G.O.G.R. - Анна Белкина

— Бросай и волоки уборщицу!

— Но он уже почти раскололся! — возразил Ежонков, который не хотел утруждать себя «волочением» уборщицы. Кстати, последнюю назвать стройной можно было бы, да. Но с большой натяжкой, закрыв глаза на пару троек/четвёрок/пятёрок лишних килограммов.

А врач смотрел в одну и ту же никому не известную точку пространства, и выражение его лица напоминало морду судака. Варёного судака.

— Ну, да, — скривился Недобежкин, бросив быстрый взгляд на несчастного врача. — Не блеет — значит, раскололся. Волоки уборщицу, увалень!

— Точно внушу тебе, что ты — бык! — огрызнулся Ежонков.

Тащить уборщицу сам психиатр не стал. На помощь Ежонкову пришёл Пётр Иванович, и они вдвоём выловили уборщицу из мутной лужи и привели в препараторскую. Уборщица даже переставлять ноги сама не хотела, а только безвольно тащилась, поддерживаемая под локотки. Да, весила она немало: килограммов восемьдесят при росте в метр с кепкой.

Тоже, наверное, любит пончики, как Ежонков…

Состояние уборщицы оказалось не менее тяжёлым, нежели чем состояние врача. Когда Ежонков погрузил её в гипноз — она замолчала и всё, дальше дело не пошло. Чего Ежонков только не делал с её заколдованным мозгом — никакого отклика не получил. Пришлось и уборщицу бросить.

— Надо искать других свидетелей! — постановил Недобежкин.

К сожалению, живых свидетелей тут, в этом «вокзале для усопших» не оказалось, а общаться с духами гипнотизёр Ежонков ещё не научился. Поэтому Недобежкин остановил своё шальное движение посередине препараторской, около пустого стола и задумался. Пётр Иванович и Ежонков остановились тоже и дожидались, пока начальник примет своё авторитетное решение.

Врач под ногами Недобежкина неожиданно пошевелился, а потом — заглушил блеяние и выплюнул два сногсшибательных слова:

— Вопросов… нет.

«Вопросов нет». Эти слова прозвучали заклинанием. Пётр Иванович аж подпрыгнул, когда услышал их, а Недобежкин даже закашлялся.

— Фашистские агенты! — обрадовался Ежонков. — Я же говорил! А ты, Васёк, ты просто… амбал! Умеешь только бегать и махать пистолетиком, а чтоб подумать… Я тебе говорил, попросить у них, чтобы они его вскрыли! А они у тебя динамо прокрутили, а он ушёл!

— Всё! — рубанул рукою воздух милицейский начальник и сделал решительный шаг к двери, отпихнув Ежонкова. — Едем назад и занимаемся этим нашим Никанором. Ежонков, работка для тебя: пушить его будешь, хочет он этого, или нет. Серёгин, звони гаишникам — пускай перекроют дороги и проверяют у всех документы и багажник. Мы их из Донецка не выпустим!

Глава 121. Хождение по мукам

1.

Поведение человека по имени Мурзик очень удивило Смирнянского. Обычно Мурзик — он никогда не говорил, как зовут его по-настоящему — за деньги готов был раскрыть любой секрет. Заплати — и ты сможешь узнать всё, что известно Интерполу. Однако узнав о том, что придётся распространиться насчёт Никанора Семёнова — Мурзик проявил стойкую тенденцию к залеганию на дно. Он начал буровить некую чушь, пытаясь отбояриться от Смирнянского, и тогда Смирнянский понял, что пришла «весёлая пора» действовать решительно. Смирнянский убедил Мурзика не залегать на дно с помощью весьма и весьма веского аргумента.

— Знаешь, Мурзик, я давно тебя пробил и записал на бумажечку твоё имя, фамилию и отчество, — уверенно, как ледокол, сообщил Смирнянский Мурзику в трубку телефона. — И, если ты, родной, вздумаешь пойти на попятные и спрятаться от меня — я кукарекну твоему начальству, какой ты честный. Ну, как, Мурзик, согласен?

— Ууу, — глухо ухнул на том конце провода Мурзик. — Ыыыы…

— Мычишь? — нахально осведомился Смирнянский, жёлчно похихикивая.

— П-подожди, — промямлил, наконец, Мурзик, подавляя мучительное болезненное заикание, которое у него внезапно открылось. — Я… я…

— Я, я, дас ист фантастиш! — хохотнул Смирнянский по-немецки с хохляцким акцентом. — Сливаешь Никанора Семёнова?

— Если… Ну, меня тогда самого сольют… в клозет… — мямлил Мурзик, явно продолжая отказываться от сотрудничества.

— Ну, если не будет Никанора Семёнова — тебе засветит тот же клозет, только ещё раньше, — авторитетно пообещал Смирнянский. — Потому что я кукарекну. Ты не думай, родной, что я просто так колеблю воздух. Я никогда не бросаю слов на ветерок, усёк, Мурзик?

— У-усёк… — пробухтел Мурзик, явно задумавшись. — Бу-будет тебе Никанор Семёнов… Только не сливай меня начальнику, ладно?

