Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

В нем слышались отзвуки древнейшего прошлого, времен, когда окружавшие их сейчас туннели еще не были прорыты, он звенел, стремясь навстречу будущему, биение которого Босвелл ощущал всем сердцем.

Молим семькрат благодать

Благодати:

Милости обличья,

Милости добродетели,

Милости страдания,

Милости мудрости,

Милости верных словес,

Доверия милости,

Милости благообразия.

Если Брекену и случилось запнуться, когда он произносил эти слова, никто этого не заметил, ибо наполненный звучной мощью голос Босвелла ни разу не прервался. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Брекен обошел всех кротышей, притрагиваясь к каждому по очереди, как порой поступала Ребекка.

Лапы омоем потоками света,

Души отверзем любви когтями —

Пусть же внемлют они безмолвному Камню.

«Значит, Босвеллу тоже известны слова молитвы, — мелькнуло в голове у Брекена. — И кто же такой этот Босвелл?»

— Опасность миновала, — заговорил Брекен, обращаясь к матерям кротышей из Болотного Края. — Вы можете вернуться по домам вместе с малышами.

Кроты начали расходиться: луговые кроты, которых повел за собой Стоункроп, скрылись в лесу и устремились на запад, жители Болотного Края тоже пустились в дальний путь. На прогалине еще оставались боевики, но Брекен понял, что они уже не представляют никакой угрозы, что это всего лишь кроты, которых попутала нелегкая, и они сами не знают, что делать дальше. Храня молчание, кроты собрались вокруг Брекена, Меккинса и Босвелла и застыли, ожидая, какое они примут решение. И тут Брекен заметил, что из теней на свет выходят и другие обитатели Данктона: истсайдцы, кротихи из Вестсайда, старые кроты склонов. Даже некоторые из жителей Болотного Края остались на опушке вместе с Брекеном. Затем они принялись шептать нараспев:

— Бэрроу-Вэйл, Бэрроу-Вэйл, Бэрроу-Вэйл...

Когда эти странные звуки, от которых веяло чем-то первобытным, донеслись до Брекена, он понял, что ему придется отвести их туда. Он повернулся спиной к Камню, понимая, что на его плечи ляжет теперь бремя власти, принадлежавшей сначала Мандрейку, а затем Руну и сгубившей их обоих.

Среди кротов, спускавшихся следом за Брекеном вниз по склону, радостно распевая «Бэрроу-Вэйл» и «Брекен, Брекен», лишь один хранил молчание, хотя искренне любил его. Этим кротом был Босвелл, который хромал в задних рядах, изо всех сил стараясь не отставать и ни на миг не упустить Брекена из виду.

Глава восьмая

Обитатели Данктонского леса вскоре свыклись с тем, что правление перешло к Брекену, и зажили обычной для лета жизнью. Поначалу кое-кто из боевиков, утверждавших, что Рун вполне может вернуться обратно, поскольку его не убили и ему удалось скрыться, пытался мутить воду и бунтовать, но Брекен быстро положил этому конец, вступив в схватку с двумя самыми непримиримыми из боевиков, и после короткого решительного боя один из них погиб, а другой был тяжело ранен.

К исходу первой недели июля все утихомирились, Брекен добился полнейшего авторитета, а от боевиков осталось лишь воспоминание, постепенно отступавшее в область теней, из которых они когда-то вышли. В основном Брекен занимался тем, что улаживал различные споры и ссоры, которые часто вспыхивают в любой системе летом, когда забот становится не так уж много и всех интересует лишь вопрос о том, какие территории достанутся кротышам нового поколения.

А лето становилось все жарче и жарче. Бывает так, что после двух-трех жарких дней на небе появляются большие дождевые тучи, которые закрывают собой солнце, напоминая всем, что каждый ясный день — подарок, которым следует дорожить, но В этом году жара нарастала хоть и медленно, но непрерывно, ни на день не давая передышки, так что яркая зелень растений постепенно померкла, а листья на ветвях, застывших неподвижно в знойном воздухе, печально поникли. Землю окутывало дымчатое марево, пробиваясь сквозь которое лучи солнца утрачивали живительную силу. В те редкие дни, когда выпадал дождь, капли его высыхали, едва успев долететь до земли, а с третьей недели июля дожди и вовсе прекратились.

Уже давно всем казалось естественным, что Брекен управляет системой. Он давал советы, оказывал помощь, когда это требовалось, посетил Луговую систему, где правление перешло к Стоункропу, и они окончательно договорились о том, что доступ к Камню отныне будет свободен для всех луговых кротов. Вскоре обитатели обеих систем почувствовали, что теперь им живется лучше и вольготней, а Брекен пришел к выводу — во многом оправданному, — что давно в Данктонском Лесу не было так приятно, как сейчас.

Однако не все обстояло благополучно. Наступил август, и в характере Брекена начали незаметно для него самого происходить изменения. С одной стороны, он обнаружил, что уже не может разговаривать с кротами, приходившими к нему, так же запросто и по-дружески, как раньше.

Многим из них он внушал глубокое уважение, они почитали его за существо высшего порядка и с невероятной серьезностью, вызывавшей у него раздражение, выслушивали все, что он говорил. Другие, в том числе и здоровенные вестсайдцы, явно боялись его, и, когда долгие попытки заставить их почувствовать себя непринужденно оказались безуспешными, он невольно стал испытывать к ним презрение и начал свыкаться с мыслью о том, что, пожалуй, действительно является существом особенным и все, что он говорит, вправду крайне интересно и важно.

Брекен обнаружил, что, когда возникает необходимость что-либо предпринять, куда проще строго приказать, чем вежливо просить. Суеты при этом куда меньше, и к тому же, как заявил он ворчливым тоном Босвеллу, пытаясь оправдать растущую в нем тягу к самовластию, данктонским кротам нравится, когда кто-то все за них решает и командует ими.

Еще Брекен заметил, что жизнь становится намного легче, если переложить часть собственных обязанностей на других и поручить им рассмотрение тех жалоб и с поров, по которым он предпочитал не выносить суждения лично. В системе выделилась и стала постепенно расширяться группа кротов, куда в основном входили жители Бэрроу-Вэйла, а также некоторые обитатели Истсайда, которые всегда оказывались между Брекеном и прочими данктонцами.

В самом явлении не было ничего необычного или зловещего — подобное происходит в большинстве систем, — но у Брекена это, к сожалению, совпало с периодом возникновения подспудной внутренней неудовлетворенности, причин которой он не пытался доискаться, поскольку не замечал происходивших с ним перемен.

Ему стали свойственны раздражительность и резкость, порой он в спешке принимал необдуманные и неудачные решения. Например, Брекен вмешался в территориальные споры, возникшие между молодыми кротышами по поводу участков, прилегающих к склонам холма, что вызвало всеобщее недовольство. Зачастую он по несколько дней подряд отказывался разговаривать с кем-либо и отсиживался