Сакральный знак Маты Хари - Мария Спасская

– Прошу меня извинить, милый Поль, я вынуждена вас покинуть. К тому же, я полагаю, мы с вами уже все обсудили, не так ли? Жду статью в ближайшем выпуске.

Обворожительно улыбнулась и поднялась из-за стола. Проходя мимо военного министра Мессими, склонилась к его уху и прошептала:

– Вы ведь подождете меня еще немножко? Я только перемолвлюсь парой слов со своим импресарио.

За столом у русских ей тут же нашлось место, правда, не совсем там, где Маргарета собиралась сесть. Но зато, расположившись между Габриэлем Астрюком и Дягилевым, она могла беспрепятственно рассмотреть заинтересовавшего ее лейтенанта. И вправду, совсем еще мальчик! Тонкое лицо, умные карие глаза, щеголеватые усики и волевой подбородок – такой тип мужчин ей нравился больше всего.

– Леди МакЛеод! Очень приятно лицезреть вас в нашем обществе, – заулыбался Дягилев. – Габриэль как раз рассказывал о ваших новых танцах. Мы все являемся вашими горячими поклонниками и надеемся увидеться с вами на премьере в «Фемине».

– Постойте, отчего же в «Фемине»? А что же вы ничего не говорите о нашем нынешнем контракте? – насторожилась Маргарета. – Надеюсь, месье Дягилев, вы подписали контракт? Вам Габриэль его передал?

– Помилуйте, душа моя, как же я могу подписать контракт с актрисой, которую не видел на сцене? – добродушно развел руками русский импресарио.

– Как не видели? – от возмущения Маргарета сжала кулачки. – О чем вы говорите?

– Я говорю о том, – не меняя добродушного тона, пустился в разъяснения русский, – я говорю о том, дорогая мадам, что, прежде чем брать на себя какие-либо обязательства, я должен посмотреть на вас в роли Клеопатры. Завтра жду на репетицию. Поработаем вместе, проверим друг друга в деле и тогда решим, стоит ли что-то подписывать.

Маргарета, никогда не сталкивавшаяся с подобными требованиями, была поражена. Понимая себя настоящей актрисой, она никогда не репетировала, просто подъезжала в назначенный день к театру и, загримировавшись, выходила на сцену. А тут вдруг с ней смеют говорить о каких-то репетициях! Дилетантка искренне полагала, что танцует ничуть не хуже Анны Павловой или Карсавиной, ибо об этом трубили все газетные статьи, к слову сказать, ею же и оплаченные. Но о пачках денег, переданных репортерам, со временем забывалось. Подклеенные же в альбом хвалебные заметки тешили беспредельное эго и убеждали в собственной уникальности. Смерив наглеца убийственным взглядом, Маргарета выдохнула:

– Не думаю, что мне необходимо репетировать. Просто передайте мне либретто, и я прекрасно впишусь в общий ансамбль.

Дягилев склонил голову к плечу и, внимательно посмотрев на покрасневшее от негодования лицо разгневанной голландки, осведомился:

– Правильно ли я понял, мадам, что работать вместе с остальными артистами над балетом вы отказываетесь?

– Да! – тряхнула танцовщица пышной прической. – Я не собираюсь тратить свое время на никому не нужные репетиции. Я могу выступать и так.

– Ну вот, мадам Рубинштейн, – обернулся Дягилев к худой брюнетке. – Помимо «Шехерезады» еще и «Клеопатра» ваша!

Услышав это имя, Маргарета замерла, впившись взглядом в ненавистную горбоносую русскую. Ида Рубинштейн! Вот она какая! Четко очерченное, с крупным хрящеватым носом лицо, выбеленное толстым слоем пудры, с тонкогубым, ярко накрашенным алой помадой ртом. И подведенными к вискам огромными глазами. Ни дать ни взять «жемчужина Востока»! Это надо же, какое удивительное совпадение! Только что Маргарета говорила об этой русской выскочке с репортером, и вот она, собственной персоной сидит рядом с красавцем-лейтенантом!

Сама Маргарета не видела, но вернувшийся из России Габриэль Астрюк, забавляясь, рассказывал об одной ненормальной девице из банкирской семьи, которая вдруг возомнила себя балериной и так же, как Мата Хари, скачет по сцене обнаженной и исполняет танец семи покрывал. По словам импресарио, эта Ида была не просто богата, а баснословно богата, и ни перед чем не собиралась останавливаться. Загоревшись идеей сыграть Саломею, Рубинштейн оплатила в Петербурге постановку одноименной пьесы Оскара Уайльда. Саломея была давнишней и несбыточной мечтой Маты Хари, и танцовщица с особой силой невзлюбила свою русскую подражательницу, как она сама про себя называла Иду, особенно выделив ее в интервью из целой череды других подделок.

