Разные годы - Оскар Курганов

Но силы уже покидали летчика, он истекал кровью. В эти минуты Зорин жил только напряжением нервов, огромной выучкой, тренировкой. Надо было во что бы то ни стало повести самолет на аэродром, держаться в воздухе, управлять самолетом хоть одной рукой. Тело казалось беспомощным и грузным, кровь сочилась на серебристую спинку сиденья. Зорин посадил самолет, не повредив его. Но когда к кабине подошли друзья, летчик лежал без сознания. Его понесли с гордостью людей, знающих цену такому подвигу.

Да, все люди, которым приходилось бывать в воздушных боях, знают это сильное человеческое чувство, дающее волю к борьбе даже в самые смертельные минуты.

Как-то раз летчики возвращались домой с удачного рейса. И вдруг, когда отряд находился еще над расположением немецких войск, самолет командира эскадрильи старшего лейтенанта Свитенко начал снижаться. Летчик получил тяжелое ранение в бою, мотор отказывался служить. Свитенко взмахнул крыльями: «Прощайте…»

Он выбирал поляну для посадки. Над этой поляной начали кружиться и наши самолеты, хоть их и обстреливали из зенитной артиллерии. Они видели, как Свитенко сел, как по дороге побежали к нему фашистские солдаты. Тогда отделился от друзей младший лейтенант Слонов. Он совершил посадку на ту же поляну, вытащил из самолета своего командира, привязал к себе и с молниеносной быстротой вновь поднялся в воздух. Все это он делал под минометным и пулеметным огнем, который фашисты направили на поляну, где совершили посадку два советских истребителя.

Так младший лейтенант Слонов доставил Свитенко на аэродром, и Георгий Галицин, поздравляя летчика, сказал: «Вот это настоящий советский истребитель!»

Летчики знали — это высокая похвала. Не так-то легко быть настоящим истребителем!

Под Москвой, 1941, октябрь

ИЗ ДНЕВНИКА 1941 ГОДА

Сегодня утром началось второе наступление противника на Москву. Все на фронте знали, вот-вот оно начнется, это наступление. Фашисты подтянули сюда свежие силы, новые колонны танков, артиллерию, пехоту.

Наиболее яростные атаки враг предпринимает в районе Волоколамска. Снова 16-я армия генерала Рокоссовского подвергается жестокому и невиданному испытанию. Еще ночью я приехал к нашим танкистам, которыми командует Константин Малыгин, молодой подполковник. Фашисты атакуют с шести часов утра. Узкая поляна огласилась ревом моторов, минометы врага усилили свои действия — мины рвались то здесь, у окопов, где лежали наблюдатели, то у кустарника, где замаскировались наши танки. Малыгин знал, что цель атаки — прорыв к магистрали. Враг пытается любыми усилиями продвинуться к Волоколамскому шоссе, ровному, асфальтированному, ведущему к Москве. Стало быть, надо отбить наступление, заставить вражеские танки и пехоту повернуть. В то же время нужно было сохранить наши танки, во всяким случае обойтись малыми потерями — ведь предстоят еще тяжелые и упорные бои за Москву.

Малыгин приказал майору Гавриилу Саратяни выйти с двенадцатью танками, вступить в бой с мощной колонной врага, задержать ее, подбить, поджечь, взорвать машины противника. Майор принадлежал к числу людей молчаливых и спокойных. Он понимал, что битва предстоит жестокая, потому что двенадцати советским танкам придется драться с шестью десятками фашистских бронированных машин. К тому же враги установили четыре батареи противотанковых орудий, которые должны были с флангов прикрывать продвижение танковой колонны.

Танки фашистов уже подходила к нашим передовым линиям, задерживаясь на мгновение, чтобы произвести орудийные выстрелы или осыпать градом пуль кустарник. Гавриил Саратяни выжидал. В сущности это была своеобразная «битва нервов», — побеждает тот, у кого больше храбрости, выдержки и воли к победе. Майор знал своих людей, они смогут компенсировать малое количество танков тем мастерством, искусством танкового боя, которым славятся наши танкисты, качеством самих машин. И вот, когда фашистские машины уже приблизились на короткую дистанцию, Гавриил Саратяни вывел свои танки к бросил их в бой.

В первые минуты вырвался вперед Герой Советского Союза Александр Васильев со своими танкистами и нанес удар по головным машинам врага. Гавриил Саратяни промчался за Васильевым, поддержал его. Меткие орудийные выстрелы с коротких дистанций привели в некоторое замешательство вражеские войска. То здесь, то там воспламенялись или взрывались танки. Васильев действовал неожиданными и смелыми ударами, он появлялся в самой гуще танков, расстреливал в упор фашистские машины. Фашисты ввели в бой противотанковую артиллерию. Тогда был послан танк младшего лейтенанта Исупова с заданием: уничтожить вражеские противотанковые пушки. Исупов подвел свою машину вплотную к вражеским батареям и с дистанции в пятьдесят метров расстрелял фашистские противотанковые пушки. Но и сам Исупов был ранен.