— Быстрее работай! — подогнал Мурзика Смирнянский, поняв, что этот субъект угодил к нему на удочку. — Либо завтра ты сливаешь мне Никанора Семёнова, либо я сливаю тебя твоему начальству — одно из двух, и третьего не дано.

— Хо-хорошо… — пролепетал Мурзик и поспешил слезть с телефона.

«Хы-хы!» — хохотнул про себя Смирнянский, радуясь «великой победе» над Мурзиком и, опустив трубку на рычаг, закинул ногу на ногу. Смирнянский блефовал по-чёрному: он никогда не пробивал Мурзика, не имел понятия о том, что там у него за имя, за фамилия и за отчество, и в глаза не видел его начальника. Даже если бы Смирнянский очень-очень сильно захотел — он не смог бы никому ничего кукарекнуть. И сейчас Смирнянский сидел и радовался тому, что смог взять интерпольщика Мурзика на понт.

Уезжая в морг на выручку Серёгину, Недобежкин прогнал Смирнянского из отделения, опасаясь того, что тот чего-нибудь там натворит в его отсутствие. Смирнянский вернулся домой, в свою Богоявленку, в свой шаткий, но не валкий домик и сидел на своём родном стареньком клетчатом диване перед своим советским телевизором. Договорившись с Мурзиком, Смирнянский почувствовал себя победителем львов и великанов. Поэтому он и решил поблагодарить себя за храбрость и съесть припасённый в холодильнике балык. Он поднялся с дивана и двинул стопы на кухню, но внезапно застопорился посреди коридора. «Игорь, ты сохранил мой дневник?» — слова того условного Никанора Семёнова, который устроил катавасию в отделении Васька́ Недобежкина, свалились с небес и стукнули его по макушке. А ведь, правда — настоящий Никанор Семёнов перед уходом на пенсию подарил Смирнянскому свёрток. Смирнянский не видел и не знал, что именно лежало в этом свёртке, потому как на нём было написано: «Открыть после моей смерти». Свёрток мирно спал, ожидая своего часа, в картонной коробке под кроватью Смирнянского…

Вообще-то Смирнянский думал, что Никанор Семёнов давно уже отодвинулся в мир иной — слишком уж он был стар, чтобы жить дальше. Смирнянский давно бы уже открыл этот свёрток — если бы не забыл о нём напрочь. Кажется, пора открыть его сейчас, пускай даже Никанор Семёнов и жив. Если в свёртке его дневник — он может пролить некоторый свет на невероятную жизнеспособность своего хозяина…

Смирнянский засунулся под свою кровать по пояс и нашёл коробку. Вытащив её, покрытую серою пылюкой, на ковёр, Смирнянский смахнул крышку и заглянул внутрь. Сверху лежал его суперсовременный ноутбук — да, Смирнянский прятал своё дорогостоящее чудо техники в таре из-под ботинок. Убрав его, Смирнянский увидел на дне коробки хлам, влагопоглотитель, кое-какие деньги и всё. Свёрток исчез.

«Чёрт, куда я его запёр?» — удивился Смирнянский, который никогда ничего не прятал ни среди белья, ни в буфете, ни за печкой, ни под ванной, а только тут, в этой коробке. Смирнянский, конечно, обыскал шкафы, кухню, ванную… Нет, не прячет он ничего ни в шкафах, ни в ванной. «Украли!» — это единственное, что мог подумать Смирнянский об исчезновении свёртка. Но кто? Когда? Как?? Смирнянский не впускал в дом гостей — только Недобежкина — даже Ежонкова того, и то не впускал. Залезли воры? Нет — они ноутбук и деньги бы забрали, а свёрток порыжелой от времени бумаги даже не заметили бы. Смирнянский нахмурился, прошёлся по комнате вокруг поруганной коробки, и тут его поразила вторая огнедышащая догадка. Свёрток уже никогда не найдётся: его похитили бандиты из «чёртовой банды», а самого Смирнянского наградили «звериной порчей»! Видимо, да — настоящий Никанор Семёнов был с ними круто завязан. Жаль, Недобежкин Кораблинского отпустил! Забьётся теперь этот Кораблинский в нору — не выкуришь! Трус этот Кораблинский — Смирнянский сразу понял, что «прославленный майор» — буквоед и трус. Когда Кораблинский был забацан в Грибка и «камлал» — Сидоров там что-то такое рассказывал, что он когда-то бил подследственных на допросах. Надо бы как-то это раскрутить, добиться, чтобы Кораблинского самого отправили под следствие, и тогда можно будет вспушить его по полной программе. Смирнянский пожалел о том, что больше не работает в СБУ, а то мог бы сам вспушить Кораблинского. Придётся просить Недобежкина, а ещё хуже — Ежонкова…

2.

Стоило Недобежкину переступить порог своего кабинета — он сразу принялся за работу. Милицейский начальник не знал суббот — для него выходные наступали тогда, когда заканчивались все дела. Дел было по горло — и поэтому Недобежкин проигнорировал сегодняшнюю субботу и, наверное — нет, не наверное, а точно — проигнорирует воскресенье.