться в том, что я приняла её в свой дом».

Мы не упомянули о том, что жить Марианна должна была в доме Поля, красивом большом доме, расположенном на той же улице, как раз напротив «Британского Льва». Из окон квартиры можно было видеть пышный, с колоннами и большими фонарями, вход в ресторан. С двенадцати часов дня у его стеклянных дверей появлялись швейцары – два высоченных, импозантных индуса в белых фраках и цилиндрах, что придавало всему фасаду удивительно яркий и оригинальный вид. Швейцары зорко следили за тем, чтобы внутрь не прорвались нежелательные посетители, и, как со смехом рассказывал Поль, довольно бесцеремонно расправлялись с публикой непрезентабельной, не внушающей доверия. Хозяева очень гордились тем, что их швейцары – бывшие олимпийские чемпионы, один – по гонкам на каноэ, другой – по спортивной ходьбе. Об одном только не упомянули Поль и его супруга – о том, что в кабинете Поля, в библиотеке и в комнате Дорианы установлены телевизоры, которые почти круглосуточно показывают внутренние помещения ресторана – центральный зал, небольшой, так называемый банкетный зал, отдельные комнаты, кухню, помещения складов и комнаты отдыха для официантов и метрдотеля. Скорей всего, это было сделано не намеренно, просто об этом не зашёл разговор, потому, что во всём остальном Марианна и её новые хозяева поняли друг друга, и между ними установились уважительные и дружелюбные отношения.