Трепет и гнев - Карла Николь

Он – дипломатия в ее лучшем проявлении. Хорошо отлаженная машина вежливости и изящества.

После мероприятия, когда они снова садятся в автомобиль, чтобы отвезти Селлину на вокзал, Джованни оттягивает галстук, а затем откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза, переводя дыхание. Селлина улыбается. Дипломатический робот перезаряжается.

– Эй, – говорит она после долгого молчания.

– Да? – отвечает он, с закрытыми глазами.

– Ты когда-нибудь ел окономияки по-осакски? Я слышала, что это самое лучшее.

Он поворачивает голову.

– Ты голодна? Мы же только что съели всю ту чертову еду.

Она пожимает плечами.

– Я почти не ела из-за всей этой болтовни. И раз мы все равно здесь, то должны попробовать. – После этого она решает применить свои растущие знания японского языка: – Sumi-masen, oishii okonomiyaki no resutoran wa doko desu ka? Osusume no mise wa?[36]

– Я знаю одно место, – говорит водитель. – Лучшее место для окономияки и такояки во всей Осаке. Это в Намбе. Тут недалеко, и у них хорошее пиво.

Селлина ухмыляется в сторону Джованни, он смотрит на часы.

– Но, возможно, ты опоздаешь на последний поезд.

– Ничего страшного, – отвечает она. – У тебя есть номер в отеле, и я могу поспать на диване или найти другую комнату.

– Ты не будешь спать на диване. – Утверждает он. – Ты уверена?

– Уверена. – Она прищуривается. – Давай поедим поздно вечером жареного и выпьем пива. Я хочу насладиться Осакой.

Они так и делают. Водитель отвозит их в небольшой местный ресторанчик в оживленном районе Намба. Улица здесь суматошная, многолюдная, здания украшены неоновыми вывесками, которые светятся яркими цветами на фоне черного неба.

Когда они поднимаются по узкой лестнице и заходят в теплое помещение, их встречают занятой человек-повар и две официантки, которые, видимо, слегка недоумевают из-за того, что видят двух вампиров. Они жарят сочные «блинчики» в японском стиле на большой сковороде на отдельном столике, вокруг них витает жар, дым и запахи. Джованни сбрасывает пиджак, расстегивает воротник рубашки, после чего они заказывают холодное пиво.

Во время посиделки он много смеялся – они оба смеялись, вспоминая молодые годы и заполняя пробелы долгой разлуки.

Когда сковорода находится в перевернутом положении, а на тарелках остаются кусочки холодной лапши, рыбных хлопьев и кальмаров, Селлина откидывается на спинку стула, расслабившись.

– Как ты отдыхаешь и развлекаешься в свободное время? Просто любопытно.

Он озадаченно глядит на нее, его глаза блестят от лампы, висящей над их столом.

– Что это за слово? Развлечение?

– Прекрати.

– Сегодняшний вечер исключение, у меня не было «развлечения» с начала 1900-х годов…

– А… это когда ты отправился в свою знаменитую секс-разведку? – Они делают паузу. Джованни озадачен.

– Ты так это называешь?

– Мм… – Селлина кивает, ухмыляясь. – Твое великое исследование секса. Твоя юношеская вылазка в дом секса.

– Нет. – Джованни поднимает свое пиво и подносит его к губам. – Это было не тогда.

– Мы просто… отгородились друг от друга. – Селлина вздыхает, глядя на грязную сковородку. – Я хотела все обсудить с тобой – может быть, вместе придумать план? Но я и представить себе не могла, что ты так отреагируешь. Я была так зла и разочарована, что даже если бы ты попытался поговорить со мной, я бы, наверное, не стала слушать.

Джованни ставит пиво на стол и делает глубокий вдох.

– 1915 год был худшим годом в моей жизни, и каждый день… каждый последующий год был таким же. Пустым.

– 1915… – Селлина задумывается. – В тот год мне исполнилось шестнадцать. Это был тот же год, когда твоя мать умерла от голода на войне, а Доменико заболел… Я начала кормить Нино. Секс-разведка…

– И я потерял тебя, – добавляет Джованни. – Единственный вампир в моей жизни, который когда-либо заботился о моем благополучии. Я сделал это дерьмо, чтобы привлечь твое внимание – в моей идиотской восемнадцатилетней голове я пытался заставить тебя ревновать. Мой отец в итоге накричал на меня за это и сказал самые мерзкие слова, которые он когда-либо говорил мне. Такое ощущение, что в тот год все полетело к чертям и так и не восстановилось.

Это сработало. Мало кто знал, что он преуспел. Его действия тогда заставили ее ревновать и очень разозлили, разогнав ее суперсилу до максимальной мощности.

Она качает головой.

– Джованни, я не единственный человек, который заботится о тебе. Вампиры из нашей аристократии и по всей Европе обожают тебя. Твой отец точно заботится. Нино тоже.

Он усмехается.

– Я для всех них – государственный служащий, тот, кто решает их гребаные проблемы.

Селлина не согласна, но она не собирается спорить с ним на такую щекотливую тему.

– Ну… теперь мы с тобой, по крайней мере, разговариваем? Я просто хотела, чтобы мы могли поговорить о том, что случилось, раньше.

– Я рад, что мы разговариваем об этом, и точка. – Джованни смотрит на свой пустой стакан и водит по нему пальцами. – Я не думал, что мы когда-нибудь заговорим.

Селлина кивает, потягиваясь и зевая. Водитель оказался прав. Еда была восхитительной.

– Ты устала? – спрашивает Джованни.

– А ты? – Селлина улыбается. – Не беспокойся обо мне. Это тебе нужно успеть на рейс через несколько часов. Может, вернемся в отель, чтобы ты смог немного поспать?

Он на мгновение задумывается, и, все еще крутя свой стакан, он встречает ее взгляд.

– Нет. Если ты не против, давай пройдемся по окрестностям – может быть, найдем что-нибудь сладкое? У них есть что-то под названием тайяки. Это горячий блинчик в форме шара, начиненный заварным кремом или красной фасолью… или чем-то еще. Возможно, тебе понравится? Мы можем съесть один на двоих.

– Да, черт возьми, мне уже нравится, посмотрим, как это можно разделить пополам. – Еще поход за блинами? Живот Селлины уже набит до отказа – сегодняшний вечер похож на вызов: сколько вкусной еды она сможет запихнуть в себя за раз? – Возможно, к концу поездки мне придется купить новый гардероб, – говорит она в шутку. – Но это будет того стоить.

– Неважно, – заверяет он. – Ты всегда будешь собой – тем, с кем я могу забыть эту чушь про «чистокровного лидера». Ты никогда на это не подписывалась и всегда относилась ко мне как к нормальному, чувствующему человеку, а не просто к тому, кто может что-то сделать для тебя. Ты живешь по своим собственным правилам, и это завораживает меня. Я восхищаюсь этим в тебе, и я хотел бы…

Джованни делает паузу, уставившись в свой пустой бокал. Кровь приливает к щекам Селлины, и она делает вдох, желая, чтобы ее внутренняя сущность перестала бурлить, прежде чем ее глаза засветятся и