Враги решили, что советский танк подбит. Четыре фашистских танка бросились к Исупову, начали его окружать, Исупов сжал руку водителя:

— Пусть подумают, что в танке все погибли.

Фашисты смело шли вперед. Когда они приблизились, башня советского танка неожиданно развернулась, и артиллерийские снаряды посыпались на машины врагов. Мгновенно загорелись два гитлеровских танка. Экипажи их выскочили, а Исупов, пользуясь наступившим замешательством, вывел свой танк с поля боя.

Фашисты прошли к окраине села, закрепились за избами, попытались даже перейти к обороне. Но в это время в село ворвался на своем танке батальонный комиссар Александр Гришин. Он начал давить пехоту, поджег два танка, смял пушку, отбив занятый дом. Саратяни был тут же у села. Он все время держал в своих руках нити этой напряженной и стремительной битвы. Вот Васильев подбил еще один танк и остановился. Очевидно, командир был ранен. Саратяни повел свой танк к Васильеву, но тот уже пришел в себя, перевязал рану, Васильева окружили три вражеских танка, он вырвался, обошел их.

На поляне все время стоял страшный грохот, который может быть только во время танковых сражений: лязг железа, рев моторов, артиллерийские выстрелы, пулеметные очереди, взрывы, крики раненых, — все это смешалось, перепуталось, и было только удивительно, как майор Саратяни направляет действия каждого танка. Но он видел все из своей машины, этот замечательный командир и смелый танкист. Вот танк Гришина воспламенился. «Всем покинуть машину», — скомандовал Саратяни. Но Гришин и не думал покидать горящий танк. Он повернул пулемет и начал уничтожать наступающих солдат противника. Командир видел, как точные очереди сражали целые шеренги фашистов. Но в это мгновение раздался взрыв — в танке погиб Гришин. На одну секунду Саратяни потерял самообладание. Он открыл люк и крикнул: «Вывести комиссара!» И в это мгновение он сам был тяжело ранен. Майора вынесли с поля сражения. Он умер на руках у санитара, продолжая повторять только единственную фразу: «Какой у нас был храбрец комиссар, жаль комиссара…»

К концу третьего часа сражения оказалось, что враги потеряли у села восемнадцать танков, четыре противотанковых батареи и много пехоты. У нас были подбиты шесть танков. Но самой большой потерей была гибель Саратяни и Гришина.

Итак, минул еще один день — седьмой — нового, так называемого ноябрьского наступления фашистов на Москву. То был день ветреный, но не морозный, стояли высокие облака, была хорошая видимость. И уже с первыми лучами солнца поднялись в воздух наши истребители.

Фашисты избрали для своего наступления на Москву, пожалуй, наиболее благоприятный период русской зимы. Высохшая, затвердевшая, промерзшая земля покрыта тонким слоем снега. Еще нет ни метелей, ни глубоких снегов. Все это облегчает действия танковых и моторизованных гитлеровских войск.

Враг знает, что декабрь может принести и свирепые морозы, и непроходимые сугробы, и метели. Поэтому фашисты, не щадя ни солдат своих, ни технику, бросают в бой полки за полками — танки, минометы, артиллерию, автоматчиков, стремясь прорваться в глубину обороны наших войск и в то же время перерезать наши дороги, коммуникации, создав угрозу окружения Москвы.

Фашисты сосредоточили наиболее крупные силы в районах подмосковных городов — Клин, Истра, Солнечногорск, Сталиногорск. Здесь же и происходят самые ожесточенные сражения, требующие огромного напряжения сил и воли наших людей, — у врага перевес в танках. Например, только на двух участках — севернее Солнечногорска — враги собрали четыре танковые дивизии: 2-ю, 6-ю, 7-ю и 10-ю, четыре пехотные: 28-ю, 252-ю, 106-ю и 35-ю дивизию СС. Всего же они сосредоточили сейчас под Москвой 49 дивизий.

За последние дни немцам удалось ценой больших и тяжелых потерь продвинуться поближе к столице. Теперь на некоторых участках враг находится примерно в сорока километрах от Москвы. В то же время враг сосредоточил усилия на своих флангах, выдвигая их вперед — к востоку на Клинском направлении и загибая к северу на Сталиногорском направлении.