– Мадам Рубинштейн так же, как и вы, далеко не профессионалка, – между тем говорил Дягилев. – Но между вами, дамы, – он окинул строгим взглядом обеих женщин, – колоссальная разница. Ида трудится как вол. Она много лет репетирует с Фокиным, нашим лучшим балетмейстером из Мариинского театра. Михаил ставит Иде Львовне танец и отрабатывает каждый жест и па, поэтому при прочих равных я предпочел бы подписать контракт на «Клеопатру» с ней.

Слова русского больно резанули голландку по сердцу, кровь ударила в голову.

– Помимо перечисленных достоинств мадам Рубинштейн богата и не нуждается в гонораре, – желчно проговорила Маргарета, испепеляя взглядом породистое лицо соперницы. – Не сомневаюсь, что костюмы ей сошьет неподражаемый Леон Бакст! Он, несомненно, лучший. И Иде Рубинштейн как раз по карману оплатить его дорогостоящие услуги. Полагаю, вы уже знаете, что я была вынуждена отказаться от костюмов месье Леона, ибо они мне не по средствам. За свою работу он берет так дорого! Вы, русские, всегда все меряете деньгами! А духовная сторона искусства вас мало волнует.

– Что вы имеете в виду? – насупился Дягилев, переставая разделывать только что поданную осетрину и обиженно поглядывая на голландку.

Мадам МакЛеод приняла горделивую позу и запальчиво выкрикнула:

– В отличие от миллионерши мадам Рубинштейн, этой необразованной выскочки, я родилась на Яве, выросла в храме и впитала сакральную восточную культуру вместе с молоком матери.

Сквозь алую пелену гнева, застилавшую глаза, Маргарета видела, как на скулах юного лейтенанта заиграли желваки, в то время как Ида, накрыв его руку своей узкой ладонью, холодно улыбнулась и, не отводя темных глаз от лица соперницы, низким бархатным голосом проговорила:

– Я понимаю, дорогуша, что вы на меня обижены и говорите так не со зла. Поверьте, меньше всего я хотела забрать у вас роль, которую вы считали своей. Но я не привыкла оставаться в долгу. Взамен я дарю вам Вадима.

Головы всех присутствующих за столом повернулись в сторону Иды. Во взглядах сквозило недоумение. Слухи о щедрости мадам Рубинштейн давно будоражили окружение миллионерши. Деньги были для нее ничто, и женщина легко раздаривала их окружающим. Рассказывали, что как-то во время светского раута Ида сняла с пальца невероятной величины рубин и со словами «дарю!» опустила в бокал с шампанским своей соседки по столу. Дама весь вечер не сводила с кольца глаз, и богачке Рубинштейн ничего не стоило осчастливить ее таким эффектным способом. Но кольцо – это одно, а молодой любовник – совершенно другое.

Лейтенант сжал свой бокал с такой силой, что побелевшие пальцы едва не раздавили хрупкое стекло. А Ида Рубинштейн невозмутимо продолжала:

– Я же вижу, мадам МакЛеод, что лейтенант Маслов вам нравится. Вы же глаз с него не сводите.

И, слегка повернув лицо к любовнику, протянула:

– Помните, Вадим, вы обещали мне исполнить все, что попрошу?

Лейтенант потрясенно кивнул, мертвея лицом.

– Так вот, я прошу повсюду сопровождать мадам МакЛеод. Сопровождать до тех пор, пока она сама не попросит оставить ее. Я могу рассчитывать на вашу порядочность?

– Слово офицера, – выдохнул Маслов.

– Ну что же, мадам, мы с вами в расчете. Больше я вам ничего не должна. Господа, что же мы сидим? У меня родился тост! Я хочу выпить за непревзойденную исполнительницу восточных танцев Мату Хари и ее всемирный успех!

Наполненные шампанским бокалы с хрустальным звоном стукнулись друг о друга и были осушены до дна. После этого Маргарета поднялась из-за стола, проговорив:

– Мне пора. Всего хорошего. Астрюк, жду от вас хороших известий!

Следом поднялся лейтенант Маслов и, сухо кивнув сотрапезникам, направился за Матой Хари. Догнал в вестибюле и, подавая манто, с легким оттенком грусти проговорил:

– Позвольте представиться – лейтенант царской русской армии Вадим Маслов. Леди МакЛеод, не могу передать, как я восхищен нашим нечаянным знакомством!

– Зовите меня Маргарета, – откликнулась плясунья. – Я тоже рада знакомству.